Отверженный 追放者 Часть III

Глава 12

— Вот, здесь идеальное место, — гордо заявил Сатеши, устало опускаясь на нагретый солнцем камень. — Здесь твои медитации будут глубже, а эффективность тренировок возрастет.

Он устало вытянул ноги и запрокинул голову, отдыхая от путешествия в тени деревьев.

— Если честно, мастер, я сомневаюсь, что красивый вид как-то может повлиять на мою общую продуктивность, — цинично заметил я. — Такое только в кино работает.

— Не будь ты одержим, Коакума, я бы уже приказал тебя выпороть за то, что споришь с учителем, — пробурчал дедулян.

— Но…

— Но это твоя природа, — вздохнул он, — для тебя нет авторитетов, и это нормально. Лучше осмотрись и подумай, успокой разум.

Я осторожно сделал пару шагов к краю утеса и заглянул вниз.

Далеко лететь. Там расстилалось бесконечное зеленое пространство буйной растительности, что поглощало все вокруг до горизонта. Я стоял на крохотной площадке над этим лесным океаном, и передо мной расстилалась вся гористая долина. Даже синеву реки можно было разглядеть вдалеке.

В Японии очень низкое небо, это я заметил сразу как здесь оказался, но сформулировать не мог. К этому просто мгновенно привыкаешь и относишься будто это нормальное явление. Солнце и облака, луна и звезды, все это висит прямо над головой, так, будто не ты стал выше, а все вокруг неожиданно уменьшилось.

Казалось бы, небо должно валиться на плечи и давить, но подобного ощущения не возникает. Просто от этого небольшая Япония, с её маленькими домиками, холмиками, низко-висящими проводами и высокими волнами, кажется ещё более миниатюрной, чем она есть.

Зато облака здесь реально огромные, это правда.

— Садись, закрой глаза… — приказал учитель.

— Я не вижу смысла в постоянных медитациях, — сказал я, но подчинился. — Прогресса нет.

— Я объясню тебе смысл. Ты медитируешь, чтобы держать под контролем свои эмоции и побуждения, успокаиваешь дух, и ты в этом преуспел. Но есть другой, более глубокий уровень медитации…

— Когда я вижу образы, да я помню, вы говорили, — произнес я, устраиваясь поудобнее. — У меня такое случалось, но видения были… странными.

— Расскажи мне про свои образы, — попросил старик.

— Они обрывисты и иллюзорны. Я не могу их описать.

— То, что ты видишь, называется — «Зеркало внутренней гавани». Надеюсь, ты читал труды Окицу-но, как я тебя просил.

Я не ответил. Может и читал, эта ерунда мгновенно исчезала из моей головы, лишь я покидал архив.

— Это твой внутренний мир, твое отражение. И будучи зеркалом, оно лишь показывает средоточие твоего духа, не больше и не меньше. Так что твой мир может быть как отвратительным болотом, так и хрустальным городом.

— И как мне превратить болото в город? — поинтересовался я, зажмурив глаза и стараясь сфокусироваться.

— Никак. Твой дух неизменен, твоя сущность постоянна. Слышал, когда говорят, что люди меняются? Это не так. Вот — обычный добродушный мужчина, ладил с коллегами на работе, пил с друзьями саке в баре, вел пристойный и благой образ жизни, примерный семьянин. Но вот он получил долгожданное повышение. Он стал зарабатывать в два, три раза больше прежнего, его жизнь пошла в гору. Он неожиданно перестал посещать привычные ему места отдыха, позабыл старых друзей, а коллег по работе не считает за людей. Он разводится с женой, оставляя ей детей на попечение и все больше проводит время с новыми друзьями в заведениях с сомнительной репутацией. И все, кто знал его прежнего, начинают в один голос галдеть: «Вы посмотрите, как деньги его изменили! Он же совсем другой человек!» Так вот, юный Коакума, деньги не портят людей, они лишь помогают им раскрыть свою натуру, распуститься будто мухоловка и исторгнуть удушающее зловоние, либо расцвести будто маковый цветок. Люди не меняются.

— И что мне остается? Если болото мне совсем не по душе?

— Привыкать и прятать его. Думаю, это ты и так умеешь. А теперь сосредоточься и вспомни, что ты видел последний раз. Но сейчас, не отталкивай эти образы, а тяни их к себе. Не бойся их, заставь их замереть.

Я глубоко вдохнул и попытался вспомнить.

Прошлый раз… Это были Серые Дни. Они не давали мне успокоиться, медитация была наполнена кошмарными образами, неприятными и липкими, как китовый член. (Никто не умеет так играть в метафоры, как ты, и это не комплимент.)

Я видел… Видел смеющегося демона Они' в небесах, из его рта сыпались градом мертвые птицы, покрывая собой площади и минареты. Видел черный град на белой пыли костей.

Вдох и выдох.

Я шагнул в темноту и провалился, черная и густая субстанция оплела мое тело, позволила проникнуть глубже, упасть на самое дно. Моя душа соткана из темноты и безумия, но что скрывается там, в этом мраке?

— То, что ты увидишь, есть реальность, построенная твоими руками, — слышал я голос сенсея где-то вдалеке. — Твой внутренний мир…

Мой внутренний мир.

Даже мне самому не хотелось его видеть.

Я шагнул на коричневый мелкий песок и вдохнул запах пустоты. Туманное и мрачное небо зловеще склонялось над пустынной землей, черное солнце висело в зените, закрытое красной радужкой луны.

Но это не абсолютная пустыня, встречаются деревья: мелкие, поникшие, клонящиеся к земле. Обгорелые и погибшие, как все в этой печальной долине.

Из песка торчал край белой ткани, я наклонился и вытащил на свет оборванную пижаму с выцветшими единорогами на ней. Муза была здесь…

Я представил, как она шла босиком по колючим камням, одновременно раздеваясь и разбрасывая одежду. Отпуск у каждого свой. Я сжал лоскут в кулаке и улыбнулся. Ладно, посмотрим, куда ты меня приведешь, по этой долине смертной тени.

Я прошел по пустынной гряде, оглядывая с высоты мои земли. Справа ютились скалы, высокие, режущие пиками небо, и мелкие, спутавшиеся между собой, будто кольца кальмара. Изъеденные солью, истрепанные и потрескавшиеся, неровные, уродливые, но величественные. Нигде таких не увидишь.

Слева плоскогорье и кромка бордового моря. На вершине песчаных гор меня обдувает прохладный ветер, он не несет никаких запахов кроме привкуса ржавчины. Один шаг и я ступаю на каменистый склон, земли под ногами нет, вместо неё блестящие кристаллы выгоревшего песка. Они сверкают и переливаются, но не слепят, ведь солнце этого мира не может греть, оно тоже не живо.

Ниже земля покрыта скудной растительностью, — желтые, жухлые пучки травы. Их становится больше и больше, пока я не вступаю на луг, покрытый этой хрустящей соломой, бреду по колено в бесплодном поле лимонного цвета. На моем пути встречаются следы цивилизации, но это и правда лишь забытые, занесенные пылью следы, не более того. Деревня или поселение, я не знаю. Я иду мимо, не поднимая головы. Заброшенная мельница покосилась и накренилась, её почерневшие от времени лопасти давно замерли, позабыв вкус ветра. Пустые дома по бокам, чернеющие проемы окон не манят меня, я знаю, что никого внутри нет. Раскачивающаяся сама по себе качеля на детской площадке надоедливо скрипит, из перевернутой собачьей будки я слышу приглушенное рычание.

Иду дальше, усталость не тревожит меня здесь, где время погибло. Где-то вдалеке я вижу силуэты пирамид, их гряда бесконечна и исчезает в морской пучине. Вот и пляж. Я останавливаюсь, слушая плеск воды. Вблизи она не кажется красной, — она прозрачная, чистая, как и омываемая ей круглая и мелкая галька. Я стою на берегу, засунув руки в карманы, и смотрю вдаль. Я знаю, что это море мертво. Как бы глубоко я не нырнул, на дне не будет ничего кроме зеленого мха и обломков затонувших кораблей.

Здесь ничего нет. Совсем ничего. Это моя страна вечного сумрака и тишины. Мизантропия. Хорошее имя этому месту.

Я знаю, что если я пересеку залив, то найду исписанные граффити стены, бульвары, покрытые засохшей кровью, храмы без куполов и символов, небоскребы без окон и дверей. Дороги, на которых никто не встретится, сады, где ничего не прорастет, и стоячие реки, где течения нет и не будет.

Я достал сигарету и чиркнул зажигалкой. Искры не было, ну конечно, откуда ей здесь взяться. Вдалеке, где-то на краю пляжа, я заметил странное явление, будто столп солнечного света ниспадал на то место, спрятанное от посторонних глаз.

Но я-то заметил. Я иду по пустынному пляжу, вдоль каменной гряды и вспоминаю, как где-то в этом месте впервые встретился с Ангелом. Да, это наверняка произошло где-то здесь. Интересно…

Странное дело… Я присел, осматривая влажные камни. Между ними пробивались свежие ростки травы. Слабые, салатово-белые, тонкие, но живые.

И правда, непонятно как могло здесь, на каменном пляже, что-то выжить и даже взойти. Абсурд.

Чем дальше я шел, тем больше её становилось, — травы. И вот она уже покрывала камни, будто биологический паразит, что захватывал мой мир, заползая и затмевая собой. А это что? Дерево? Цветущая сакура, какого хрена⁈

Я поднялся по пригорку и оказался на ярко-освещенной улице, которую не мог не узнать. Я стоял у «Татсуко Хай», окна главного корпуса горели мягким желтым светом, ворота были открыты, будто приглашая войти. Нет, я пожалуй откажусь.

А вот спортивный комплекс, белый и чистый, пожара будто и не было. Роща мягко колышется и дышит жизнью, дыра в заборе исчезла, будто её и не было. Меня тошнит от этого места, сверну за угол, по знакомой дороге. Хм… «Феникс», за широким окном тоже горит свет, барная стойка пуста, но кофемашина притягательно помаргивает зелеными огоньками, будто предлагая войти и посидеть за чашечкой латте. А вот «Такка», магазин, в котором я купил перочинный нож, в первые дни моего пребывания в Японии. Тоже пуст, даже обычно переполненные мусорки у входа чистые и блестящие. Дом, именно на него ниспадал солнечный свет, он был средоточием всей этой яркой гадости.

Поднимаюсь по ступеням, медленно открываю дверь и вхожу. Чистая кухня, три миски с лапшой на столе, они ещё дымятся, словно их только приготовили. Кружка кофе на подоконнике, окно приоткрыто, чтобы в любой момент мог вернуться Мяузерс. С улицы доносится пение птиц и легкий шепот ветра.

Икари.

Ты здесь?

Тут ты поселился? Спрятался от всего мира, закрывшись мной, словно ширмой? Забился в свой мерзкий, яркий, сверкающий уголок и мешаешь мне…

Я видел, что ты делаешь. Как твое влияние медленно прорастает в моем мире, мелкий ты поганец.

Я прошел мимо дивана, который мы с Мисой-чан удачно изнасиловали, в свою комнату, тут все было без изменений. Учебники на полках, матрас на полу, нарисованная от руки стопка манги на столе.

И что мне со всем этим делать? Почему в моем внутреннем мире появился островок Икари? Причем идеализированный, вылизанный до блеска, будто я никогда и не перерождался в его теле.

Я схватил рисунки со стола и смял в фитиль, достал зажигалку. Щелчок! Пламя весело запылало, потянулось к бумаге. Горело ярко, даже лучше обычного.

Ты мешаешь мне, пустил корни в мире, который тебе никогда не понять. Это кладбище, да, но оно моё! А ты что⁈ Хочешь засадить его блестящими цветочками и радугу пустить? Этому не бывать. Я сожгу тебя, вместе со всем этим пестрым балаганом!

Я замер посреди комнаты, со свертком и зажигалкой в руках. Подумай, успокойся… Эмоции это то, что отличает тебя от Икари, злость такая же эмоция, как и любая другая. Будь методичен, бесстрастен, невозмутим.