Последний свет (Астриум-4)

Глава 19

Отец…

Слово, которое я ожидал услышать в последнюю очередь. Слово, которое единственно логично объясняла не просто все, что происходит, а еще и все то, что происходило до этого. Объясняло всю Триллу как личность, позволяло понять ее характер и ее мотивации к тем или иным поступкам.

Отец…

Единственный оставшийся после «смерти матери» близкий человек для девушки, который отказался иметь с ней вообще хоть что-то общее. Задействовал все свои корпоративные связи и все свои деньги для того, чтобы полностью похоронить всю память о том, что у него была дочь, там, куда никто не захочет сунуть свой нос. А если и захочет — ничего не найдет.

Отец.

Получается, полное имя Три — Антрилла Верпен… Что ж, это действительно звучит весьма аристократично и достойно наследницы многомиллиардной корпоративной империи.

Империи, глава которой сейчас стоял перед нами, бледный, как сама смерть, и губы его нервно подергивались, а глаза неотрывно смотрели на дочь.

— Три… — только и смог тихо уронить он.

— Надо же, ты помнишь, как меня зовут. — невесело усмехнулась Трилла. — А я думала, ты даже из своей памяти смог вычеркнуть меня. Как маму. Как ты там говорил про нее? Мертвые заслуживают того, чтобы их помнили, но делать это совершенно не обязательно? Правильно? И выкидывая меня за двери корпорации, ты прекрасно знал, что фактически подписываешь мне смертный приговор… Правильно?

— Три… — снова прошептал Верпен. — Ты же не умерла… Ты же не умерла!

Трилла покачала головой:

— А что это меняет? Ты не хуже меня знаешь, что тогда, в машине сплющенной в лепешку о стену, я тоже не умерла. Со мной все было почти в порядке, я даже особенно не пострадала, в отличие от мамы, которая умерла практически сразу…

— Да ты тоже была при смерти! — взмахнул руками Верпен, выходя из своего оцепенения. — Если ты этого не помнишь или не знаешь или не чувствуешь, это не значит, что этого не было!

— Это с твоей точки зрения. — тихо ответила Трилла. — Да, осколок действительно застрял в голове, перерезав нервные окончания от глаз… Но это было единственное мое повреждение. Я всего лишь ослепла. А ты списал меня со счетов, как погибшую.

— Я пытался вылечить тебя! Я все отдавал за то, чтобы попытаться тебя вылечить! Сколько операций тогда ты перенесла — это все благодаря мне! Я привлекал сначала лучших специалистов, потом хотя бы тех, кто просто соглашался попробовать — ни у кого ничего не получилось, но я не оставлял попыток исправить ситуацию!

— Ты не пытался исправить ситуацию. Ты пытался исправить меня. — голос Триллы оледенел и приобрел хорошо знакомые мне интонации, услышав которые следовало бы прекращать разговор, разворачиваться и квантовать прочь без оглядки, кем бы ты ни был. — А ведь я тебя об этом не просила. Меня вполне устраивали импланты, даже самые простые, временные, которые мне поставили в первый же день в больнице. И тем более те, — она щелкнула пальцем по уху, — на которые их заменили потом. Полностью устраивали! Но что ты мне отвечал на это? Моя дочь… Ну же, повторяй за мной! Моя дочь не будет…

—…не будет ходить с железками в теле… — гордо вскинув подбородок закончил за нее Верпен. — Никто из моей семьи не будет ходить с железками в теле! Мы — Верпен, мы — элита, а элите не нужны механизмы и приспособления для того, чтобы быть лучше! Потому что быть лучше просто невозможно!

Трилла сделала несколько шагов, отодвинув меня с пути, подошла к столу, возле которого стоял Верпен и оперлась на него руками, нагнувшись и вызывающе выставив вперед подбородок:

— Вот-вот. — усмехнулась девушка. — Узнаю своего отца. Надменного спесивого старого идиота, который отказывается даже поставить себе водитель сердечного ритма, несмотря на проблемы с сердцем, вместо этого предпочитая глотать таблетки горстями! Который даже для того, чтобы пользоваться корпоративной нейросетью, готов терпеть громоздкий внешний коннектор, вместо того, чтобы поставить себе внутренний порт за одну простейшую операцию длиной в десять минут.

Иллюстрируя свои слова, Трилла взяла со стола перед ней лежащие на столешнице тонкий, но широкий обруч неровной формы, насмешливо покрутила его в воздухе, а потом отшвырнула прочь. Верпен не отреагировал — даже не проследил за его полетом, взгляд его по-прежнему был прикован к Трилле.

— Железо нужно тем, кто без него ничего не может. — процедил Верпен сквозь зубы. — Таким, как мы, оно без надобности. Мы находимся на вершине мира и он сам изменяется так, как мы хотим.

— О, правда? — Трилла мило улыбнулась. — Стало быть, то, что происходит сейчас за этими стенами — это то, чего мы… прости, ТЫ — хотел?

Верпен отчетливо скрипнул зубами и ничего не ответил — Трилла нашла уязвимое место в его логике и атаковала его точно выверенным и просчитанным ударом.

Впрочем, у нее других и не бывало.

Я же пытался сложить вместе обрывки разговора и выстроить из них полную картину того, как Трилла из правящей верхушки Верпен оказалась в рядах светлячков. Пока что получалось, что она со своей матерью попала в аварию, в которой мать погибла, а Трилла лишилась зрения. Причем лишилась она его так капитально, что исправить эту проблему не представлялось возможным из-за полного уничтожения зрительных нервов… Или из-за того, что ей в первый же день установили какие-то временные зрительные импланты — я так и не понял. Главное, что возможность вернуть девушке зрение, как оно было, полностью исчезла, но отец не согласился с этим мириться, поскольку по какой-то причине настроен по отношению к носителям любых имплантов строго негативно. Он приглашал всех возможных специалистов для того, чтобы они помогли Трилле, но все лишь разводили руками, констатируя, что здесь ничего не сделать и ходить девушке до конца своей дней, сканируя окружение звуками, как летучая мышь. Окончательно повредившийся умом из-за аварии, в которой потерял жену и все равно что потерял дочь, Верпен наконец смирился с этим и принял единственно верное, как ему казалось решение — раз его дочь не может быть такой, какой он хочет ее видеть, значит, и дочери у него не будет. И, наверное, только какие-то остатки то ли гуманизма, то ли отцовской любви, а то ли — светлой памяти о жене, — помешали ему натурально избавиться от Триллы физическим образом и вместо этого он просто вышвырнул ее на улицу, объявив погибшей при невыясненных обстоятельствах — у него явно хватало денег и власти на то, чтобы провернуть такой трюк. По сути, он все равно, что убил Триллу, поскольку не мог не понимать, что рафинированный, выросший в шоколаде и зефире ребенок не выживет на улице… Но формально его руки были чисты. Как минимум для него самого.

Вот и сейчас в его глазах не было раскаяния. Не было чувства вины даже после всего того, что сейчас ему выложила Трилла. Лишь удивление и обескураженность, как его следствие, промелькнули на лице Верпен в первые секунды, как только Трилла открыла свою личность… Но и только. Снова взяв себя в руки, Верпен снова стал тем, кем Трилла его и описывала. Тем, кем он и являлся. Надменным спесивым глупцом, который, помимо прочего, еще и не очень хорошо дружит с головой.

Но Трилле будто бы и не нужны были его извинения и оправдания. Ей даже не нужно было «посмотреть в глаза», что частенько является мотивацией персонажа в книгах и фильмах. И я это могу утверждать совершенно точно, потому что у Триллы не было зрения как такового и взгляд в глаза отца для нее будет равнозначен взгляду в глаза чучела или манекена. Она ничего не сможет в них разглядеть банально в силу физических ограничений.

Так чего же она хочет?

И этот вопрос явно мучал не меня одного.

— Что ты хочешь? — сухо спросил Верпен даже почти спокойным тоном. — Что тебе нужно?

— Отмщение. — со вкусом произнесла Трилла, толкаясь ладонями от слова и разгибаясь. — Сатисфакция.

— Отмщение? — Верпен усмехнулся. — За что? За то, что я дал тебе возможность жить?

— О, я выжила не твоими стараниями. Это лично моя заслуга, знаешь. У меня и правда было много, очень много вариантов погибнуть. Это могло произойти в первый день, потом дважды — во второй день, потом еще один раз — в третий. На четвертый день я всерьез думала выйти за световые барьеры и просто не возвращаться, и хорошо, что я этого не сделал. На пятый день… Говоря проще — я помню каждый раз, когда я могла погибнуть, остаться калекой или еще чего похуже… Скажи, отец, ты знаешь, что такое голод или жажда? Ты способен хотя бы представить себе такую ситуацию, что у тебя нечего есть или пить? Не кухарка не приготовила, не помощник забыл или не успел сходить в магазин, а их просто нет. Нет возможности купить еду, потому что нет денег и нет возможности ее украсть, потому что воровство… что там воровство, а?

— Воровство хуже предательства. — Верпен снова вскинул подбородок, словно вещал для огромной толпы последователей.

— Вот-вот. — Трилла кивнула. — Я почти что физически не могла ничего украсть, у меня просто рука не поднималась… Но это было лишь до тех пор, пока я не нашла выход из этой ситуации. Пока я не нашла того, воровство у кого не будет входить в противоречие с моими внутренними убеждениями. О, я смотрю, в твоих глазах наконец-то появился проблеск интереса. Тебе наконец стало интересно, как и почему я выжила, хотя по всем законам должна была умереть от холода, голода и жажды максимум через неделю после того, как меня вышвырнули на улицу. Что ж, я тебе отвечу. Я выжила благодаря тому, что во мне проявился Свет. Проявилась Вспышка. Тебе бы она, кстати, понравилась, она позволяет делать то, что ты и хотел со мной провернуть — исчезать. Меня подобрали светлячки и с тех пор я приняла твердое решение, согласно которому у меня больше нет и никогда не было родной семьи. С того момента они стали моей семьей, моей единственной семьей. Семьей, для которой мне ничего не жалко. А ты превратился для меня лишь в объект. Объект для мести. Я много думала о том, как вернуть тебе сторицей то, что ты сделал со мной, но все, что приходило в голову, казалось мелким. Одноразовым. А меня это не устраивало. И знаешь, что помогло мне определиться с выбором? О, ты взбесишься. Мне помогло то, что ты, отец — идиот. Окончательно лишившийся последнего проблеска разума из-за произошедшей катастрофы идиот. Спесивый и надменный идиот, который за своим раздутым эго не видит того, что находится прямо перед носом.

— Я не идиот! — внезапно взвизгнул Верпен, на мгновение снова став тем истериком, с которым я разговаривал пару минут назад. — Не смей меня так называть!

— Точно? — спокойным голосом спросила Трилла. — Тогда скажи мне, не-идиот, почему ты не удалил мои учетные записи из сети Верпен? Почему оставил внешний доступ, почему не аннулировал идентификаторы? Впрочем, лучше ничего не говори, потому что все, что ты скажешь — будет ложью. Я сама отвечу, почему так произошло — потому что ты был уверен, что я не выживу. А ты не можешь позволить себе сомневаться в своих собственных мыслях и решениях, потому что, если ты начнешь это делать, то может оказаться, что ты ошибался в своей жизни постоянно. А если я не выживу — значит, и незачем удалять мои данные из сети Верпен… Хотя нет, даже не так — их не просто незачем удалять, а ты даже подумать не мог о том, чтобы их удалить. Потому что подумать об этом уже само по себе значит усомниться в правильности своего решения и его последствий. Так что даже если на подсознательном уровне ты понимал, что это нужно сделать, дальше подсознания эта мысль не поднималась… И ты даже не представляешь, как я обрадовалась, когда додумалась до этой мысли и когда попробовала организовать себе внешний доступ в сеть Верпен… А уж когда он увенчался успехом!..