Этот мир не выдержит меня. Том 3

Глава 20

Я смотрел в странные «глаза» моего собеседника. Огранённые синие камни казались поразительно живыми — они поблёскивали на свету и будто бы излучали весёлое любопытство… Любопытство, смешанное с бесконечной усталостью.

Шаг назад. Половицы скрипнули под моими ногами. Я присел на кровать, продавив своим весом металлическую сетку.

Всё, что меня окружало, оказалось иллюзией. Очень реалистичной, невероятно правдоподобной… И насквозь лживой.

Удивительно, но на душе стало даже как-то спокойнее. Я не сошёл с ума, не в пал в кому и не словил приход от сильнодействующих медикаментов. А значит, всё пережитое — и плохое, и хорошее — происходило со мной на самом деле. Это радовало.

Моё тело молодело. Зеркал здесь не было, однако готов поспорить, я снова становился Феликсом Обрином. Правда, не думаю, что в этом месте физический облик имел хоть какое-то значение.

В груди вспыхнуло чувство тревоги. Вспыхнуло и тут же погасло.

Пока я «прохлаждался» не пойми где, доблестный ветеран Пуллон отрабатывал на моей многострадальной тушке приёмы рукопашного боя с холодным оружием. И поскольку бывший легионер неплохо знал своё дело, шансов отделаться лёгким испугом фактически не осталось.

В реальности я почти мёртв. А раз так, то тревожиться уже чуточку поздно. Оставалось только расслабиться и получать «удовольствие»…

Тем более, интуиция подсказывала — настоящие проблемы ещё впереди. И их источник вовсе не Пуллон, а этот модный «парнишка» с интересными глазами.

Кто он? Не знаю. Но ждать чего-то хорошего от этого «персонажа» явно не стоило.

— Не боись, — повторил он, выставив перед собой раскрытые ладони.

Жест искренности и открытости. Так демонстрируют отсутствие оружия и дурных намерений. Или пытаются втереться к собеседнику в доверие.

Я пожал плечами. Страха во мне не было. Фактически я уже мёртв, а значит, бояться попросту глупо.

— Так и будешь молчать? — спросил «парнишка». Он буквально лучился от показного дружелюбия.

Я снова пожал плечами. Как говорили мудрые китайцы: «Язык — это лестница, по которой в дом приходит беда»… Так что торопиться с болтовнёй не стоит.

К тому же, куда спешить? Вряд ли в этом пространстве, в этом мираже, в этом сне время имело большое значение.

— Расскажи хоть, как догадался, что всё это — морок? — в голосе моего собеседника слышалось неподдельное любопытство.

— Одиннадцать игроков, включая вратаря, — медленно произнёс я. — Именно столько человек играют за одну команду в футболе. Одиннадцать, а не сорок два — столько не наберётся даже с запасными.

— А говорил — не болельщик! — поморщился «парнишка». — Хотя тут я, конечно, дал маху…

Он шевельнул пальцами, и телевизор разлетелся на мелкие детали. Они немного покружились в воздухе — так, словно на них не действовала сила притяжения, — а затем сложились в огромный радиоприёмник. Круглая ручка настройки частоты сама по себе провернулась пару раз, и из динамиков донёсся едва слышимый, но пробирающий до печёнок гул.

Внутренности сперва сжались до размеров горошины, а затем превратились в огромные воздушные шары. Кровь почти закипела. Меня буквально разрывало от желания упасть на пол и биться то ли в каком-то сюрреалистичном танце, то ли в предсмертных конвульсиях.

Я вцепился скрюченными пальцами в сетку кровати. Готов поспорить, это был звук из иной вселенной — настолько чуждым он оказался для человека.

— Не возражаешь? — «парнишка» улыбнулся. — Люблю музыку, знаешь ли — она напоминает мне о далёкой юности.

— Я… предпочитаю… что-нибудь… посовременнее…

Слова давались с большим трудом. Казалось, что клетки тела «дрожали», резонируя друг с другом, и эта «дрожь» с каждым мгновением становилась всё сильнее.

Сапфировые «глаза» задорно блеснули.

— Всегда знал, — с улыбкой сообщил «парнишка», — что у молодёжи совершенно нет вкуса! Хотя не каждому дано насладиться мелодией сингулярности… Но, раз уж ты мой гость, то я, так и быть, пойду тебе навстречу.

Круглая ручка провернулась ещё раз. Жуткий гул пропал. Из динамиков послышался лёгкий джаз.

«Дрожь» сразу же отступила, и я с облегчением выдохнул. Пальцы разжались сами собой — на коже остались глубокие борозды от металлической сетки.

Смысл этого «выступления» был вполне понятен. Мне показали, что будет, если наш разговор зайдёт в тупик, причём показали весьма убедительно. После такой демонстрации силы, желание играть в молчанку пропало бы даже у самого стойкого или самого глупого человека.

— Я знаю, что у людей есть традиция, — сказал «парнишка». — При первой встрече вы всегда представляетесь друг другу…

Сначала перед моим носом помахали «кнутом», а теперь, видимо, собирались поманить «пряником». Неоригинально, но оттого не менее эффективно.

Я кивнул, отметив, что обладатель сапфировых «глаз» самого себя к людям не причислял.

— Однако в нашем случае, — продолжил он, — взаимные представления не имеют смысла… Твоё имя я и так знаю, а моё ты не сможешь ни услышать, ни тем более понять.

Вот как? Информация интересная. Ещё один штришок, подтверждающий, что шутить шутки с этим существом явно не стоит.

При этом в тоне «сапфироглазого» не было ни капли высокомерия — он не пытался меня оскорбить или принизить. Просто констатировал факт и ничего больше.

— Как скажешь, — осторожно произнёс я. — Но мне нужно как-то тебя называть.

Имя — это важно. Имя помогает установить контакт… А ещё оно может многое рассказать о своём «владельце».

— Ну, раз нужно… — мой странный собеседник ненадолго задумался: — Тогда зови меня просто «Бог».

Скромно, что сказать. Та жизнь, которую я вёл, не способствовала укреплению религиозности, поэтому во мне никогда не было особой веры в высшие силы. Но бог в моём представлении должен был выглядеть как-то иначе… Как-то более солидно, что ли.

— Непохож? — улыбнулся сапфироглазый. Он то ли прочёл мои мысли, то просто догадался, о чём я думаю. — А если так?

На это раз не было никаких жестов — просто окружающая обстановка вдруг резко изменилась.

Больничная палата исчезла, а мы оказались высоко в небе. Огромное солнце слепило неестественно-оранжевым светом. Далеко внизу виднелись аккуратные квадратики полей, между которыми извивались узкие ленты дорог и рек.

Сердце пропустило удар, однако я отогнал страх от себя. Бояться высоты глупо — это всего лишь декорация. Настоящую опасность на этой «сцене» представлял только главный «актёр».

Вокруг простирались бескрайние голубые просторы, среди которых висели редкие кудрявые облачка. На одном из них, свесив босые ноги, сидел «сапфироглазый». Теперь он выглядел как глубокий старец с длинной седой бородой и едва заметным нимбом над головой.

— Ну как? — улыбнувшись спросил он.

— По́шло, — честно ответил я. — По́шло и банально.

— Экий ты привереда! — скуксился мой собеседник. — Никак тебе не угодишь… А что скажешь на это?

Облачко, на котором он разместился, резко почернело, растеклось в лужу и превратилось в асфальт. «Сапфироглазый» завалился на спину. Его облик снова изменился — теперь он стал мной… Точнее, он стал таким, каким я был в момент смерти.

Подтянутый мужик. Ещё не дряхлый, но уже давно вступивший на кривую дорожку увядания. Пожилой — так принято говорить о людях подобного возраста.

Неприметная одежда, чтобы не выделяться в толпе. Никаких излишеств и никаких украшений… Если, конечно, не считать за украшения кровавые пятна, расплывающиеся по рубашке.

Смотреть на себя было очень необычно. Казалось, что я попал на съёмки какого-то третьесортного боевика, и сейчас режиссёр заорёт «стоп, снято!», главный герой легко вскочит на ноги, а гримёры подбегут к звезде, чтобы поправить грим…

— Что скажешь? — «сапфироглазый» распахнул веки и уставился на меня. — Некоторые думают, что бог внутри них самих, а они сами и есть бог… Если так, то одного небожителя только что пристрелили какие-то негодяи!

— Я себя богом никогда не считал.

— И правильно делал! Бога не убить так просто… — он будто бы с сожалением вздохнул, а потом вдруг спросил: — Страшно было?

Странно, что в его вопросе слышалась вовсе не издёвка, а неподдельный интерес. Не знаю почему, но моего собеседника очень волновала тема смерти… Весьма необычное поведение для существа, которое не считает себя человеком.

— Нет, — честно ответил я. — Было… никак. Ни страха, ни боли, ничего.

«Сапфироглазый» кивнул. Возможно, мне показалось, но в этом кивке чувствовалось не только понимание, но и облегчение.

— К-х-е, — крякнул он, поднявшись с асфальта. — Значит, говоришь, было никак? «Никак» — это мне нравится… Не зря я тебя выбрал! Ох, не зря!

Мой странный собеседник расплылся в жутковатой улыбке, а затем радостно продолжил:

— Ты заслужил награду, Феликс! Я покажу тебе себя… Себя настоящего!

Сомнительная награда — я предпочёл бы что-нибудь более материальное. Жаль только моего мнения никто не спрашивал.

— Почти настоящего… — добавил «сапфироглазый». — Вряд ли жалкий человеческий разум сможет выдержать мой истинный облик.

Обижаться я не стал — это не имело смысла. Да и времени на обиды не осталось — обстановка снова разительно изменилась.

Нас вознесло ввысь, но не к облакам, а значительно дальше — в открытый космос. Угольная чернота раскинулась на сотни, если не тысячи световых лет. Звёзды призывно блестели где-то вдалеке — яркие, однако совершенно недостижимые.

Правда, всё моё внимание было сосредоточено не на них… Под моими ногами клубилась синяя тьма.

Невообразимо огромная — крупнее сотни галактик — она «заворачивалась» сама в себя, обретая форму. Метаморфозы не продлились долго. Спустя всего мгновение, стало понятно, кому была посвящена та статуя, благодаря которой Король обрёл могущество, а я получил десяток ударов в печень.

Неизвестный скульптор пытался изобразить вовсе не коттара, как мне казалось раньше. Он вырезал из цельного зерна ликвера фигуру своего Бога… Из бездны космоса на меня смотрел невероятных размеров синий манул.

— А-А-А-А-А Т-Е-Е-Е-Е-П-Е-Е-Е-Р-Ь С-Т-Р-А-А-А-Ш-Н-О-О-О?

В голову будто бы жахнули прямой наводкой из гаубицы Д-30. Сто двадцати двухмиллиметровый снаряд взорвался где-то внутри черепной коробки. Перед глазами вспыхнул фейерверки из всех цветов радуги.

Чернота вдруг рассеялась, и мы снова очутились в больничной палате. Зажигательная джазовая композиция резанула слух, превратившись в непередаваемую какофонию.

Я ощутил, что стою на коленях. По щекам текли слёзы, а внутри бушевал страх… Нет, не страх — ужас!

Первобытный, всепоглощающий, экзистенциальный.

Что-то похожее, только в тысячу раз слабее, должно быть, испытывали древние люди, когда видели бьющие в землю молнии и слушали оглушительные раскаты грома.

Беспомощность, непонимание и полная беззащитность.

Не будет никаких «пряников». Никто не станет со мной договариваться — мне отдадут команду и проследят за её беспрекословным выполнением.

Рядом с этим существом я даже не червь и не песчинка. Я нечто невообразимое меньшее — амёба, неспособная осознать истинную мощь того, с кем довелось столкнуться.