Дневник восьмиклассника
Читать книгу "Дневник восьмиклассника"
Эпилог
Из темноты меня вырвал страшный дребезжащий звук. Он раскачивал мой несуществующий мозг, посылал вспышки света в то, чем обычно призраки смотрят на окружающий их мир. А потом еще и начал токать меня со словами:
— Миша, вставай! Вставай же, школу проспишь!
— Нафиг школу, я уже умер! Призракам в школу можно не ходить.
— Я вот сейчас отца позову, пусть тебя обольёт водичкой холодной. Он это умеет!
Пришлось открывать глаза. Перед глазами белый потолок, захватанный пальцами и ладонями. По бокам деревянные перила. Дежа-вю, однако. А как же это, Небесный суд или Великое Ничто? Где я вообще и кто я сейчас? Но это потом выясню, а сейчас надо слезть со второго яруса кровати поскорее и не навернуться. А то вправду в школу опоздаю.
— Мам, а какое сегодня число?
— Четырнадцатое, горе ты луковое! Так заспался, что даты растерял? — Ага, поживи с моё, и так растеряешься.
— Мам, я во сне не кричал?
— Я не слышала, а что, приснилось что-то страшное?
— Ага. Как будто я опять умер.
— Вот же болтун. Опять! Нет уж, ты нам живой нужен. Только ерунды поменьше неси и живи себе хоть сто лет. Ну давай-давай, беги умываться! Напоминаю — по утрам ты больше не бегаешь!
Не бегаю, значит. Ну да, у меня груша и физкультура в школе, и кружок роликовых коньков там же. И ансамбль до кучи. Мама дорогая, нафига я столько нахватал! Быстро умываться, бриться, завтракать! Бриться отставить.
— А чего вы на работу не собираетесь?
— Так суббота сегодня. Михаил, ты вообще в школу хоть портфель собрал с вечера? Или сейчас еще и с этим тормозить будешь?
— Э-э-э. Должен был собрать. — Как тут объяснишь, что морально уже снова умер, что как-то не до портфеля совсем. Я ведь без дураков решил отдать песочницу этому самому Мише Корчагину. А оно вон как оказалось — сон. Всё сон, так выходит. И мои хождения в виде призрака мне приснились, и разговор за завтраком про якобы кричащего меня… А решение? Моё решение, готовность уйти? Я понарошку пожертвовал существованием в телесной оболочке или на самом деле? В том смысле, что я на самом деле готов уйти? Да хрен его знает! Ишь, как заговорил: существование в телесной оболочке. А ведь никакого другого наука пока не признаёт. Ладно, в школу надо собираться.
— Корчагин, почему у тебя всё не как у людей?
— Это как, Зинаида Андреевна?
— Я ни одной песни в вашем исполнении не слышала в их настоящем звучании. Вы всё переделываете. Зачем?
— Так тут всё просто. Под наши голоса, под наши возможности правим. А что-то осовремениваем, как «Девочку в автомате». Чтоб современная молодёжь прониклась поэтикой шестидесятых годов.
— Чем тебе старое исполнение не угодило?
— Вы тот вариант часто напеваете? Вот честно — за сердце тронуло тогда?
— Да не так, чтобы тронуло. Нечему там трогать, достаточно несерьёзная песенка.
— И я о том же. А нашу аранжировку половина школы распевает, ребятам зашло.
— Что зашло, куда зашло?
— В душу. Потому как новое поколение всегда находит для себя что-то новое. — Пока я разбираюсь с завучем, так и оставшейся нашим куратором, остальные члены команды сидят и стоят молча. Никому в голову не приходит влезать в наш разговор, не по рангу.
— Ладно, я тебя услышала. Вы готовы показать педсовету свои песни уже официально?
— Прямо вот педсовету?
— Ох, Корчагин, с тобой как по минному полю. Олег Александрович и группа учителей хочет посмотреть, что выходит из вашей очередной инициативы. Не забоитесь играть перед нами всеми?
— Народ, мы как, не слажаем?
— Слажаем, Мишка! Еще как слажаем! Опозоримся гордо и со всей комсомольской ответственностью!
— Я смотрю, вы спелись уже. Во вторник после уроков тогда будьте готовы. — И Зинка гордо удалилась из зала, привычно бухая каблуками.
Новость не выбила нас из колеи, поскольку вся музыкально-инициативная группа в колею еще не попала. Энтузиазм, пофигизм и вера в себя — вот наши основные мотивы в творчестве. Утверждение репертуара выступления прошло достаточно быстро — что умеем, то и играем. Только по «Предателю», моей песенке мнения разошлись. С одной стороны хотелось показать, как мы могём, а с другой было понимание — можем напугать, оттолкнуть. Но ведь звучит! Хрен с ним, решили подать это блюдо под соусом творческого эксперимента.
А вот «Безобразную Эльзу» забраковали все жёстко. Кроме Долгополовой, она там чудо как хороша. Какая «Эльза»? Естественно, группы «Крематорий». Куплеты играли и пели мы всей группой практически без изменения:
'Безобразная Эльза, королева флирта,
С банкой чистого спирта я иду к тебе!
Нам немало уже, но всё, что было
Не смыть ни водкой, ни пивом с наших душ.'
А вот дальше мы затыкались, и в дело вступала Ирка. Аккомпанируя в мажоре себе на пианино, чистым ангельским голосом она звонко и весело выводила:
'Ведь мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть!
Мы живём для того, чтобы завтра сдохнуть!
Ла-ла-ла! Ла-ла-ла! Ла-ла-ла!'
— Миш, ну ведь хорошо звучит!
— Хорошо, даже как-то слишком хорошо. Так что не будем пугать учителей. Они до такого искусства еще не доросли.
— Да, Ирка, не пали контору! — Поддержал меня Чуга, а все прочие с ним согласились.
Ближе к вечеру, когда мы с ней уже шли домой, вернее Ира шла, а я её провожал как благовоспитанный ухажёр, внезапно всплыли события, не случившиеся нынешней ночью. Аж до мурашек и холодного пота. Для меня лично:
— Мишка, а ты мне снился этой ночью.
— Ага.
— Чего «ага»! Правда, снился. Только не какой ты сейчас, а взрослый. Но я сразу поняла, что это ты. — Было видно, что девушке было непросто решиться на этот разговор. — А чего ты не спрашиваешь, что мне снилось?
— Да я и так знаю. Это же я снился, так что в теме.
— Во ты идиот! Тогда не буду рассказывать. Раз ты и так всё знаешь…
Мдя, если сказать мягко, то я слегка от всей этой замятни прифигел, но тем спокойнее и циничнее веду себя. И кстати, совершенно не могу вспомнить, как я выглядел в том своём сне про похождения призрака. В зеркало не гляделся, ноги… Да были какие-то ноги, но не скажу, пацанские или взрослые. Даже про одежду ничего не могу вспомнить — в каком виде я себе снился и в каком она могла меня видеть в своём сне.
— Алло! Мишк, чего молчишь?
— А что, надо говорить? Про сон? Я такой тебе: давай по головке поглажу. А ты такая одеяло скидываешь, типа всю гладь.
Это тело уже не то тело, какое было в сентябре. А Ирка не Корней. Так что шансов попасть по мне портфелем у Долгополовой не было. Совсем. Если бы я не поддался. Ну хочется девушке засандались сумкой по мне, пускай лупит.
— Чего ты всякую чушь говоришь! Не было этого ничего!
— Ну не было, значит не было. И трусиков с маечкой не было. Да?
— Были. Я ночнушки не люблю, они в ногах запутываются. И ногам всё время жарко. Ты чего, правда меня во сне видел?
— Нет, конечно. Это ты меня видела, а я снился тебе. Скромно и качественно.
— Корчагин, тебе кто-нибудь говорил, что с тобой невозможно общаться?
Вот, блин, поговорили. Если со мной невозможно общаться, то чего они все лезут? С ногами в душу. Я просил кого-нибудь вообще вкручиваться в мою жизнь⁈ Мне нормально! Мне одному нормально было! Ладно, Дмитрий, успокойся. Даже если ты сейчас Михаил, всё равно успокойся. У тебя новая жизнь, новый шанс вырасти нормальным человеком, а не самовлюблённым уродом… «Это кто урод⁈» Тихо, всё нормально. Доведи спокойно девушку до подъезда.
— Миш, ты что, обиделся?
— Да ну. Просто подумал, что ты отчасти права. Я немного дикобраз, у меня иголки, так что прижиматься ко мне опасно. Ну или просто больно.
— Ёжик ты, а не дикобраз. Дай, я тебя в щёчку поцелую. Мордочки у ежей не колючие?
— Пока нет. Не боишься, что увидят?
— Ой, да ладно! И так уе все говорят, что мы с тобой ходим. И вот. Мне понравилось во сне, как ты меня гладил.
Дверь подъезда оглушительно хлопнула, оставив меня один на один с мыслями и чувствами. Погодите, тогда не один на один: их дофигища в башке, это я один. Самый главный вопрос — что это было? Сон или не сон? То есть… Запутался. Мой сон был чисто сон, который влез в Иркин сон? Или я на самом деле шлялся привидением и влез в её сон? А потом я заснул, и утро с рассказом матери про Мишку мне приснилось? Или я сейчас сплю? Или я вообще умер, а это не я, а моя душа в Чистилище. Последний вариант самый забавный, обычно это самое учреждение как-то иначе изображают. Как место, где можно пострадать душой и заодно почистить карму, провести работу над ошибками. Хм, забавная мысль. Это моё существование можно назвать страданием? С роликами, блэк-джеком и одноклассницами.
'Ленин, партия, комсомол!
Секс, наркотики, рок-н-ролл!' — нет, слишком смело, такое петь нельзя. Даже запершись в туалете, нельзя. Фу-фу-фу! Запираться в школьном туалете с инструментами — глупее мысль не придумаешь. Вы спросите, с какого перепугу мои мысли так кидает от вечного и о душе к репертуару ансамбля? Потому что я большой мальчик, я уже умею прекращать думать о том, о чем лучше не думать. Домой по снежку, который скоро растает, небось. Ноябрьский снег часто сходит. Даже когда неделю лежит, ты такой думаешь -всё, зима! А он раз, и растаял!
Дома меня ждали. И не с пустыми руками:
— Мишка, танцуй!
— Чего, письмо пришло?
— Ха! Чтоб я такие письма каждый день получал! — Лицо отца светилось радостью и гордостью. Это чего такое у него произошло в жизни?
— Не письмо, а лучше? Телеграмма?
— Опять мимо! Перевод тебе пришел из «Комсомольской правды»! Пока почта не закрылась, иди получать. Хочешь, я с тобой схожу.
— Хочу. Только там документ нужен, удостоверяющий личность.
— Комсомольский билет возьми. Там и фото твоё есть.
— Точняк! Я тогда раздеваться не буду?
— Не раздевайся. Мать! Мы на почту, скоро будем!
— Давайте быстрее, а то остынет всё! — Раздалось из кухни. И тоже весёлым голосом. Они так деньгам радуются или за меня рады? Вообще-то да, повод для радости неплохой — сто семьдесят рубликов на дороге не валяются. А если где-то валяются, то меня на той дороге нет. И родители тоже по ней не пошли.
— Здравствуйте, вот! — Сую в окошко на почте квиток извещения о переводе и комсомольский билет, замирая от волнения. А ну как скажут, что док у мент не канает? Ждать два года, пока паспорт выдадут?
— Явился не запылился. Люсь, потеряшка объявился! Чего так долго шёл, деньги лишние?
— В смысле? Как только извещение пришло, я как штык.
— Да? А прошлый перевод кто будет получать, товарищ корреспондент? Или надо было его возвращать отправителю?
— Прошлый? Не было от вас никаких квитанций.
— Не было. Все говорят «не было». Может, на самом деле этот обалдуй не всё разносит? Ладно, я фамилию твою помню, заметная фамилия. А по другим как быть. Стой, сейчас тот перевод подниму. — Женщина куда-то ушла, а потом достаточно быстро вернулась. — «Моделист-конструктор», «Комсомольская правда», тебя прямо засыпали гонорарами. Юнкор что ли? Или настоящий внешкор?
— Да пока так, серединка на половинку.
— Ага. Стой, это не за ту статью про нашу школу? Ты написал?
— Я.
— Ну тогда всё понятно. С тебя автограф. Вот тут ставь подпись, и вот тут тоже расписывайся, писатель. Триста двадцать рупчиков и двадцать одна копейка. Не боишься?