Дневник восьмиклассника

31 октября 1981 года

«На следующий день после такого плодотворного общения с журналисткой из Москвы я опять был на уборке сахарной свёклы вместе со всем классом. Чудным октябрьским деньком мы продолжали строгать ботву с одним маленьким штрихом — перед тем, как начать резку очередного бурта приходилось сначала отмести её от снега. Ура, снег! Все свои годы так радовался первому снегу… А в этот раз как-то не сильно был счастлив. Рукавицы быстро намокали, руки мёрзли. Отдельные редкие девочки работали в резиновых перчатках поверх трикотажных, им все завидовали. Производительность труда резко снизилась, мы это видели по своим результатам сами. Никто не приехал нас подгонять или как-то мотивировать, слава богу, обошлось без этого. То ли нас забыли, то ли на нас забили, то ли в правлении колхоза понимали, что подгонять бесполезно. Всё-таки не конченные они люди, понимают, что дети».

А школьники вели себя так, словно и не бывает иначе. Вот только шутливое настроение сменилось какой-то угрюмой нацеленностью на результат. Даже моё возвращение в ряды трудящихся почти не изменило настроя:

— О! Корчага нарисовался! Колись давай, опять сачковал?

— А чего, Галинишна не сказала?

— Не.

— Вот же… А ведь знала, сама меня позавчера вечером взыванивала, чтоб в колхоз не ехал.

— Так чего? Хорош уже резину тянуть!

— Спокуха! Корреспондентша из Москвы приезжала. Общались.

— Да ладно! Баба? Молодая? — Хотел на автомате сказать, что да, а потом посмотрел на Елену глазами одноклассников и осознал — старая! Ну и дальше вопросы пошли по раз и навсегда утвержденному списку.

— А она чё? А ты чё? А он чё? А они? А вы?

Между делом рассказал парням всё по порядку, пока стояли и резали ботву. А потом вдруг и классная возжелала узнать, что и как. Угу.

— Галина Ильинична, я же в политических вопросах не очень. Вдруг вам что-то не то скажу, а вы потом меня склонять станете по любому поводу, как это обычно происходит. Давайте, вам ваш начальник всё расскажет.

— А может, я сама буду решать, что и кто?

— Может. Может, я уже пойду работать?

И молчу стою. Сам понимаю, что из-за ерунды в очередные контры лезу, но нет у меня никакого желания восстанавливать отношения с училкой, от которой Мишка ничего хорошего в этой жизни не видел. Отношения — это дорога с двухсторонним движением. Если она в мою сторону не движется, то и я не буду. В конце концов она как бы педагог. Пусть педагожит тогда. Или педагогирует. А девчонки такие вокруг уши греют, им тоже охота быть в теме, им вообще по жизни положено во всё носики совать. Это у них такой орган для сования куда-ни-попадя. У мальчиков всё иначе, у них для этого другая часть тела имеется.

'Так или иначе, дожала меня классная, кратко рассказал, мол приехала, они с директором общались, потом со мной в нашем классе сидели разговаривали, потом по школе поводил. В отдельные нюансы посвящать не стал. Кажется, Галинишну устроило, что я ни о каком прогрессе в этом проекте не рассказал. Успехи школы — это хорошо, но не тогда, когда в этом замешан самый никчёмный ученик её класса.

Что меня более всего удивило, это то, что из класса никто не заболел. Практически в полном составе доработали до сегодня, а сегодня объявили, что всё. С понедельника начинаются каникулы, а мы все молодцы и герои. А вечером в школе дискотека в честь каникул. В честь годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции дискотеку устраивать не принято. В автобусе народ развил бурные дебаты по поводу дискача, на который все обязательно пойдут независимо от усталости, неготовности, ненакрученности кудрей и отсутствия подходящей обновки в гардеробе. Последние два момента напрягали, естественно, только слабую половину человечества, а пацанам было слегка плевать на всякую ерунду. То есть нет, если есть вы что одеться, то это здорово, а если нет, то и не страшно'.

Во всяком случае, даже если кто и комплексует по поводу своего лоховатого вида, вслух о таком говорить не принято. Вообще, как я заметил, довольно демократично народ относится к шмоткам. Если кто припрется в крутой фирме, то да — и пощупают, и рассмотрят детально, запоминая, как выглядит настоящая забугорная вещь. А ежели всё скромно, то и пофигу! Единственное ярко комментируемое соревнование стартануло в конце осени, а октябрь — это фактически её конец, из-за шарфов. Откуда-то как-то и зачем-то нас накрыло модой на длинные шарфы. Длинные, то есть реально очень длинные шарфики. Лидерами модного течения практически сразу стали те, кто носит не покупные шарфы, а мамкины творения. Потому как несчастные два метра — совсем не то значение, с которым можно поразить одноклассников. Д е нис, бедный и несчастный обладатель самого длинного шарфа длиной три-двадцать еще не знает, что род Корчагиных подготовил удар ему под дых мамиными руками. Послушав мой рассказ про тенденции моды восьмого «Б» и школы вообще, она воспылала желанием сделать своего старшего сына самым модным. Тем долее — редкий случай — ей этот высверк не сильно дорого и встанет. Так что сначала два метра превратились в три, а потом и в четыре. Еще один вечер — и у меня четырёхметровый шарф.

Как такое носить, спросите вы? Да легко! Поверх куртки наматываешь три оборота так, чтобы не в затяжку, а свободными петлями, оставшиеся два конца по метру свисают свободно поверх куртки же. Красота и стиль видны издалека. Короче говоря, сегодня на дискотеке кто-то поразит окружающих бессмысленным писком моды, заработает свои пять минут славы. Очередные. А если еще и луноходы надеть вместо обычных кондовых ботинок… Но это уже недостижимая нереальность. На весь город по слухам завезено всего несколько пар, одна из них в нашем классе — и то хорошо. Если бы я был модником, то скорее всего не пошёл бы дальше гардероба. Модная польская куртка и самый длинный в школе шарф позволяют понтоваться около школы и никак не дальше раздевалки. Под курткой непонятные вельветовые «тоже модные» брючки пошива гордых сынов кавказских гор, то есть цеховой самопал, трикотажный батник с пугевицами «Монтана», отштампованными настолько оригинально, что русское слово «пуговицы» к ним клинически не подходит. Ну и замшевые кроссовки до кучи, отпечатанные на той же типографии, что и штаны с батником. Если свет в зале не включат, если близко никто не подойдёт, то вполне ничего видок. Как минимум, я не в школьной форме.

Думаете, меня мой костюм напрягает? А вот и нет. Тут провинция, тут как всё устроено: школа, город, круг общения — это всё стартовая локация. Многие это уже поняли, потому не переживают из-за унылых товарищей, панельных домов и всего прочего, которое кажется ярким и весёлым только в пору пионерского детства. Тех, кто планирует всю жизнь прожить в «милом сердцу уютном маленьком городке, где все всех знают» много, и большинство из них в девятый класс не пойдет. А после десятого прямая и логичная дорога в институты. Которых нет в нашем Верхнепупинске. А дальше перед тобой открыты все пути, так пока принято считать. В восемьдесят четвертом выпуск из школы, в восемьдесят девятом девушки заканчивают вышку и попадают под распределение. Мальчики думают, что тоже попадают, но нет. У них впереди служба в славных рядах Советской Армии или не менее героического Военно-Морского Флота. Прямо со второго или даже после первого курса, я помню. А когда они закончат эти свои институты, то распределение уже расползётся как прелая тряпка. А потом и страна.

Я потому и стараюсь не думать про будущее, потому и не стремлюсь в институт, что там впереди нет ничего такого, о чём стоит думать. Живу вот этими маленькими заботами этого юного тела — так проще, спокойнее. А строить серьёзные планы на жизнь — не в нашем мире, не в это время, не в моей стране. И так счастлив до опупения, что в те страшные и интересные времена меня смогла прокормить та профессия, которой я не собираюсь изменять, живя по второму кругу.

«Кто не в курсе — у нас в школе есть актовый зал. Зальчик с креслами как в кинотеатре и даже с дыркой в задней стене для показа фильмов. В нем могут поместиться сидя три-четыре класса. Так что все мероприятия формата больше междусобойчика, да еще и с двигательной активностью проводятся в спортзале. А вот спортзал у нас великолепный! Там потолки такие высокие, что редкая птица долезет по канату до потолка, и даже пацаны не все долезают. У кого-то к середине каната кончаются даже не силы, а мужество смотреть вниз. Один как-то застрял на физкультуре чуть выше середки, вцепился в резиновое покрытие ложноножками — и всё. Другие пацаны даже стряхнуть его пытались как кота с дерева — какое там! Будущий космонавт еще сильнее вжался в канат, так что снять его смог только физрук. Он воспользовался заклинанием под названием 'акустический удар», еще и усилил его таким смачным матюком. Главное что? Главное, что сработало тогда.

Просторный светлый зал с зеркальной стеной для обучения танцам, со станком для балерин и красивым чуть не профессиональным бревном для художественной гимнастики… Шеф настяжал для своей школы кучу всяких ништяков, которыми никто не пользуется, зато можно показать проверяющим и гостям из… откуда-нибудь. Хоть кубинским гостям, если они вдруг приедут. Но даже чехи не едут, если только я не забыл. Почему чехи? Городок наш хоть и шибко провинциальный, зато побратим с чехословацким городом Мартин. Какие это даёт плюшки, я не в курсе, но факт такой есть'.

К чёрту чехов со словаками, я про зал рассказывал! Светлый — это нифига не плюс для дискотеки. Огромные окна впускают в зал много света, но не сейчас. Вечером тридцать последнего октября на улице темно как в… в каморке папы Карло. Самопальные мигалки мигают в такт своему пониманию о том, как им нужно мигать. Мощный и грязный звук носится по полупустому залу, создавая стойкое эхо, динамическое эхо, а еще эхо, наложенное само на себя… Короче, круто! Старшие школьники рады, в зале есть всё, чего так жаждут их организмы: темнота, мигание, звук. Можно дрыгаться и дёргаться. Прыгать нельзя, прыгать — это колхоз. Я незаметно попадаю под влияние всех этих факторов и начинаю конвульсивно подёргиваться вместе со всеми. Вместе, да не очень. Элементы техно-попа, брейк-денса, хип-хопа и еще что-то из грядущей эпохи пробиваются, выделяя меня в толпе. Сильно выделяя — народ даже немного подался в стороны. То ли чтоб не мешать мне, то ли чтоб им было лучше видно. Не замечая этого, потихоньку иду вразнос. До нижнего брейка не дойдет, я его тупо не умею, но амплитуда, резкость движений, удаль молодецкая — всё это потихоньку повышает градус моего отрыва. Да и хрен с ним, «Ра-Ра-Распут и н, рашен крейзи лав-машин!», умеют товарищи черные немцы из группы «Бони-М» подогреть мозг! Слава богу, песенка закончилась фразой «О, бэд рашенз…», можно выдохнуть.

— Вот же суки американские, русские им плохие! — Прокомментировал какой-то спец по английскому языку.

— Парень, ты два раза не прав. Они не американцы, а немцы. И слово «бэд» в английском языке имеет второе значение: потрясные, отпадные.

— Пацан, ты гонишь! — Разглядел говорящего — старшеклассник из старшеклассников, чуть ли не из десятого чел. — Черных немцев не бывает. Черные только в Африке или в Америке.