Дневник восьмиклассника

8 ноября 1981 года

«Завтра в школу. Это не жалоба, не констатация факта, а скорее предвкушение. Потому как в кругу семьи мне несколько неуютно. Постоянная необходимость изображать из себя не того, кем я являюсь, то есть не взрослого и самостоятельного мужчину, познавшего этот мир от и до, а подростка, который в штаны напрудит, если ему постоянно не напоминать правила поведения. Напрягает. А самое смешное, что ровно также себя ощущают все мои одноклассники. Возраст у них такой, когда ты уже точно знаешь о себе — ты взрослый, не нуждающийся в чужих советах. Ну то есть они так думают, а я-то таковым являюсь на самом деле! Мне от того вдвойне тяжело. Но родители по привычке уверены — их Миша еще ребенок, Миша может крень какую-нибудь упороть. Почему я пишу это в дневнике? Потому что моя уверенность в своём взрослом сознании есть факт, который я от других не скрываю. Факт, при этом никем не принимаемый. Глупость и смех, но в мире не верят фактам, глазам своим не верят, делам не верят — верят своему мнению, а больше того мнению окружающих».

Вчера снова ходил на демонстрацию, такой вот шанс оказался у меня благодаря выверту мирового континуума. Давно забытый ритуал снова стал явью. Описывать это мероприятие нет смысла. Кто видел один раз в одном городе — тот видел их все. А кто не видел… тот и не ощутит эту странную смесь казёнщины и энтузиазма. Ситуация как с новогодней ёлкой, когда все точно знают, что Деда Мороза не существует, но придуриваются искренне, от души и с огоньком. Я так понимаю, что в эпоху позднего социализма, когда кругом разливается скепсис, начинает формироваться неверие в светлое будущее, когда вот это всё… Тогда только демонстрации трудящихся позволяют на какое-то время снова поверить в революционные ценности, ощутить гордость человека труда, вспомнить идеалы. Ты идешь такой по главной городской площади в колонне родной конторы с дурацким флагом, а над тобой орёт громкоговоритель: «Слава работникам такого-то предприятия! В этом году они опять выполнили план по выпуску того, что должны выпустить! Ура, товарищи!» И ты на какое-то время охвачен гордостью. За себя такого замечательного, за свою контору, которая и впрямь что-то выпустила в этом году, за свою страну, в которой тебе слава.

А в другой стране и в другое время тебе же никто спасибо на скажет. Еще и обольют презрением: «Зарплату получил? Свободен! Скажи спасибо, что не за спасибо отработал». В том гипотетическом другом времени, в каком я пожил изрядно, у тех, которые наверху пищевой пирамиды, и в мыслях нет, что можно одновременно человеку заплатить денег и сказать спасибо. Отдельный руководители, которые всё-таки это спасибо говорят, делают это на свой страх и риск с опасностью слететь с руководящего поста за разбазаривание активов, или каждое выданное спасибо вычитают из фонда оплаты работников. Скажет, сгущаю? Если бы…

Забавная ситуация — из нашего класса на демонстрацию пришли практически все, число отлынивающих сильно меньше, чем в других классах. При том, что демонстрация для старших школьников процесс обязательный. А самое удивительное — в колонне попадались явно более старшие представители молодёжи, выпускники нашей школы. Они окружили одну из преподавательниц — свою бывшую классную руководительницу, а потом так и шли по колено в семиклассниках, которыми она руководит сейчас. Выходит, дружный был класс, да еще и свою классную любил. А больше ничего примечательного. Специфика школьной жизни такова, что в нашей колонне никто не грелся горячительными напитками, никто не радовался жизни громко и с матерками, как в других колоннах. Да у нас и греться особо некому — директор, физрук да трудовик. А учитель по начальной военной подготовке вообще не пришёл. Вполне допускаю, что он и не в штате школы, а по какому-нибудь договору учит детишек основам общевойскового боя. Если вообще учит, а не елозит по учебнику бессмысленными зенками.

В воскресенье, то есть сегодня каким-то неведомым мне способом Ирка раскрутила меня на поход в кино. Опять. Вот не пойму я, что за любовь такая у народа к посещению сего заведения… А хотя о чём тут говорить! Больше же и пойти некуда. Во дворце культуры имеется альтернативный вариант — туда периодически на гастроли приезжают какие-то мутные пятые составы каких-то прославленных театров. Даже подозрение закралось, что маститые актеры не доезжают до наших тьму-тараканей, а по пути или заранее нанимают себе какую-нибудь замену. И спектакль сыгран в итоге, и актер Пупкин с денюжкой, и заслуженный артист Запупкин в отпуск съездил как человек. Вона, Ирка рассказывала, пошли они с мамкой на творческий вечер Ахиджаковой, а вместо неё на сцене оказалась Иванов, которая в «Служебном романе» играла Шурочку, выдвинутую по профсоюзной линии. А Ахеджакова, как эта Иванова со сцены объявила, «не смогла». И всем до фонаря, что по сути, людям оказали услугу ненадлежащего качества. Чай, не в мире наживы живём, оказали хоть какую-то услугу — радуйся. Тебе провинциалу и так за радость, что хоть какой-то артист «больших и малых форм» согласился за твоим рублём трястись в твои Нижние Бельдяжки.

Именно об этом и спорили всю дорогу до кинотеатра, даже не поцеловались ни разу. Хотя, наверное, по пути в кино и не положено целоваться. Я уж на что старый, и то в голове проступает сквозь пласты времён — целоваться можно только в темноте кинозала или в темноте поздневечерней, когда провожаешь девушку из кино. А самая классика — это в подъезде. Там и не дует, и не подкрадётся никто с криком «А что это вы тут делаете!» Любая открывающаяся дверь создаёт звуковую волну, предупреждающую о вторжении на временно оккупированную парочкой территорию. А с учётом того, что ссать в подъезде пока никто не приловчился, то и с запахами всё нормально, условно нормально. Если подняться повыше хотя бы на этаж, то даже на тёплые батареи можно наткнуться — практически все подъезды сейчас отапливаются. Но это уже для совсем замёрзших парочек вариант, которые в самом начала своего романтического пути, им надо километров семь-восемь нагулять и совсем уж продрогнуть, чтоб решиться начать согревать друг дружку, прижавшись телами.

Мы не та парочка, которая в начале пути? Нет, мы еще хуже — у нас вся эта любовь-морковь вообще в первый раз! То есть это Ира так думает, ей моё весьма смелое обращение с ней кажется бравадой юного петушка, ничего ни разу не пробовавшего, но отчаянно топорщащего перья в отсутствие чего другого, что можно встопорщить. Я не спорю, не пытаюсь доказать свою ого-го-какую крутость. И вообще, разок уже дал волю рукам, не надо повторять свои ошибки.

— Миш?

— Чего?

— А ты где так здорово научился целоваться?

— В деревне.

— Знаешь, мне уже прямо любопытно, что это за деревня такая у тебя. И целоваться там учат, и на гитаре новые песни играть с трубкой на пальце, и драться тоже. Что там за такой дом культуры?

— Не в деревне дело, а в людях, там собирающихся летом. Народ на каникулы разный подтягивается из всевозможных институтов, да еще и разнополый.

— Скажи еще, тебя студентка какая-нибудь учила целоваться.

— Обязательно надо это говорить? Что студентка учила. Если так надо, то да.

— Вот и иди к своей студентке!

— Далеко получится идти, пешком особенно. Да и нет смысла. — Я как маленькой разъясняю Долгополовой выдуманные обстоятельства. — Что случается в деревне, в деревне же и остаётся.

— Это как?

— Никто не потом не напоминает про случаи, происходившие на отдыхе. Ты про курортные романы слышала?

— Это когда взрослые на курорте знакомятся и всякие шуры-муры заводят на короткое время?

— Да. Так вот, что хорошо на пару недель там, у моря, то ни в коем случае нельзя тащить в обычную жизнь. Это как торт, его можно съесть на праздник, а вот каждый день лучше питаться борщами и котлетами с пюрешкой.

— Торт я люблю — с потягом и мечтательностью в голове произнесла Ира.

— Это ты его не ела всю неделю на обед и ужин.

— А ты ел?

— Я в голове смоделировал и понял. Не, не надо. Вот если бы он из колбасы был…

— Мишк, что ты делаешь! Убери руки! — Придушенно пискнула Ирка. Её возмущение было искренним, но мои ручки шаловливые от своего тела она убирать не стала. И орать тоже, эхо в подъезде — шутка коварная.

— Извини. Я думал, тебе нравится, — я сделал вид, что сейчас вытащу руки из-под её свитера. Всего-то, по спине гладил. По спине, по плечам… Свитер с готовностью отступал от своих позиций и строил из себя шарфик. В качестве следующего этапа мои руки, кажется, планировали совершить экспедицию в переднюю часть корпуса Ирины. Что характерно, без моего участия в составлении планов.

— Мало ли что мне нравится! Ты ж чуть не раздел меня, наглая морда!

— Так мне прекратить или продолжать? — Правая рука всё-таки перебралась в область груди, пока левая отвлекала Иринку, лаская лопатки.

Моя подружка уклонилась от ответа, запечатав мой рот своими губами. Нормальный ход — так бы она категорически запретила меня ласкать, но во время поцелуя разговаривать не получается. Она, значит, отказывается контролировать ситуацию, а мне за двоих голову держать холодной? И никуда не денешься, раз я самый старший, с меня и спрос. Так что волю чувствам не давал, на провокации со стороны своего юного тела не поддался. Благо, Ира еще не в том возрасте, когда у девушек принято распускать руки. Похоже, она вообще не знает, зачем ей руки даны — мне же легче.

Спустя какое-то время мы смогли оторваться от взаимного обожания, привести себя в порядок и выйти из подъезда. Кстати, целоваться в своём подъезде — это верх наглости, а вернее попытка зафиксировать статус. Мол, смотрите соседи, чего я тут делаю с объектом своей страсти! Соседям расскажите, и непременно родителям! Пусть будут в курсе и готовятся к свадьбе. Так что выходили заправившиеся и переведшие дух мы из чужого дома, чтоб пойти в свой.

— Миш, я чего это у тебя такое твёрдое было в штанах? В кармане то есть? — Если бы этот вопрос мне был задан лет через десять, я бы знал, что девушка имеет в виду. А так…

— Строительный отвес. Брал по делу, вынуть забыл.

— Да ладно тебе, девочки уже говорят про тебя.

— Что говорят?

— Что ты его нарочно таскаешь с собой, чтоб драться. Как хулиганы кастеты берут, так ты отвес?

— Ну, как сказать.

— Честно скажи.

— Бывает, беру с собой намеренно. Вот как сейчас. Вдруг кто приставать начнёт, а я маленький и слабый.

— Не притворяйся, все видят, что ты изменился. Ты внутренне стал сильнее, а не просто приёмчики выучил.

— Так я и говорил, что в деревне стал мужчиной. А вы только хихикали.

— Да ну тебя, балабол! Я серьёзно, а ты шутишь. Хотя… может ты там и в самом деле что-то такое попробовал. Вон какой решительный стал. Особенно сегодня. Мне с тобой хорошо, ты умеешь сделать приятное девушке.

— Смотри, девушка, в лужу не наступи! А то тут у нас сегодня с тротуарами не очень. Ты не слышала прогноз, не передавали резкое таяние асфальтового покрытия?

— Это да, куда горком партии только смотрит?

— Как куда? В отчёты. А там всё в порядке, и асфальт недавно положили, и жилой фонд отремонтировали.