Ключ к Ледяному Источнику

— Не умею я! Тыщу раз пробовала, не получается! Все же просто — приложи руку и прикажи гореть! А у меня не получается! Можете, как и все, назвать меня ни на что не годной чужемиркой, а я пока пойду вам яичницу пожарю.

Лина в сердцах бросила половую тряпку в ведро и повернулась было к кухне, но Ледяной молча прошел вперед и взял с одного из столов световой кристалл. Встал перед Линой.

— Руку положи.

— Что? — Лина опешила. Как-то она была не готова еще раз пробовать. — Я… Извините, я … Я буду вам благодарна, если вы зажжете, но…

— Руку положи.

Лина несмело положила руку на кристалл и подняла взволнованный взгляд на Ледяного.

— Ну, вот я ему говорю, а он не горит…

— Представь его светящимся. Смотри на него и представляй его светящимся. Ты же знаешь, как он светит?

— Знаю.

— Ну…

Лина на секунду оторвала руку от кристалла, обтерла ее об фартук и снова дотронулась. Она даже зажмурилась, стараясь как можно яснее вспомнить теплое желтоватое свечение артефакта.

— Вот видите, — Лина открыла глаза и хотела сказать Ледяному, что она старалась, но ничего не получается, но артефакт светился. Она аж отпрыгнула, а наемник просто стоял и молча смотрел на нее.

— Это я зажгла? — Лина схватилась руками за волосы, потом за фартук. Кажется, на глаза навернулись слезы.

Ледяной быстрым прикосновением потушил кристалл и поставил стакан с ним на стол:

— Попробуй еще раз.

— Еще раз?

— Пробуй.

Лина поднесла ладонь к артефакту и представила его светящимся. Кристалл послушно засветился.

— Ты можешь делать свет сильнее или слабее. Точно так же. Дотронься и представь.

Лина послушно попробовала. Кристалл действительно слушался. От переполнявших ее эмоций Лина заплакала:

— Почему? — она говорила шепотом, тем самым страстным шепотом, которым говорятся самые серьезные обещания и самые страшные проклятия. — Почему никто не показал мне этого раньше?

Ледяной перевел взгляд на кристалл и явно задумался о чем-то своем:

— Здесь не любят чужаков.

У Лины вырвался нервный смешок:

— Это точно! — она утерла слезы передником. — Вас целый день не было, хотите горячего погрею? Или просто бульон могу принести.

— Спасибо, — он улыбнулся, совершенно по-настоящему ей улыбнулся. — Я ел в дороге. Яичницы с мясом и теплого взвара вполне хватит.

Лина, глядя на него, тоже улыбнулась, кивнула и пошла на кухню. У нее появилось стойкое ощущение, что она только что обрела друга. Своего единственного друга здесь. * * *

С приходом настоящей весны дни стали длиннее, но, как ни странно, потекли быстрее. Так же, как и воды в любимой Лининой горной речушки. Там на берегах уже совсем не осталось снега. Вода перестала быть прозрачной и бурным грязным потоком неслась вниз по склонам, унося с собой мусор, камни, зиму.

Лина, как и все в таверне, с нетерпением ждала новых путников. Но если другие спрашивали приезжих о новостях из больших городов, то Лина спрашивала о дороге. Урма ругалась на нее, запрещала приставать к дорогим гостям.

Когда кухарка увидела, что Лина теперь сама может и очаг разжечь, и кухню быстро прибрать, то переложила на Лину почти всю тяжелую работу. Урма старалась не выпускать ее с кухни, покрикивала, что работы много, а чужемирка тут прохлаждается. Гости, видя отношение хозяев таверны, посматривали на Лину кто с жалостью, кто с брезгливостью и в беседы с ней не вступали.

Лина же с тоской смотрела вслед уезжающим всадникам. Наверное, еще рано — скрепя сердце думала Лина. Наверное, это только тут все подсохло. Здесь же, вроде как, горы. В низинах, должно быть, еще не проехать.

То утро мало чем отличалось от других: так же, как и всегда, спавшая на кухне чужемирка еще затемно растопила очаг, обжарила заранее бекон и лук, замесила тесто на оладьи.

В этих местах такого блюда не знали. Пекли жесткие тонкие хлебцы, иногда сладкие, но чаще соленые и пресные. Урма сильно удивилась, когда Лина предложила попросту положить в тесто меньше муки. Она взяла скисшее молоко, которое в этом мире использовали только для мягкого сыра, добавила туда опару, патоку, масло, немного муки… Получилось очень похоже на обычные оладьи. Кухарка сперва принялась орать, как потерпевшая. Куда масло расходуешь? Что я теперь с этого сделаю? То хоть сыр бы был, а теперь? Так бы и кричала, если бы не привлеченный запахом жареных плюшек Вольг. Тот, пока Урма разбиралась с Линой, съел всю сковороду, и, не сильно вдаваясь в причины скандала на кухне, потребовал себе еще.

Урма замолчала, попробовала сама. Скривилась, конечно же. Но разрешила приготовить еще партию. Глаз с Лины не спускала, пока та пекла. Кухарка и сама попыталась, отослав Лину в птичник. Но первый блин, то есть, оладья, как водится, комом. У Урмы так и не получилось ни замесить теста, ни пожарить, а обратиться к Лине за советом кухарка посчитала ниже своего достоинства. Сделала вид, что она такими глупостями, как бракованный хлеб, не занимается. Так и осталось это фирменным блюдом чужемирки. Лина замешивала их и с зажаркой, и со сладкой ягодой. Сладкие плюшки, как их стали звать местные, поданные с молоком или взваром — пряным напитком из трав, который тут был очень популярен в холодное время года, вскоре стали любимым завтраком у всех посетителей «Сытого вепря».

Потихоньку в таверну сходились первые посетители. Дворовые кнеста, наемники. Утром деревенских не было — все рано уходили на работу, прихватив с собой хлеб и сыр. А вот людей кнеста, напротив, стало больше. Все в деревне видели, что в замок чуть ли не каждый день прибывают новые бойцы. И все понимали, что это не к добру.

Вот такие вот наемники, из новых, сейчас с шумом и гамом ввалились в обеденный зал таверны. Несколько ребят, вероятно, ровесники Лины, громко переговариваясь, уселись за стол. Перекрикивая друг друга, принялись заказывать завтрак.

— Яичницы!

— Плюшек с сыром!

— Кашу с салом!

Разбив на раскаленную сковороду пару яиц, Лина нарезала сыр, достала из печи кашу. Молодцы были голодны, официантка спешила. Собрала на поднос уже готовую еду, быстро плюхнула на сковороду пару ложек теста для плюшек и побежала в зал.

— Что медленная, как сонная муха, — недовольный молодчик развернулся и хорошенько размахнувшись, шлепнул Лину по пятой точке, — отрастила зад, еле двигаешься.

Лина аж вздрогнула от такого хамства. Да, она никогда не была худышкой, но и такого отношения к себе не допустит! Чужемирка схватила только что принесенную чашку теплого взвара и перевернула ее на голову нахалу.

Его друзья заржали, как молодые жеребцы, а сам облитый наемник поднялся и в ярости отвесил Лине оплеуху. Официантка не устояла на ногах и упала на соседний стол. Мебель заскрипела по полу, стулья перевернулись, наемники уже не смеялись, а орали, каждый о своем.

В зал выскочил Вольг.

— Что за шум с утра пораньше?! — недовольно проворчал он, оглядываясь.

— Ваша дура мне одежду испортила, всего меня облила, — наябедничал наемник.

— Мы сейчас все поправим, уважаемый керт, — Урма уже хлопотливо вытирала лицо и плечи молодого хама полотенцем. — Завтрак за счет заведения, не ругайтесь, керт, девушка из чужого мира, слегка не в себе.

— Да почему ж я не в себе? — кричала Лина, которую Урма вытолкала на кухню. — Почему я не в себе? Он что себе позволяет?

— Цыц, девка! — разъяренный Вольг влетел в кухню. — Перестану тебя защищать, вообще по рукам пойдешь!

— Да что же это такое? Я тут пашу как рабыня! Бесплатно! Только не говорите мне, что угол на кухне и две плошки еды стоят столько же, сколько моя работа! Вы даже одежды мне нормальной не купили! Так еще и унижаете! Я больше пальцем здесь не пошевелю! Слышите? Я отказываюсь! Дороги высохли, я в храм пойду. Хоть пешком!

— Пешком? — Вольг побагровел, шея вздулась, глаза заблестели яростью. — Ты сейчас пешком в птичник пойдешь! Чтоб глаза мои тебя не видели! — хозяин таверны ушел в зал, громко хлопнув дверью. а Урма подхватила Лину под локоть и вытолкала во двор.

— Иди, иди, дура!

— Да не пойду я никуда. Я к кнесту пойду! Я в храм хочу. Что вы творите?

— Дура ты! — Урма сунула ей ведро с кормом для птиц и грубо толкнула в сторону курятника. — Учу тебя учу, а все ты дура! Война на носу, времена неспокойные. Кнест людей собирает, а не разбрасывает. Некому тебя в храм сопровождать, да и на дорогах неизвестно кто. Не поедешь ты ни в какой храм. Кнест повелел, а Вольг благосклонно согласился. Ты тут у нас останешься! И радуйся. Благодарной хозяину будь.