Жаркое лето

Вскоре над пожелтевшей пшеницей показался пыльный столбик, а затем все увидели голову мотоциклиста в шлеме танкиста. Он начал тормозить, оглядываясь по сторонам.

Николай выскочил из придорожных кустов орешника рядом с неизвестным гостем, предупреждающе подняв руку. Мотоциклист едва удержался на сиденье. Он тотчас заглушил мотор, и несмотря на запыленное лицо, все узнали связного Романа Слинько.

— Черт, Ромка! — радостно воскликнул Николай. — А мы-то думали, что диверсант к нам на дьявольском коне скачет, уже хотели оружие в ход пускать...

— Товарищ старший сержант, разрешите вручить вам пакет!

Он подал пакет с сургучной печатью и отступил на шаг в сторону. Тотчас его окружили красноармейцы.

— Как ты нас разыскал? — спросил Михаил.

— Капитан Буряк дал точные координаты.

Роман отстегнул танковый шлем на подбородке, снял его и бросил на траву.

— Хлопцы, дайте закурить, мчался сюда, как скаженный, во рту все пересохло, старался застать вас на этой опушке. Боялся, что вы раньше на поиск пойдете.

— Дурья твоя голова, а что если бы в руки диверсантов попал? — спросил насмешливо Михаил. — Что бы тогда делал? Запел бы песенку «Последний нонешний денечек»?..

— Я по большаку сюда мчался, — сказал весело Роман, сворачивая самокрутку, — а там наших машин одна за другой столько к фронту идет, что никакой диверсант не посмеет напасть, всюду свои люди... А проселком я всего километра два мчался, да на такой скорости, что меня и «мессершмит» не смог бы догнать.

— Отчаянный ты, слов нет, — похвалил шутливо Романа Хайкин, — только смотри, на обратном пути держи ухо востро, береженого бог бережет.

Бойцы, усевшись на зеленой обочине, задымили самокрутками. Николай, отойдя в сторону, вскрыл пакет и прочел короткий текст: «Срочно. Середе. Вчера, в 20.00 зафиксирован выход в эфир коротковолновой рации в районе полустанка Добринка в Мартыновском лесу с позывными ОУН. Есть предположение, что передачи ведутся рацией из кварталов 21—22. Примите меры к уничтожению диверсантов и ликвидации вражеской рации. Буряк».

Взяв расписку у Николая о получении пакета, Роман вывел на дорогу мотоцикл и стал торопливо заводить его. Затем, пожав на прощанье руки товарищам, вскочил на сиденье, рванул с ходу и вскоре исчез в море пшеницы.

Николай протянул Михаилу письмо.

— Вот, прочти. Как ты думаешь, что надо делать?

— Главное — не спешить. Мартыновский лес не такой уж большой. Рацию диверсанты в глушь леса прятать не станут. Ты же бывший пограничник, сам знаешь, что враги в чужом лесу теряются. Они не знают, что их ждет завтра, не ведают ни троп, ни дорог. Даже медведь в чужом лесу блуждает, а они и подавно.

Оперативники углубились в лес и пошли на восток по еле заметной тропинке. Михаил, как бывший лесник, умеющий хорошо ориентироваться в лесу, шел впереди. Нежданно их заставил приостановиться протяжный паровозный гудок.

— «СО» надрывается, — кивнув в сторону железной дороги, проговорил идущий рядом с Николаем Хайкин.

У Якова был удивительно острый слух. Отдаленный гул орудийного выстрела, свист вечерней иволги на болотах, еле похожий на комариный писк, мерное дрожание телеграфных струн, спрятанных в зелени леса, мягкий топот ежа на ночной поляне — все Хайкин мог назвать без ошибки.

Оперативники двигались молча, зорко оглядываясь по сторонам. Старая лесная дорога перешла неожиданно в ровную просеку, густо заросшую разлапистым папоротником.

Михаил по серым сосновым пням определил, что просеку прорезали два года назад. Некоторые пни на припеке, хотя и сочились смолой, но она уже сахарилась, становилась похожей на бурую плесень.

На пути им попалась рябинка — худенькое тоненькое деревце, с резными скупыми листочками, красными ягодками. Все, словно по команде, на мгновение остановились. Добро, если бы это был могучий дуб или белоствольная красавица-березка, а то ведь рябинка, малышка, невесть кем и как занесенная сюда, а вот поди ж ты, разгорюнилось сердце, расходилось, вспомнилось что-то родное, и сразу спазмы сжали горло от умиления этой неброской красотой. Такова, видно, душа человеческая...

Вскоре оперативники вышли к широкой порубке, густо заросшей молодым малинником. Михаил сразу увидел небольшой столбик с выжженными цифрами — 22. Отсюда начинался квартал, в котором по сведениям и находилась вражеская рация.

Неподалеку от просеки виднелся небольшой овражек, откуда доносилось бульканье ручейка.

Пройдя через колючие заросли малинника, Николай с бойцами спустился на дно овражка. Ручеек был чистым и холодным. Став на колени, освежились водой и досыта напились.

— Хороша водица! — восхищался Михаил. — Зубы ломит!

— Вот здесь и позавтракаем, — сказал Николай, снимая с плеча вещевой мешок.

Расположились на бережку ручья. Съели по банке рыбных консервов, пожевали твердых галет, запивая их водой.

— Все поели? — спросил Николай.

— Да, командир.

— Скрыть следы!

Оперативники зарыли консервные банки, засыпали листьями.

Неожиданно в стороне Лосиновки раздались две автоматные очереди, наполнившие треском лес. Вслед за ними захлопали одиночные выстрелы. Все насторожились. «Что бы это могло быть, — подумал Николай, — неужели группа Семенко ввязалась в схватку с диверсантами?»

— Командир, надо бежать на помощь! — вскрикнул порывистый Хайкин. — Каждая секунда дорога́...

Все быстро поднялись на верх овражка и остановились, вслушиваясь в тишину леса. В первую минуту Николай хотел было дать команду «За мной!» и бежать на выстрелы, но вдруг остановился.

— Слушай, Хайкин, внимательно слушай, — прошептал он, стараясь уточнить, откуда доносились выстрелы.

Тягостное напряжение длилось минуты две, три... Но в лесу было тихо. Лишь ручеек размеренно булькал на дне овражка.

— Самолеты, слышите, самолеты, — подняв голову, сказал Хайкин. — «Хейнкели» летят, двумя эшелонами... Тяжело идут, с бомбовым грузом.

Вскоре послышалось натужное урчание. Гул нарастал быстро, заполняя собой весь лес. С приближением вражеских самолетов в сердца людей инстинктивно заползал холодок страха. Николай до слез в глазах всматривался в голубое ясное небо. Над порубкой показались вражеские бомбардировщики. Они летели высоко, без прикрытия «мессершмитов», ровным строем, как на параде.

«Один, два, три, — считал про себя Николай, — первый эшелон — три звена, второй — три... Сколько же их всего?»

Бомбардировщики скрылись на востоке за лесом, а гул их все еще слышался в воздухе.

Николай опять достал из планшета топографическую карту. Вдвоем с Михаилом они быстро определили свои координаты. По расчетам им надо было пройти к стене леса, замыкающего порубку, а оттуда по просеке свернуть в квартал 22, выходящий на Лосиновку и разъезд Добринка.

Пошли напрямик через порубку, сквозь заросли дикой малины и пырея. На пути попадались поздние ягоды темно-красной малины, в низинках ярко кровянела брусника.

Николай остановил группу.

— Хлопцы, передохнем немного и подумаем, как идти дальше. Выстрелы были ненапрасными: в лесу что-то случилось. Может, это наши «гости» охотятся на нас. Давайте вместе подумаем...

Михаил подошел к Николаю:

— Командир, если будем лезть все вместе напролом, то ничего в этом лесу не обнаружим.

— Михаил, что ты предлагаешь?

— Лес чужой, мы его не знаем, идем вслепую. Я советую нашей группе рассредоточиться, говоря военным языком, и двигаться в сторону железной дороги, не теряя друг друга из виду. Присматриваться в лесу к каждой мелочи. Вот так, командир, я думаю.

— Решено. В путь!

Николай шел просекой. Ему не давали покоя автоматные очереди в стороне Лосиновки. «Может быть, бойцы уже схватили гадов? Тогда зачем нам блуждать напрасно по лесу. А вдруг опергруппа нарвалась на засаду диверсантов и всех их убили?» Он пытался отогнать от себя эти мысли. Оглядываясь по сторонам, видел: между стволов деревьев мелькают фигуры бойцов.

Просека вывела его на солнечную поляну, ведущую в глубокую балку. Николай зашел за кустарник и стал внимательно осматривать противоположную сторону балки, заросшую кустами шиповника. На склоне виднелась дорога с песчаными колеями. Он присел в зарослях и вдруг неожиданно с противоположной стороны балки услышал мужские голоса. По знаку руки Николая оперативники остановились.