Гробница Александра

Том сидел тихо, прислушиваясь к молитве. Через маленькое окошко за кафедрой в церковь проникали дневной свет и легкий ветерок. В какой-то момент послышался византийский колокольный перезвон. Том подумал, что это часть службы, пока не увидел, как брат Стелиос, одной рукой перелистывая молитвенник, другой достает из кармана мобильный телефон, отключает звук и читает текстовое сообщение, притом ничуть не сбиваясь с молитвенного ритма. Если не считать этого немного комичного вторжения современности, разворачивавшаяся сцена могла иметь место и в восемнадцатом веке. Том сидел так, чтобы видеть главное сокровище монастыря — икону, называющуюся «Велик ты, Господи» и считающуюся одним из самых прекрасных образцов критской религиозной живописи. Она висела на центральной стене между двумя апсидами.

На этом многофигурном полотне были изображены четыре основные сцены: схождение Христа в ад; Богоматерь на троне с младенцем Христом на руках, Адамом, стоящим справа, и Евой — слева от нее; крещение Иисуса в Иордане и святая Троица: Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой в окружении небесных сил. Эти основные картины обрамлялись пятьюдесятью семью сценами, последовательно рассказывающими о Великом Благословении. В тусклом освещении церкви Тому пришлось придвинуться поближе, чтобы рассмотреть икону и оценить богатство изображения. У него был любимый эпизод, когда Ноев ковчег плывет по необозримому морю во время Великого потопа. Соседняя сцена изображала, как с ковчега, причалившего у горы Арарат под гигантской радугой, сходят на сушу животные. А сцена над ней — Иону, выходящего из чрева похожего на гигантскую рыбу кита у побережья древнего ближневосточного города Ниневии. Все сценки были занимательны: Моисей, ведущий евреев через картинно расступившиеся воды Красного моря, Тайная вечеря… и каждый сюжет был воплощен в красивой живописной миниатюре.

Том всегда любил рассматривать эту икону, а в то утро она вызывала в нем особый интерес, поскольку книга конца восемнадцатого века, на которую он приехал взглянуть, представляла собой версию «Деяний Александра», иллюстрированную тем же монахом-иконописцем Иоаннисом Корнаросом, который написал эту икону. О книге настоятель рассказал Тому минувшим летом, но у него не было времени посмотреть ее, и теперь не терпелось увидеть, как воплотил «Деяния Александра» мастер-миниатюрист. Тем более что эта его работа была практически неизвестна даже специалистам. За все время своего пребывания на посту, настоятель никому ее не показывал. В монастыре имелся небольшой, но ценный музей, где монахи выставили многие из своих сокровищ, однако иллюстрированный Корнаросом манускрипт «Деяний Александра» там представлен не был. Настоятель не считал его церковной реликвией, поскольку текст не являлся религиозным в строгом смысле слова.

Закончив молиться, брат Стелиос направился к выходу. Том пошел ему навстречу и, остановив прямо перед великой иконой, представился:

— Брат Стелиос, я — Том Карр, работаю на раскопках Диктейского святилища. Мы с вами коротко встречались этим летом и в прошлом году. У меня сегодня утром была назначена встреча с настоятелем, но женщина из магазина сказала, что он уехал, и предложила поговорить с вами.

— Мистер Карр, конечно же, я вас помню. Добро пожаловать в Топлу. Настоятель предупредил меня, что вы приедете сегодня утром. Он просил передать вам свои извинения и велел оказать любую помощь. Его вчера срочно вызвали в Ираклион по церковным делам. Я уже выложил для вас манускрипт, которым вы интересуетесь.

— Замечательно. Я с особым волнением жду встречи с ним, поскольку его иллюстрировал Иоаннис Корнарос, художник, написавший эту восхитительную икону.

— Да. Вы и впрямь получите удовольствие. Я вчера полистал этот манускрипт. Иллюстрации превосходны. А знаете, на этой иконе, возможно, Александр тоже присутствует. Взгляните на сцену, в которой два царя преклонили колени перед Адамом. — Брат Стелиос подошел поближе к иконе и указал рукой на упомянутую им сцену: — Это сцена мольбы: «Спаси, Господи, рабов твоих, наших верных правителей, и храни их под заступничеством Своим; смети всех врагов с пути их и даруй им спасение и вечный покой». Как видите, один из царей очень напоминает Александра Великого в зрелые годы, каким Корнарос изобразил его в «Деяниях». Думаю, для Корнароса было естественным выбрать Александра Великого, поскольку всех земных владык он воплотил всего в двух фигурах. Кто второй — не знаю, возможно, кто-то из римских императоров, например Август или Константин. Или еще кто-нибудь из византийских правителей. — Стелиос направился к выходу и сделал знак Тому следовать за ним. — Манускрипт наверху, в библиотеке. Обычно мы посетителей туда не допускаем, поскольку библиотека находится в той части монастыря, где живут монахи, но раз настоятеля нет, и я здесь вообще один, я решил, что так будет лучше для сохранности манускрипта — чтобы не переносить его.

Том последовал за Стелиосом по внешней лестнице, пристроенной к зданию и ведущей со двора на второй этаж. Поднявшись по ней и обойдя угол дома, они подошли ко входу в библиотеку. Брат Стелиос достал старинный ключ и отпер дверь. Небольшое помещение со встроенными в стены деревянными полками было сплошь заставлено старинными книгами. В центре стоял обширный стол, в середине которого на специальную подставку был водружен манускрипт. Брат Стелиос раздвинул шторы на двух ближайших окнах, а потом распахнул сами окна, впустив дневной свет и свежий воздух.

— Устраивайтесь поудобней. Сколько времени вам потребуется? — спросил он Тома.

— Благодарю вас, брат Стелиос. Я чрезвычайно признателен, что вы не пожалели времени, чтобы помочь мне. Думаю, управлюсь часа за два.

— Очень хорошо. Можете не спешить. Через некоторое время я загляну, чтобы справиться, как у вас идут дела.

Монах вышел, оставив дверь открытой — вероятно, чтобы усилить движение воздуха. Сделав глубокий вдох, Том сел напротив манускрипта и приготовился его изучать. Он достал блокнот, лупу и выложил на стол. Манускрипт был одет в изящный кожаный переплет. Том начал с волнением листать страницы. Многие сцены были ему знакомы по другим изданиям. Должно быть, Корнарос видел более ранние версии «Деяний Александра», поскольку целый ряд эпизодов воспроизводил каноническую иконографию. Возможно, художник изучал старинные списки во время пребывания в монастыре Святой Екатерины на горе Синай. Или когда жил на Кипре, где старые греческие традиции очень сильны. Страницы манускрипта были сделаны из пергамента, каждой главе предпосылалась иллюстрация.

Первая, привлекшая внимание Тома, изображала сюжет, традиционный для всех «Деяний», — миф, возникший спустя много времени после смерти Александра. Картинка представляла Олимпию, мать Александра, и египетского фараона-чародея Нектанебо Второго — по совпадению того самого, чей саркофаг был привезен в Британский музей и поначалу, пока не расшифровали иероглифическую надпись, принят за саркофаг Александра. Согласно «Деяниям», когда персидский царь Артаксеркс вторгся в Египет в 442 году до новой эры, правивший тогда фараон Нектанебо, провидя свое неминуемое поражение, бежал в Македонию, где был принят Филипом Вторым под покровительство царского двора. Нектанебо якобы влюбился в Олимпию и замыслил соблазнить ее с помощью искусства магии.

Изготовив восковые фигурки и погрузив их в волшебное зелье, Нектанебо внушил Олимпии во сне, будто ночью к ней снизошел Зевс Амон, соблазнил ее и предсказал, что от их союза родится сын, который станет правителем мира. Этот миф был призван кровными узами связать Александра с египетским престолом, так же как некоторые версии «Деяний», представляя Роксану персидской царевной, легализовали его персидское владычество. Это было и эхом легенды о происхождении Александра от отца-Зевса, которая имела повсеместное хождение при жизни Александра и всячески культивировалась Олимпией. В этой легенде Зевс нередко представал в виде змея или разряда молнии. Хитроумная сказка про Нектанебо была более правдоподобна и к тому же весьма выгодна.

На иллюстрации Корнароса Олимпия в соблазнительной позе возлежала на необъятном ложе, устланном мягкими подушками. На стенах горели факелы в шандалах. Нектанебо в образе Зевса Амона с головой овна и длинными золотыми рогами приближался к ней. Его спина была покрыта черной бараньей шерстью. Спереди на груди курчавились собственные черные волосы. Держа в руке золотой скипетр, он осторожно подступал к изножью кровати Олимпии. Она же, приподняв голову, благосклонно смотрела на него. Художник давал понять, что царица не так уж и заблуждалась относительно его обмана, а может, и сознательно участвовала в нем. Так же как на иконе, краски были насыщенными, а детали тщательно выписанными, несмотря на мелкий масштаб картинки.

Следующая сцена, на которую обратил внимание Том, нечасто становилась сюжетом живописи. Александру было всего двадцать два года, когда в 334 году до новой эры он со своей армией выступил из Македонии, чтобы начать беспрецедентную кампанию военных завоеваний. Переплыв из Европы в Азию через Дарданеллы, он первым сошел с корабля и воткнул копье в землю. Этот жест должен был символизировать, что вся Азия покорится его оружию. Таким образом он отождествлял себя с гомеровским героем Протесилаем, который первым высадился возле Трои. Протесилай был также первым убитым греческим воином, чем снискал себе бессмертную славу. Александр, однако, хотел, как Ахилл, стяжать вечную славу на поле брани. Его любимой книгой действительно была «Илиада» Гомера, и, как свидетельствовали современники, он повсюду возил ее с собой. Согласно легенде, царь каждую ночь клал под подушку экземпляр, подаренный ему учителем Аристотелем. Вот почему Александру так хотелось увидеть руины Трои и вот почему именно там он сделал свою первую остановку в Азии. Особенно он мечтал побывать на могиле Ахилла.

Именно этот эпизод из жизни великого полководца стал сюжетом рисунка Корнароса. Александр и его ближайший друг Гефестион верхом скачут друг за другом вокруг огромного могильного кургана Ахилла, воздвигнутого на Троянской равнине, где он пал. Художник запечатлел один из начальных моментов прославленной биографии великого героя. В ликовании от того, что воочию видит могилу кумира своей юности, Александр, отрешившись от всех царских забот, соревнуется со своим наперсником. Молодые люди наслаждаются жизнью и обществом друг друга, все великие завоевания еще впереди. Это трогательный момент молодости Александр будет вспоминать годы спустя, когда неподалеку от Вавилона умрет Гефестион. И тогда Александр устроит роскошную тризну по другу и поминальные спортивные игры, подобные тем, какие Ахилл устраивает в память о Патрокле в предпоследней песне «Илиады».

В античной литературе есть упоминания о могиле Ахилла. В Восемнадцатой песне «Илиады» дух Патрокла сообщает Ахиллу: он желает, чтобы их прах покоился вместе в золотой урне — драгоценном даре матери Ахилла Фетиды. «Илиада» заканчивается накануне гибели Ахилла, но в конце «Одиссеи», когда Одиссей спускается в подземный мир, дух Агамемнона описывает ему погребение Ахилла, во время которого золотую урну захоранивают под гигантским курганом. Есть письменные свидетельства о том, что могилу Ахилла в древности посещали немало знаменитых людей, в том числе персидский царь Ксеркс и многие римские императоры. Она стала своего рода местом паломничества и поклонения герою — в отличие от могилы Александра, местонахождение которой с определенного времени было неизвестно. В античном искусстве Ахиллову усыпальницу иногда изображали в сцене жертвоприношения, совершаемого Поликсеной, младшей дочерью троянского царя Приама. Более поздние европейские художники предпочитали рисовать ее как могилу, находящуюся при храме. Иллюстрация Корнароса следовала античной традиции.