Шальная звезда Алёшки Розума

* * *

Розум, а вместе с ним старая цыганка объявились уже в сумерках, когда Елизавета решила, что табор ушёл и Мавре больше никто не поможет.

— Тебя только по смерть посылать! — напустилась она на гофмейстера, когда тот, серый от усталости и пыли, вместе с своей спутницей появился на пороге её комнаты.

— Не гневайся, светоликая дева, — вмешалась старуха. — Баро́ рома ещё утром велел отправляться в путь, твой человек нас за переправой нагнал, на том берегу…

Цыганка тут же решительно взялась за дело. Сперва осмотрела больную, покачала головой, но говорить ничего не стала. Извлекла из торбы какие-то сушёные травки, деревянную ступку и, шепча себе под нос, принялась перетирать ломкие стебли. Получившийся порошок отдала малахольной Ульяне — немой девке, что Лесток приставил ухаживать за Маврой, велела запарить в бане и сделать отвар, сама же тем временем выгнала Елизавету из комнаты, пояснив:

— Ни к чему тебе на это смотреть. После придёшь.

И снова Елизавета пыталась молиться, невольно прислушиваясь к каждому шороху, доносившемуся из-за стены, и переходя от отчаяния к надежде и вспять. Казалось, прошло несколько часов, когда, наконец, заглянул Лесток.

— Если желаете, можете зайти, Ваше Высочество.

Она бросилась в Маврину комнату. Старуха мыла в тазу руки, по локоть выпачканные кровью. К горлу подступила тошнота, перед глазами всё поплыло так, что пришлось зажмуриться. Чья-то твёрдая рука сжала ей локоть, Елизавета взглянула — Лесток поддержал её.

— Отвар приготовили? Пусть несут! — приказала старуха.

Вид у неё был сердитый, и Елизавета внезапно разозлилась.

— Это всё по твоей вине! — заговорила она неприязненно. — Если бы ты не продала ей свою отраву, ничего бы не произошло!

Цыганка подняла на цесаревну чёрные, пронзительные глаза.

— Нет, светоликая дева. Каждый сам творит свою судьбу. Я дала твоей подруге лишь то, что она у меня попросила, и предупредила, что Господь наказывает за такое сурово. Пить или не пить моё зелье, она решала сама.

— Если бы не ты, ей не пришлось бы решать, пить или не пить! — Елизавета взглянула на цыганку почти с ненавистью.

Пришла Ульяна, принесла кувшин с отваром. В комнате запахло лесными травами.

— Тогда и ты виновата, светоликая дева, — спокойно проговорила старуха.

— Я? — изумилась Елизавета.

Цыганка налила в оловянную кружку тёмно-коричневую жидкость, от которой шёл душистый пар и, приподняв больную, принялась осторожно поить её, что-то беззвучно шепча себе под нос.

Большая часть проливалась, текла за ворот рубахи, но несколько глотков Мавра всё же сделала. Уложив её обратно, цыганка глянула на Елизавету.

— Если бы ты не позволила табору встать на твоей земле, она тоже не смогла бы купить моё зелье.

Елизавета не нашлась, что ответить.

— Господь дарует человеку жизнь, отмечая две вехи: минуту, когда он появился на свет, и час, когда душа отлетит обратно к Богу. А остальным человек волен распоряжаться по собственному разумению. Господь создал его свободным и дал власть самому принимать решения. Каждое их них или ведёт к Богу, или, напротив, увлекает прочь. Но всякий принимает его сам. Когда-нибудь тебе тоже придётся решать, жить или не жить маленькому мальчику, который будет смеяться и доверчиво обнимать тебя за шею… И от того, что ты решишь, зависит не только его судьба, но и твоя.