Кулак

Эпилог

‒ Кулацкое отродье, враг народа! ‒ громыхал отец в пьяном угаре, а матушка виновато опускала голову. Мы ‒ дети ‒ не понимали, почему он обзывает маму такими словами: не понимали сущности самих слов. Только подозревали, что это что-то очень нехорошее…

Лет десять мне, наверное, было, когда, улучив момент, я впервые спросила маму про дедушку: «Кем он был, и почему отец называет его врагом народа?» Тогда она в нескольких словах поведала, что еще в раннем детстве остался он без родителей, а когда подрос, стал батрачить в семье будущей жены. Женившись, построил дом. И, чтобы отнять этот дом, плохие люди записали деда в кулаки и отправили с семьей в ссылку. Рассказала все это мама наедине и попросила, чтобы я никому-никому про дедушку не проболталась. Сейчас-то я осознаю, что застарелый страх за близких людей и чувство вечной вины заставили матушку придумать эту легенду: про второй арест мама и словом не обмолвилась.

Когда, уже после перестройки, заинтересовавшись историей своего рода, я стала искать информацию в интернете, наткнулась на две противоречивые записи в разных источниках: одни и те же инициалы; идентичные год и место рождения. А приговоры разнятся! ‒ Казалось, речь идет об однофамильцах; либо в архивных записях что-то напутано. Глаза раскрыла тетушка Зинаида, рассказав о втором аресте Федора Спиридоновича.

Вероятно, матушка и сама многого не знала: в 1952 году уехала на родину мужа в Курские края. А всю правду Федор Спиридонович раскрыл февральской бессонной ночью 1956 года младшей дочери Зинаиде.

Тогда, вернувшись с внеочередного партийного собрания, она принесла домой шокирующую новость о секретном докладе Хрущева на XX съезде КПСС «О культе личности и его последствиях». В переполненном зале, где собрали всех коммунистов и комсомольцев, стояла мертвая тишина. Зачитанный с трибуны доклад произвел эффект разорвавшейся бомбы. А после доклада люди стали срывать портреты Сталина со стен и выбрасывать на улицу бюсты «отца всех народов». В кострах горело все, чтоб было связано с великим вождем.

Всю ночь не спали отец с дочерью. Федор Спиридонович говорил и говорил, не останавливаясь. Вспоминал прекрасных людей: сокамерников, обитающих с ним в одном бараке в бесконечные дни последнего ареста. С горечью рассказывал, что очень многие из них верили Сталину: были убеждены, что «мудрый вождь и учитель партии и народа» невиновен в их мытарствах! Просто он ничего не знает, потому что скрывают от него настоящую правду. Конечно, эта беспредельная вера была самообманом. Ну и пусть это было так! Быть может, именно самообман послужил многострадальным изгоям во спасение: вера в великого Сталина помогла им выжить и не сойти с ума!

А после неожиданного освобождения в 1939 году, оставшиеся в живых, оправданные «счастливчики» еще больше уверовали в дорогого вождя. Оказывается-то, Иосиф Виссарионович действительно ничего не знал! Но тут вдруг прибыл с Кавказа товарищ Берия и, открыв глаза «дорогому товарищу Сталину», убрал супостата Ежова и выпустил из мест заключения невиновных.

После той февральской исповедальной ночи Федор Спиридонович снова замолчал. До смертельного инфаркта оставалось меньше двух лет…

‒ Ты мое солнышко в оконце! ‒ последние слова деда Федора, навсегда оставшиеся в памяти Зинаиды. В 1957 году работала она в одном из отделений Кизеллага, расположенном на берегу реки «Мутная». Сколько их было в Пермских краях ‒ этих отдельных лагерных пунктов ‒ «филиалов» ГУЛАГА!.. И не сосчитать!.. Достаточно взглянуть на карту террора, чтобы поразиться их количеству!

А тогда родители приехали к Зинаиде в гости. И, уже прощаясь на вокзале, перед уходом поезда мой сдержанный и молчаливый дед, приобняв дочь, тихо сказал те самые последние слова: «Ты мое солнышко в оконце!» Больше не видела Зинаида отца живым: через две недели приехала она на похороны.

Сжалилась судьба напоследок: даровала Федору Спиридоновичу легкую смерть и позволила перед уходом насмотреться на замерзающую юркую речку с крыльца своего дома. Долго сидел он тогда на холодной ступеньке, вглядываясь в ноябрьское темнеющее небо и на припорошенные девственным снегом темные ели на другом берегу. А вернувшись в дом, молча забрался на печь, и больше уже не проснулся…

Мой глубокоуважаемый дед ‒ «бывший кулак» Федор Спиридонович Шергин! Каким он был? Да просто честным тружеником и человеком сильнейшей духовной закваски! ‒ Начать жизнь с чистого листа, потеряв в один миг все, и прожить ее по совести не каждому удается!.. Под ударами судьбы в мешанине вселенского психоза он не скатился до утраты личности и не научился той предательской ухищренности, что позволяет балансировать где-то между подлостью и достоинством…

Справка о реабилитации

(Закон Российской Федерации от 18.10.1991 № 1761-1[23])

А Усьва, все та же и не та… Современный мост перекинут теперь через нее. От прежнего ‒ Демидовского, ‒ в диверсионном подрыве которого обвиняли когда-то Федора Спиридоновича, остались только внушительные опоры старинной кирпичной кладки. Обветшавшие, но величественные, они возвышаются над водой, как памятники вековой истории, внося некий диссонанс в картину таежного великолепия. Когда-нибудь ничего от них не останется!..

Как ветшают эти столбы и превращаются из монолитов в груды камней, так и наше прошлое. Все дальше и дальше лица и судьбы наших предков… Уходят в небытие столетия, и камни превращаются в песок…