Темное просвещение. Американские консерваторы против Империи и Собора

Что касается Eumeswil, это удивительная работа, которая повлияла как на мою точку зрения, так и на мою жизнь. Юнгер написал этот научно-фантастический роман, который является не только политическим, но и технически пророческим, в свои восьмидесятые годы; в некотором смысле это квинтэссенция его опыта жизни при четырех немецких режимах.

Юнгер проводит различие между «анархом», который остается в стороне от власти и стремится сохранить свою ментальную независимость от нее, и «анархистом», который разыгрывает свое сопротивление власти, обычно из-за неконтролируемого стремления к власти. В гулаг всегда попадает анархист — на самом деле анарх часто в большей безопасности, чем даже истинно верующий.

Например, в нашем дерьмовом шоу пандемии анархиста учат носить маску; из-за этого он отказывается носить маску. В самолете ему приказывают носить маску; либо он подчиняется этому приказу, ворча о своих правах, либо становится непослушным.

Анарху читают лекцию о том, чтобы он носил маску; его не очень волнует лекция, кроме как как доказательство того, во что верят определенные люди; он составляет собственное мнение о том, насколько хорошо работают маски, недооценивая источники, которые, похоже, находятся в политическом безумии. Возможно, он носил маску, когда маски были расистскими, и все еще носит ее сейчас, когда она стала праведной.

Когда ему приказывают (принудительно) надеть маску, он надевает ее; если ему приказывают надеть корону Burger King, или маньчжурскую очередь, или даже сикхский тюрбан, он тоже надевает ее. У власти есть свои права. Анарх знает это; он даже знает, что у него нет никаких прав. Анарх очень любит уступчивость.

Но хотя анарх всегда подчиняется, он никогда не подчиняется. Приказ носить тюрбан никоим образом не может сделать его сикхом; мало того, это даже не может сделать его антисикхом. Сила владеет его телом, но никак не влияет на его душу.

Ломез: Я думаю, что здесь мы сталкиваемся с напряженностью, которая отличает вашу точку зрения от многих других идеологически настроенных читателей и поклонников вашей работы. Или, во всяком случае, ключевое различие в отношении и расположении духа. Венатор, главный герой «Эвмесвиля», образец этой концепции «анарха» и тонко завуалированный рупор самого Юнгера, самоустранен, отстранен, своего рода отшельник души, как вы объясняете. Эта отстраненность от партийных обязательств обеспечивает огромную внутреннюю свободу, что приводит Венатора к самому глубокому и проницательному пониманию социальных и политических сил, которые его окружают.

Но не у всех нас есть такая интеллектуальная роскошь. Мы не можем все быть отшельниками души. Мир и его история зависят от несовершенного понимания и действий людей, которые участвуют в борьбе, людей, которые выходят на арену и готовы испытать свою мощь и решимость против противников.

Юнгер был экстраординарным человеком и мыслителем, который, возможно, был уникально одарен, чтобы занять эту позицию «анарха». Остальные из нас? Я в этом не уверен. По крайней мере, это отношение не универсально обобщаемо, верно? Итак, как же нам ориентироваться в этих конкурирующих стратегиях? Как лучше всего противостоять диссидентским мыслителям, которые отвергают нынешний режим и хотят защитить себя и свои семьи от его худших эксцессов? Должны ли мы все больше походить на Венатора? Должны ли мы все отступить в наши внутренние редуты, чтобы нарисовать более подробные карты территории? Или существует также роль активного и явного партизанского сопротивления?

Кертис Ярвин: Ты используешь слишком много метафор, юный джедай. Идея о том, что мыслитель, думая или даже делясь своими мыслями, «действует», является одной из плохих идей революционного периода. Это анархистская идея. Это одновременно подвергает вас опасности и искажает ваши мысли.

Оглянитесь назад на мою позицию в отношении масок и вакцин. Моя позиция, позиция «четкого изложения», заключается в том, что официальная позиция по этим вопросам, хотя и интересна и часто даже важна, для меня не имеет значения. Я бы так же быстро автоматически убедился в Соборе, как и автоматически с ним не согласился. В любом случае вы его раб.

Если вы чувствуете, что «действуете» против него, распространяя или действуя в соответствии с мнениями, которые с ним не согласны, вы все еще находитесь в этом месте, где обманывают 18-й век. Это неэффективный способ организации каких-либо действий. Вы не «действуете», а «разыгрываете», а я всегда против «разыгрывания».

Безусловно, это тот случай, когда ни один режим не меняется иначе, как путем политических действий в некотором широком смысле. Эта акция будет короткой и острой — возможно, просто своего рода выборами. Эти выборы — это создание специальной народной армии, и этой армии действительно понадобятся генералы, центурионы, общественные организаторы и т. д.

Это настоящее действие. Это совершенно другой вид действий. Сегодня это совершенно излишне, потому что, как сказал бы Ленин, объективных условий революции нет.

И самое главное, это совершенно не связано с действиями писателя и мыслителя, которые должны быть настолько выше Собора, чтобы никогда не реагировать рефлексивно на его слова — не больше, чем вы поверили бы X, потому что X! = Y и Папа Римский, или аятолла Хаменеи, или Политбюро одобрили Y, или что-то в этом роде.

Это правда, что не так много интеллектуалов нужно; но они должны быть историками настоящего; и позиция анарха — это позиция историка, примененная к настоящему. Их работа — быть разведывательным отделом, а не армией; их цель — понимать, прогнозировать и планировать.

Разделение этих зачаточных квазиагентств гипотетического будущего режима имеет огромный смысл. Работа разведывательного управления — это не война, а просто понимание. Наша страна находится в тяжелом состоянии, но понимание этого еще не является преступлением. И даже если это так, это самое маленькое преступление, которое мы можем совершить.

Кроме того, объективное понимание любого конфликта не должно зависеть от того, на чьей вы стороне — две оптимальные, но противоположные разведывательные службы должны прийти к одному и тому же выводу. Разведданные любого разведывательного органа должны быть настолько объективными, чтобы даже враг мог использовать их для планирования.

Однако, создавая и распространяя эти разведданные, мы создаем ментальный ландшафт, который подразумевает ландшафт власти, на котором в конечном итоге может действовать реалистичная политическая армия.

Даже в это время будет оставаться идеальным разделение мозга и тела — тело гораздо легче заменить. Являетесь ли вы каким-либо политическим организатором? Я, конечно, не такой. Лучше придерживаться своей полосы движения. Либо вы на самом деле являетесь политическим организатором, либо вы на самом деле не «действуете». Если вы не действуете, вам не следует использовать метафоры действия — они, по крайней мере, запутают ваше мышление, а в лучшем случае поставят под угрозу ваш проект. Я признаю, что экстраординарный человек может быть и тем, и другим, но даже в этом человеке роли должны быть разделены. Просто как инженерный принцип.

Ломез: Я хотел бы перейти здесь от обсуждения того, кто мы такие, к тому, кто они такие. В своем предыдущем ответе вы упомянули “Собор” (с большой буквы), который, возможно, является вашей самой известной монетой и даже недавно украсил хирон Fox News. Собор стал означать много вещей, но в целом относится к широкому спектру институтов и культурных сил, которые диктуют общепринятую точку зрения. Мы могли бы назвать эти институты и силы, стоящие за ними, эпистемическими авторитетами. Существует много споров и разногласий по поводу того, что такое Собор, его фактическое влияние, его происхождение и является ли это вообще новой идеей или вы просто заново изобрели то же колесо, что и любая другая диссидентская идеология. Я даже слышал, как марксисты обвиняли вас в том, что вы просто присваиваете концепцию надстройки капитала.

Но мое понимание того, что вы подразумеваете под Собором, гораздо скромнее, чем все это. Вы определяете собор (строчными буквами) просто как «журналистика + академические круги». Вы документируете многочисленные извращенные эффекты отбора в соборе и его тенденцию к “доминирующим идеям”, а не к истинным или красивым идеям. Но вы также приходите к выводу, что собор на самом деле не проблема, а скорее вторичный симптом какой-то более глубокой системной гнили. Я полагаю, что гниль, на которую вы, возможно, намекаете, — это Просвещение и сопутствующие ему формы правления. И все же, разве каждому режиму — республиканскому, даже монархическому — не нужен свой собор, учреждение или набор учреждений, которые производят и проверяют знания, которые производят и проверяют искусство, создают свои мифы, свои мягкие правила социального взаимодействия и т. д.? И если да, то каковы механизмы, с помощью которых такой комплекс институтов — или даже одна церковь — могли бы выполнять эту функцию и не страдать от постоянного смещения влево?

Кертис Ярвин: Я хочу, чтобы френы могли свободно использовать верхний или нижний регистр. Иногда я даже сам меняю свое мнение…

Я эрастианец — церковь — это филиал государства. Безусловно, необходимо иметь институты знания, но эти институты должны быть подчинены силам, находящимся вне и над ними. Это справедливо как для религии, так и для науки.

В качестве примера этого принципа посмотрите не дальше, чем на Covid. Не было никакой силы вне и выше вирусологии, которая могла бы сказать вирусологии: Вау, я вижу, вы хотите пойти и собрать вирусы летучих мышей и поработать с ними, чтобы они могли заразить людей. И цель этого исследования — создать эти перекрестные вирусы намеренно, чтобы… предсказать, что они могут эволюционировать случайно? И вообще, что бы мы сделали с этим предсказанием? Уничтожить всех летучих мышей? Нет? Окей… ребята, мне очень жаль, но сегодня я очень опаздываю. Вы не возражаете, если мы вставим в это булавку и заберем ее в другой раз? Мне нравятся ваши идеи — я действительно хочу оставаться в курсе всего, о чем вы, ребята, думаете…

Таковы отношения между инженерами и венчурными капиталистами в Силиконовой долине. Чтобы ваш инженерный проект осуществился, вы должны убедить кого-то, кто не является инженером. Этот человек не будет глубоко погружаться в ваши технологии, но глубоко погрузится в ваше общее здравомыслие и здравый смысл.

Следствием этого фильтра здравомыслия является то, что безумные идеи больше не являются доминирующими, поскольку они на самом деле не будут генерировать энергию, если не смогут пройти фильтр. Таким образом, рынок идей снова плоский — не естественно плоский, а искусственно плоский — и он снова работает.

Очевидно, что в монархии этот фильтр является продолжением исполнительной власти. В олигархии нет исполнительной власти, и не остается никого, кто мог бы сказать «нет» вирусологам. Вирусологи и другие ученые — существа деликатные и не должны поддаваться искушениям суверенитета.