Религия древнего Рима

Боги

При рассмотрении этрусского пантеона на материале, сохранившем местный исконный язык (т. е., изучая предметы искусства или печень из Пьяченцы), — можно выявить два главных факта.

Первый факт, на который неоднократно обращали внимание, это большое число имен богов, заимствованных из италийских языков. В частности, многие боги, действительно этрусские, носят латинские имена — искаженные, но узнаваемые. Хотя это не относится к Тинии (Юпитеру), так, однако обстоит дело с одной богиней, несомненно, заимствованной извне, — Уни: это имя восходит к Юноне, с такой же утратой начального i-, которая произошла с Ани, восходящим к Янусу[808]. Аналогичные случаи — Нетунс (Neθuns, Neθunus; Agram Neθuns-l), произшедший от Нептуна; Марис (Maris, Mariś, Mars-, Mares), т. е. Марс; весьма вероятны также и Ветисл и Сатре, которые можно прочесть на печени из Пьяченцы, т. е. Ведий-Вейовис и Сильван[809]. Эти божества имеют только одно имя — то, которое у них было на их родине. И дело здесь либо в том, что они целиком заимствованы, т. е. заимствована персона вместе с именем, либо причина в том, что — будучи национальными божествами — они были отождествлены (в ходе процесса, обратного процессу этрусской интерпретации) с древними иноземными божествами, потеряли свое национальное имя и продолжили свое существование под иноземным именем. Иногда одно и то же божество предстает одновременно и под исконным именем, и под заимствованным. Так, нередко Мен(е)рва (Merua, Mera) рассматривается как то же самое, что Текум (на Печени и в Загребе[810]). Вполне возможно, что Vel- на печени представляет собой начало имени *Velχans, как бы дублирующего древнее Сетланс, из которого на зеркалах совершенно ясно получился Гефест. Предполагалось также, что в некоторых случаях два однотипных божества: одно местное, исконное, а другое заимствованное — могли сосуществовать независимо друг от друга. Так, Ларан, встретившийся девять раз на зеркалах, — обнаженный, в сапогах, почти всегда вооруженный и со шлемом на голове — иногда вместе с Туран-Афродитой якобы является воинственным богом, для которого Марс стал двойником (так считают Torp, Тулин и др.). Однако у воинственного народа воинская деятельность вполне может получить нескольких богов-покровителей, ориентированных по-разному (ср.: Индра и Ваю у индоиранцев[811]).

Другой факт — это раннее и устойчивое смешение большого числа этих божеств с греческими богами. Так, иллюстрации на зеркалах[812] представляют Тинию и Уни только в функциях и обстоятельствах Зевса и Геры. При этом Тиния держит скипетр и молнию, а Афина рождается из его головы[813]. Уни, объединенная с Тинией, как Гера с Зевсом, фигурирует в суде Париса, кормит грудью Геракла; ее освобождает от цепей Гефест[814]. Богиня Менрва, вооруженная и сопровождаемая маленькой порхающей Викторией, богиней победы, представляет Афину. Бог Нетун(у)с с трезубцем Посейдона сидит на скале, из которой вытекает струя воды[815]. Этот процесс идентификации затронул даже таких богов, которые имели только этрусские имена. Если cognomen одной из самых древних Венер латинян, Frutis, можно объяснить этрусским произношением Афроди-ты[816], то на зеркалах этой богине соответствует Туран. Точно так же Турмс носит хламиду, широкополую шляпу-петас, жезл Гермеса — кадуцей, и он провожает души умерших. (Само греческое слово переводится только один раз, herma, но это просто любопытная деталь. Этрусский Гермес — это действительно Турмс.) Бог Фуфлунс держит тирс Диониса, и он изображен около Семлы (Семелы), Ареаты (Ариадны). Так же обстоит дело со всеми подлинными богами: ни один из них не носит греческого имени. Если на зеркалах мы видим Аплу (Apulu, Aplun) в лавровом венке, с формингой, и его целует Летун; если мы видим Артуме, играющую на кифаре около Аплу или верхом на олене, то все это — литература в картинках, отнюдь не предполагающая, что Аполлон, Артемида и Латона могли играть какую-либо роль в религии этрусков. Следует отметить, что эта литература все же не прошла совершенно бесследно для религии и для общества. Вполне вероятно, что именно под воздействием этрусского произношения Персефона стала Прозерпиной на берегу Тибра, и наверняка Катмит (Catmite), этрусский Ганимед, все же отражал некую реальность, если он дал Плавту и римскому арго слово catamitus («любимчик»).

Изучение этрусской транскрипции имен в греческой басне привело Еву Физель (Eva Fisel) к тому, что она составила в 1928 г. множество серьезных и любопытных примечаний, а также смогла констатировать весьма важный факт[817]: Этрурия обрела эти имена в различное время в различных областях Греции. В общем, они делятся на три группы: 1) наибольшее число имен восходит к ионическому эпосу (Castur, Nestur, Sature, Patrueles…); 2) имена, пополнившие прежнюю группу имен, заимствованных из дорийского диалекта, от которого в них сохранились долгое а и дигамма, а в некоторых случаях — и имена менее предсказуемой формы (например, Aivas из Αΐfας; Μαχαη из Μαχάων; Prumaθe из Прометея; Pakste из Пегас; Velparun из Elpénor…); 3) но, по-видимому, эти последние имена появились не первыми; есть другие имена, форма которых необъяснимо далека от греческой и которые, по-видимому, имеют до-эллинский прототип, причем его греческое оформление само, вероятно, представляет собой результат «этимологизирующей» деформации слов: Catmite-Γανυμήδης (< *Γαδυ-?), Heplenta-Ίππολύτη, Talmiθe-Παλαμήδης, φulφsna-Πολυξένη…). На самом деле, третья группа сомнительна: Ганимед наверняка имел до-эллин-ское имя, это до-эллинская фигура. Однако Катмит с зеркал может быть только именно Ганимедом из греческой басни, виночерпием Зевса, который сам отнюдь не был заимствован в до-эллинские времена. Каким бы ни было деформированное слово, национализированное в виде Πολυξένη, этруски, конечно, приняли эту дочь Приама вместе со всей легендой о Трое, и она сохранила то место, которое занимала в этой легенде, т. е. одновременно с Патроклом, Ахиллом и др. Противоположная гипотеза создает более значительные трудности, чем те, которые вызывает несоответствие имен. Однако разграничение дорийского и ионийского источника представляло бы большой интерес, если бы было точно известно, что свой алфавит этруски заимствовали у дорийцев самой Греции. «Через посредничество Коринфа, роль которого не забыли римляне (Tac. Ann. 11, 14), этруски получили свой алфавит и сокровища эллинской мифологии, — пишет Бенвенист, — и, следовательно, отнюдь не безразличен тот факт, что имя Vilae, Vile, т. е. греческое имя Иолай, согласуется с коринфской формой fιόλαfος или Aevas, Aivas и т. д. и с коринфским Αΐfας».

Нам трудно представить себе, как функционирует мифология: т. е. такая религия, в которой главные богини носят, например, имена, заимствованные у италийских племен (Уни, Менрва), а с другой стороны — они наделяются роскошными аксессуарами, которые легенда и искусство Греции дают Гере и Афине. Однако это очень важно для истории религии Рима: если отождествление римских божеств с греческими произошло так рано и настолько полно, то это было подражанием Этрурии, причем почти всегда это были Юнона, Минерва, Нептун и многие другие, которые стали Герой, Афиной, Посейдоном — вслед за Уни, Менрвой, Нетунсом. Остальные последовали примеру великих. Так возникли тройные эквиваленты — такие, как Венера — Туран — Афродита, Меркурий— Турмс — Гермес.

Крайне редко можно встретить одно из этих божеств в неиталийских или не-греческих функциях или мифах. Так, «богиня со змеями», в которой хотят видеть богиню Туран, фигурирует на пластинке с погребальной камеры из Цере. Из этого делают вывод, что она играет роль, связанную с умершими, и могла бы послужить прототипом для римской Венеры Либитины. Но разве 23-й Римский Вопрос, касающийся именно Ли-битины, не напоминает о том, что в Дельфах видели статуэтку Афродиты Epitymbia, к которой приглашали покойников, чтобы они могли около нее предаться возлияниям?

Мифология этрусского Марса не связана с греческим Аресом, но есть серьезные основания для того, чтобы отнести к индоевропейским италийским племенам то, что в этих мифах на первый взгляд кажется самым оригинальным.

Зеркало из Больсены, зеркало из Кьюзи и сценка, изображенная на знаменитой этрусско-латинской цисте в Палестрине (Пренесте), составляют группу родственных документов: 1) На цисте, среди расположенных в ряд богов с латинскими именами (Юнона, Юпитер, Меркурий, Геркулес, Аполлон, Либер, Фортуна…), в центре изображены Минерва и Марс, занятые непонятным делом. Марс — обнаженный, но в шлеме, вооруженный копьем и щитом — склонился над большим сосудом, наполненным кипящим веществом (жидкостью? паром? огнем?). Минерва обнимает его левой рукой за талию, а правой рукой подносит к его рту или носу своеобразную короткую палочку. Позади богини, на груде камней лежат ее щит и ее шлем, а над ней порхает маленькая Победа (Victoire). Над Марсом растительный декор фриза прерван, и там можно видеть сидящего Цербера — собаку или волка с тремя головами. 2) На зеркале из Кьюзи изображены стоящие слева направо следующие персонажи: обнаженный молодой человек, Леинт, держащий в левой руке копье, а на согнутом правом его бедре сидит ребенок, Mariśhalna (ребенок держится двумя руками за его опущенную правую руку. Далее Туран, этрусская Афродита. В середине зеркала — Минерва в шлеме вынимает из амфоры ребенка Mariśhusrnana, взяв его за обе руки. Справа обнаженный юноша, имя которого не указано, опирается правой рукой на свое копье. На рукоятке зеркала имеется, кроме того, женская фигура, названная Recial. 3) На зеркале из Bolsena слева направо изображены: Турмс в крылатой шляпе и с кадуцеем Гермеса, придерживающий одной рукой за живот ребенка Mariśisminθians, сидящего на его согнутом бедре. Дальше Минерва в шлеме, купающая в амфоре Mariśhusrnana. Правой рукой она опирается на свое копье, а левой — держит левую руку ребенка, вынимая его из ванны. Затем мы видим Туран; далее стоит юноша, одетый в хламиду и опирающийся на свое копье. Дальше изображена женщина, Аматутун, которая держит ребенка Mariśhalna, сидящего на ладони ее левой руки. Под центральной сценой Геркле, которого можно узнать по его палице, стоит позади расположенных в ряд пяти амфор того же типа, что и та амфора, из которой выходит Mariśhusrnana, но менее роскошно украшенных.

Археологи весьма смело комментировали эти картинки, предположив, что было несколько Марсов, имевших общего для всех них отца — Геркле, а их матерями были женские фигуры: Менрва, Туран, Аматутун. Такая интерпретация слишком многого требует от этих изображений: они описывают действия, но не указывают на родство. Во всяком случае, принято считать, что это — сцены, отражающие эпизоды посвящения юноши. Я предложил уточнение: это посвящение юноши в воины. Такое толкование обосновывает основное действие, и о том же говорят все без исключения атрибуты всех действующих лиц. Весьма вероятно, что три Марса, охарактеризованные по-разному, представляют одного и того же Марса во время трех эпизодов инициации[818].