Азбука православной веры.

Глава 8

В. — Есть много умных и ученых людей, которые не верят христианской религии.

О. — Что же из этого заключить можно, как не то, что недостаточно одной светской учености и остроты ума, чтобы получить от Бога дар веры, но что надо, сверх того, иметь сердце правое, чистое, смиренное, готовое на все жертвы, которых потребует познание истины.

А этого-то и недостает тем немногим ученым, которые не признают христианской религии: потому что они, первое — либо холодны и не сведущи в Законе Божием и, погруженные в свои изыскания математические, физические и прочие, не думают о Боге и спасении души своей. В таком случае не удивительно, что они ничего не смыслят в религии, потому что в отношении к ней они невежды, почему и суждения их о предмете, неизученном ими, не имеют никакого веса. Либо второе, что случается чаще, — они люди горделивые, которые позволяют себе высокомерно судить о делах Божиих, дерзают препираться как бы на правах совершенного равенства с Ним, измерять Его премудрое слово мерилом слабого человеческого разума. Гордость есть самое глубокое и гибельное зло! Потому-то они праведно отвергнуты, как дерзновенные, преданы на волю ослепленного разума своего и лишены познания истины, которая открывается сердцам смиренным, ищущим ее в правоте. Господь не любит, чтобы возмущались против Его непреложной истины!

Либо третье — эти высокомерные мудрецы одержимы преступными страстями, от которых не хотят освободиться, а зная, что эти страсти несовместимы с христианской верой, они отвергают ее, как укор их безнравственности.

Впрочем, надо бы заметить, что число неверующих ученых очень мало́ в сравнении с великими гениями, которые славились истинной мудростью и благочестием, и если взять труд взвесить силу и число свидетельств с той и другой стороны, то всякое сомнение исчезнет.

Можно утвердительно сказать, что в течение 20 веков, среди знаменитых ученых людей каждого столетия, едва придется один неверующий на двадцать верующих.

И из этого малого числа неверующих, можно смело утверждать, большая часть была неискренна в своем неверии, что доказывают все те, которые в час опасности или смерти укрывались под кровом той религии, которую они так долго хулили. Таких было много из Вольтеровой5 школы, и между прочими: Монтескье, Бюффон, Лагарп и другие.

Да и сам Вольтер, заболев в Париже, призывал священника за месяц до своей смерти, но, когда опасность миновала, в нем исчез и страх Божий. Когда же наступил последний час болезни, друзья нечестивца сбежались к его смертному одру… Врач его, как очевидец, свидетельствует, что Вольтер просил причастия, но на этот раз напрасно. Ученики не допустили священника к умирающему, который кончил свою жизнь в страшном отчаянии!6

Даламбер также пожелал исповедоваться, но и ему, как и учителю его, отказали в том философы, окружавшие несчастного.

Скажи после этого, какое же доверие можно иметь к подобным людям? И какой вес может иметь их неверие в сравнении с верой и благочестием бесчисленного множества величайших ученых и знаменитейших людей, которые были славой человеческого рода? Им, так же как и другим, вера предписывала самопринуждение и налагала на них трудные обязанности, и они, заметь это, подчинялись им по убеждению!

Не говорю уже о неисчислимых страстотерпцах, принесших в жертву жизнь свою за веру Христову, о великих святых отцах Церкви: Василии Великом, Григории Богослове, Иоанне Златоусте, Амвросии Медиоланском, Афанасии Александрийском, Григории Двоеслове, блаженных Иерониме, Августине и множестве других мужей, которые в течение первых шести веков христианства были знаменитыми учеными того времени. Сколько сверх того знаменитых имен насчитывается в списке верных чад Христовой Церкви в последующие времена!

По сравнению с этими великими мужами как малы и ничтожны кажутся эти спорщики, которые дерзают отрицать все, что есть священнейшего в мире!

Убоимся высокоумия и пытливости лжефилософии, которая влечет в бездну! Будем порабощать постыдные страсти, препятствующие нам склонять голову под священное покровительство веры!