Ты убивала колдунов?

— Я помню, что ты говорил, дядя: нет ничего сильнее родовой клятвы вроде нашей, которую мы приносим у Стены. Поэтому я решила, что клятва другому дому не заставит меня нарушить свою.

— История нашего клана говорит, что так оно и есть, но ведь и клятвы бывают разными.

— У меня были сомнения, но… Я бы очень хотела посоветоваться с тобой и дядей Кафасом, но у меня не было такой возможности. Мне надо было ответить быстро. От меня не требовали немедленного ответа, но я подумала, что отказ или промедление могут всё испортить. Я не могла так рисковать! Я думала, что та клятва никак не повлияла на меня, но…

— Но что?

— Когда Сарса спросила меня про поместье, оказалось, что я не могу вымолвить ни слова!

— Колдовские дома налагают такое заклятие на всех слуг, чтобы они не выболтали их секреты. Я думаю, что сейчас беспокоиться не о чем, — сказал Микас, хотя сам напряжённо свёл брови. — Пока клятва дому не противоречит твоей главной, глубинной клятве, она действует. Но если настанет тот самый миг, клятва колдовскому дому не сможет тебя остановить. Клятвы Льессумов ей не пересилить. Наша стена в незапамятные времена благословлена жрецами Двора Смерти, её накладывает не какой-то там колдун, а сами боги!

— Ты уверен, дядя?

Альда поняла вдруг, что в глубине души хочет этого: хочет, чтобы клятва Соколиному дому оказалась сильнее, и тогда бы ей не пришлось… Великие звёзды, она уже даже помыслить об этом не может!

Тогда бы ей не пришлось убивать Эстоса Вилвира.

Но если не сможет она, придёт кто-то другой!

— Я уверен, — твёрдо произнёс Микас. — Мы служим правому берегу сотни лет, каких только клятв и обетов не приносили наши предки, чтобы подобраться к своей цели, но ни одна не остановила их руку в решающее мгновение! — Дядя встал и положил свои тяжёлые руки на плечи Альды. — Делай своё дело и ни о чём больше не заботься. Твоя кровь, кровь Льессумов, будет вести тебя.

— А если бы я связала себя клятвой назначенных звёздами? — спросила Альда. — Какая возобладала бы?

Этот вопрос озадачил дядю, у него даже нижняя губа недовольно выпятилась вперёд — так бывало, когда ему напоминали о чём-то неприятном.

— Я этого не знаю. В нашем клане никогда не было назначенных до тебя. Твой дед, наверное, знал… Он что-то объяснял твоим родителям, но меня это, как ты понимаешь, тогда мало интересовало. А потом… Ну… Когда твой жених погиб, узнавать уже было ни к чему…

— Да, я понимаю, — кивнула Альда. — А как ты думаешь, дядя, если я спрошу у Шкезе, он ответит?

— У Шкезе?! Побойся неба! Зачем тебе это сейчас? Какой прок? И даже если бы был смысл доискиваться, я и тогда сказал бы тебе, что Шкезе лучше обходить стороной. И что с тобой такое? Зачем тебе знать про клятвы нареченных? Столько лет прошло…

— Вдруг вспомнилось…

— Тебе давно пора забыть про Гаэлара…

— Да, пора, — согласилась Альда.

Она забыла, иногда проходили целые недели, а может, и месяцы, когда она не вспоминала о нём. Но почему-то в последние дни часто вспоминала своего жениха и его мать-принцессу. Тот сон и серьги никак не шли у неё из головы. Прошлое, которое казалось таким далеким, что больше походило на рассказанное кем-то, чем на пережитое, вдруг ожило в мыслях, стало ярким, почти как настоящее… Альда вспомнила, как тосковала по Гаэлару в первые годы, и с благодарностью вспомнила Эстоса: она-то думала, что никто и никогда уже не тронет её сердца.

— Я хотела бы остаться здесь, переночевать в своей комнате, — неожиданно для самой себя призналась Альда.

— Боюсь, если ты не вернёшься к вечеру, то потом и вовсе не сможешь вернуться в поместье, — сказал дядя.

— Я знаю, — ответила Альда, хотя и не была так уверена. Эстос простит ей всё, лишь бы только она вернулась. — Но до захода солнца у меня есть время.

За час до заката в дверь запертой уже лавки постучали, тихо-тихо, так что из семьи, севшей уже за ужин, никто не услышал, только собаки забеспокоились. Приученные не лаять, псы начали звать Микаса к двери. Тот сказал Тервелу пойти проверить.

Обратно Тервел пришли вместе с завернутым в серый суконный плащ человеком. Когда он откинул капюшон, Альда едва не вскочила на ноги от изумления: это был Безумный Шкезе.

— Мне надо поговорить с тобой, — указал он на Альду. — Наедине.

Альда молча поднялась из-за стола и пошла к двери, что вела к саду: там им никто не помешает.

Семья проводила их тяжелыми, обеспокоенными взглядами.

— Как вы узнали, что я здесь? — спросила Альда, когда они дошли до середины маленького садика.

Шкезе, казалось, опешил от такой наглости: это он собирался задавать вопросы. Но потом он улыбнулся свой жутковатой, тревожной улыбкой и ответил:

— Небесный дом возвышается над правым берегом. Разве может быть что-то, что укрылось бы от взора его господина?

— Двор Смерти, — не задумываясь бросила Альда.

— Да, это место… Туда наш взор не проникает.

Альда заметила, что Шкезе покоробило от одного лишь упоминания тёмного двора. И тут же добавила:

— Как и в Соколиный дом.

— Но как удачно, что в Соколиный дом смогла проникнуть ты! — сладенько улыбнулся Шкезе. — Это значит, что ты на верном пути. Скоро ли нам ждать прискорбных вестей?

— Такие задания требуют времени… Мне нужно подготовиться и ждать нужного часа. А нужный час наступает не по моей воле, а по воле случая.

— Это значит, что ты пока не узнала, где его второе сердце?

— Пока нет, — с облегчением призналась Альда. — Но узнаю.

— Месяц, который дал тебе первый господин, скоро выйдет.

— Я знаю, но что я могу поделать? Напасть на него так? Он выживет. Магия сохранит его.

— Найди способ… — прошипел Шкезе.

— Третий господин болен. Я его почти не вижу.

— Чем он болен?

— По слухам, он и сам не знает. Никому не известная хворь.

Шкезе склонил голову, как будто вычитывая, как бы это знание употребить себе на пользу, но, ничего не придумав, спросил:

— Они хотя бы знают, что у него болит? Грудь? Сердце? Голова?

Альда хотела ответить, что слуг, кроме Лигура, не допускают до личных покоев, но поняла, что опять не может вымолвить ни слова…

— А-а, заклятье… — протянул Шкезе. — Ну, его болезнь не так уж и важна. Главное — выполни поручение. И мой господин передает тебе ещё одно пожелание. Вернее, требование. Ты должна непременно его выполнить. Раз уж ты оказалась вхожа в поместье, то тебе нужно уничтожить все записи и бумаги третьего господина. Колдуны никогда и ничего не выносят за пределы своих комнат, хранят записи внутри, чтобы они не попали не в те руки. Так что сжечь его комнату будет достаточно.

— Сжечь? Но я…

— О, я верю, ты изобретательна, Альда из рода Льессумов! — оборвал её Шкезе.

— Но там полно колдунов, они могут потушить пожар, даже если я…

— Об этом мы тоже подумали! — Шкезе полез в объемистый кошель, висевший у него на поясе и, не глядя, выудил плоский мешочек. — В этом порошке нет магии, так что ты сможешь пронести его за ворота. Но от любого проявления магии он превращается в настоящий колдовской огонь. Он пожрёт всё и так быстро, что никто не успеет произнести нужное заклинание и спасти записи. Главное — следи, чтобы он не просыпался случайно. Этот огонь не поедает живую плоть, но на тебе вспыхнет одежда. Ты, скорее всего, сохранишь жизнь, но ожоги будут очень неприятными.

Шкезе протянул ей порошок.

— Вы говорите, он вспыхивает от любого проявления? — Альда опасливо взяла мешочек.

Он оказался неожиданно тяжелым, как будто бы наполненным золотом.

— Да, поэтому он плотно увязан в просмоленную ткань, а завязку мы залили воском. Используй его только тогда, когда будешь абсолютно уверена.

— Уверена в чём?

— В том, что выполнишь задание. Дай третьему господину шанс, нанеси несмертельный удар — и тогда он воспользуется колдовскими силами. Как бы слабы они ни были — порошок полыхнёт. Насыпь его в нужных местах, а потом… Ну, ты сама разберёшься.

— Этого я не могу вам обещать. Всё хранится в его комнате… — слова опять оборвались. — Я не смогу проникнуть туда.

— Постарайся, — прошелестел Шкезе.

— А этот порошок, — Альда приподняла мешочек, — что это такое? Я никогда не слышала ни о чём подобном. Не опасен ли он сам по себе?

— Нет, он не опасен. Но никому не говори о его существовании, даже своим родным.

— Разумеется. Но ещё, восьмой господин, я хотела… — Альда замолчала, не решаясь продолжать. Но потом быстро произнесла: — Могу я задать вам вопрос о клятвах?

Глаза Шкезе вдруг метнулись куда-то в сторону, и взгляд стал безумным, пугающим. Альда невольно потянулась пальцами к краю рукава — там был спрятан тонкий нож.

— Каких клятвах? — спросил Шкезе, всё ещё не смотря в её сторону. — Клятвах, которые ты принесла Соколиному дому? Они не помешают тебе, потому что есть обет более сильный…

— Нет, про клятву назначенных звёздами. Смешенье крови… Я помню, как вы вылили мою кровь в краску для татуировки и…

— Я тоже помню, — заговорил Шкезе. — Под самый конец, когда узор был почти завершен, у меня руки сводило от силы этой клятвы. Благодари богов, которым ты поклоняешься, что тебе не успели нанести татуировку. Ты последовала бы вслед за ним уже давно. Без Гаэлара твоя жизнь стала бы невозможной.

— Зачем вы нанесли татуировку ему? Без неё ведь можно обойтись…

— Их начали наносить таким, как ты, более тысячи дет назад. Это скрепляет их союз на земле. Это их клятва друг другу. Первый господин соблюдал веления неба, поэтому он приказал сделать сыну татуировку.

— Эта клятва… Она могла оказаться сильнее клятвы дому или даже роду?

— Та клятва, — глаза Шкезе словно заволокло мглой, — очень, очень сильна… Очень сильна, я помню.

— Но насколько?

— Какое тебе до этого дело? — Шкезе очнулся и сразу же резко развернулся: — Не вижу нужды вспоминать те годы.

Он безошибочно повернул на дорожку, которая шла к выходу и скрылся в синих сумерках.

Альда пошла в сторону малого дворика. Есть ей расхотелось, зато нужно было подновить секковийские татуировки на руках — они немного побледнели за эти дни.