Ты убивала колдунов?

Глава 7. Пропавшее прошлое

— А ты, получается, готов меня отпустить?

Эстос потянулся за вторым пирожком, но рука замерла на полпути. Он пристально посмотрел на Альду, и от ещё настойчивого, напряжённого взгляда ей стало слегка не по себе.

— Я бы хотел, чтобы ты осталась со мной. Глупо отрицать это, — сказал Эстос. — Но сажать тебя на цепь… Спасать собственную жизнь такой ценой я не намерен.

Альда почувствовала странную, болезненную дрожь в груди, потому что Эстос Вилвир был до смешного благороден и не хотел забирать чужую жизнь даже ради спасения своей, а она отнимала жизни десятками, не задумываясь о цене и смысле.

— Слышала, ты превосходишь умом прочих детей своего отца, — медленно произнесла Альда, — но в наследники он избрал не тебя. Я, кажется, поняла почему.

— Я вовсе не так честен и благороден, как ты думаешь, и далеко не всегда. Когда речь идёт о государственных делах, я ничем не отличаюсь от отца, но ты…

— Что я? — спросила Альда, когда Эстос замолчал.

Её голос дрожал, а в животе в мучительном ожидании скручивалось нечто сладкое и жаркое.

— Я хотел бы, чтобы ты была со мной по другой причине. И по своей воле.

— Ты ждёшь этого от меня, — произнесла Альда. — Ждёшь, что я отвечу благородством на благородство. — Она усмехнулась: — Люди не лгали, ты умён… Вместо того, чтобы принуждать, пытаешься взывать к лучшему во мне.

Эстос улыбнулся:

— Останься со мной!

Альда была не в силах произнести ни единого слова. Потом он собралась, втянула воздух и спросила:

— Это значит, что я не выйду отсюда до следующего полнолуния?

— Ты будешь выходить, но ненадолго… Мне даже нужно, чтобы ты уходила. Надо понять, что произойдёт, если тебя не будет рядом, как быстро вернётся боль. — Эстос внимательно всмотрелся в лицо Альды: — Ты сомневаешься? Думаешь, я обману? Или нашла уже нанимателя? Я буду платить тебе в месяц столько, сколько ты не заработаешь и за пять лет! — его голос звучал почти отчаянно.

Альда покачала головой. Дело было не в доверии и не в деньгах. А в том, что эти просьбы приближали Эстоса к гибели, а она сейчас понимала со всей ясностью, что не хочет его убивать. Несмотря ни на какие клятвы своему клану и Небесному дому — не хочет.

Но если она откажется, он всё равно умрёт. Даже если до Эстоса не сумеют добраться её дяди и двоюродные братья, он всё равно умрёт — примет яд во второй день последнего новолуния этого года.

— Я останусь, — решила Альда. — Не из-за денег.

— А из-за чего?

Альда вместо ответа сунула Эстосу тарелку мясных шариков в орехах.

— Ешь. Вид у тебя пока не слишком здоровый.

Потом Эстос взял гору книг и тетрадей и со всем этим забрался на кровать. Альда заглядывала, но понимала разве что половину написанного: Эстос немилосердно сокращал слова и пользовался неизвестными Альде условными знаками, которые, судя по всему, обозначали какие-то колдовские понятия.

Про Альду Эстос на время забыл совершенно, так он был поглощён изучением своих старых записей. Лишь иногда он отрывался, находил взглядом «Кейлинн», которая тем временем изучала покои третьего господина и всё, что в них находилось, и говорил, раз за разом примерно одно и то же:

— Это необъяснимо, но боли нет. Она ушла, ушла совершенно!..

Просмотрев большую часть тетрадей, Эстос сказал:

— Я думаю, что дело в тебе, Кейлинн. Никакого иного объяснения я не могу найти. Но вот почему это происходит, я не могу понять. Я не чувствую в тебе магии, по крайней мере, такой, какая была бы заметна сразу. Ты позволишь мне изучить тебя лучше?

Альда насторожилась:

— Как это — изучить?

— Я просто прикоснусь к тебе. Ты ничего не почувствуешь.

Альда тут же подумала о мази на руках. Её на ладонях почти не осталось, но вдруг Эстос был способен почувствовать даже это? И вдруг он догадается, для чего такой состав мог понадобиться?

— Ты опробуешь на мне какое-то заклинание, так? — спросила Альда.

— Да, но ничего особенного. Вреда от него не больше, чем от золотой пыли при входе…

— Но если меня уже осыпали золотой пылью, то разве это не означает, что на мне нет никаких заклятий?

— Золотая пыль реагирует только на чары, которые снаружи. Иначе любой колдун вспыхивал бы от неё, как факел. Собственная сила колдуна содержится внутри, и нужны годы упорных занятий, чтобы научиться выводить её наружу.

— Ты про второе сердце?

— Да, это так называют. Это точка, в которой наша внутренняя сила соприкасается с внешним миром, средоточие магии. Чаще всего она открывается там, где находится рот или горло, в середине лба, в центре груди, на ладони, но может быть где угодно. Я читал о колдунах, у которых второе сердце было на затылке. Изредка эти точки бывают парными, когда сила изливается через обе ладони, или точки под ушами… — Эстос запнулся, словно ему тяжело это было выговорить: — Или через глаза. Но если не обучаться с детства, то второе сердце не сможет стать достаточно сильным. Оно может спасти жизнь, даже если человеку нанесли смертельный удар, но магия не сможет через него выйти наружу. Ты можешь обладать такими скрытыми силами: их не видно сразу, но они всё же есть…

— Неужели я бы не почувствовала, если бы у меня были силы?

— Такое случается, хотя и нечасто. Обычно сила всё же даёт о себе знать. И я хотел бы проверить…

Эстос протянул к Альде руку, словно уже хотел наложить заклятие, и Альда схватила его за запястье. Осторожно и мягко — просто чтобы остановить.

— Я не хочу, чтобы ты… — сказала она. — Не именно ты… Я просто не хочу, чтобы со мной что-то такое делали. Как я узнаю, что ты просто что-то изучил, а не околдовал меня?

— Если бы я хотел околдовать тебя, то не стал бы спрашивать позволения!

— Я не хотела обидеть тебя, — Альда, сама не зная почему, не отдавая себе отчёта, провела по запястью Эстоса большим пальцем, и движение получилось ласкающим нежным. А потом она повторила его.

Он почувствовала под подушечкой странную шероховатость. Кожа Эстоса на запястье была не такой гладкой, как везде.

Эстос опустил глаза вниз, и Альда вслед за ним. Оказалось, что её палец касался татуировки, обычной татуировки колдуна. Их начинали делать с десятилетнего возраста, закрепляя таким образом новые способности, первая татуировка была на запястье, а с годами поднималась всё выше и выше, когда добавлялись новые умения и новые кольца рисунка. Обычно татуировки были скрыты, но, по слухам, у старых, опытных колдунов они доходили до самых плеч.

Альда дотронулась пальцем до широкого синего кольца — самого яркого, остальные были прорисованы чёрным и серым. Широкое, сплошное без узоров, оно не было похоже на обычные татуировки колдунов.

Она знала, что касаться татуировок колдуна и даже просто задерживать на них взгляд считалось неприличным, даже недопустимым для любого жителя Карталя. Но секковийка Кейлинн могла этого не знать. И ей очень хотелось так сделать…

— Это для защиты? — спросила Альда, вновь и вновь проводя подушечками по татуировке.

Взгляд Эстоса помрачнел.

— Некоторые для защиты. А синее кольцо — нет, его нанёс врачеватель.

— Чтобы исцелить твою болезнь?

Эстос убрал руку.

— Тогда она ещё не проявилась, — ответил он. — Я был подростком, когда нанесли татуировки. Они меня спасли.

— От чего?

— Меня едва не убил колдун, чудовищно сильный. Мой отец отразил удар, но он был настолько мощным, что я всё равно… — Эстос сглотнул. — Я почти ничего не помню, но отец и слуги рассказывали, что я был без сознания много дней. Меня с трудом удавалось кормить, но я ел и пил всё меньше и меньше с каждым днём. Если бы у меня к тому времени уже не развилось второе сердце, я бы умер. Один врачеватель из Пельты сумел привести меня в чувство, но я разве что чуть лучше сглатывал еду. Во всём остальном… Я как будто бы ничего не видел и не слышал, не осязал и вообще никак не ощущал. Магия лишила меня всех чувств.

Эстос замолчал.

— А что было дальше?

— Прошло несколько месяцев, и мои органы чувств стали понемногу восстанавливаться, и тогда пришла боль. Не такая как сейчас. Моё тело словно сгорало живьём, и я не видел перед собой ничего, кроме стены пламени. Отцу пришлось держать меня в бессознательном состоянии, чтобы я не сошёл с ума от боли.

— Сколько тебе было тогда?

— Тринадцать.

— Но он тебя вылечил?

— Нет, не он. Первый господин из Дома золотых яблок предложил использовать одну опасную технику — вот эту с татуировками. Её суть в том, что… Что человека отсекают от всего, что было раньше, от его прошлого, от того, кем он был. Не остаётся ничего — и болезни тоже. Потом я заново учился есть и ходить, говорить и пользоваться вторым сердцем.

— То есть, ты не помнишь ничего, что было до?..

— Почти ничего, — покачал головой Эстос. — Я вижу в снах человека, который пытался меня убить. Его лицо за мгновение до этого и поток силы. Остальное стёрлось. Я не помню даже лица своей матери. Она была наложницей, и мы с ней жили не в поместье, а в другом доме. Здесь мне никто не мог рассказать о моём детстве и о том, какой была моя мать.

— Это… Это по-настоящему грустно, — произнесла Альда.

— На самом деле не очень. Я не могу тосковать по тому, чего не помню, но иногда чувствую, что что-то потерял. Я бы хотел помнить свою мать… Отец забрал меня в Соколиный дом, потому что иначе, без постоянного ухода колдунов и целителей, я бы не выжил, а мать так и не дождалась моего излечения. У неё всегда было слабое здоровье — так мне говорили.

— Мне жаль. Я даже представить не могу, каково это: не иметь детства, не помнить себя ребёнком…

— И что особенно паршиво, — вздохнул Эстос, — то, что стоило бы забыть, я помню… Лицо того человека. Он смотрел на меня с такой ненавистью и смеялся, а потом его глаза начали наливаться светом, и я понял, что умру… Его глаза были словно окна в ад… Они преследовали меня во снах долгие годы.

— Кто это был?

— Не знаю. В любом случае, тот колдун уже давно мёртв. Отец уничтожил его тогда же.

— Это был какой-то никому не известный колдун? И он напал на ребёнка из Соколиного дома? — Альда не могла в это поверить. История звучала слишком подозрительно.

— Он напал не на меня, а на отца, я оказался там случайно… Тот человек хотел, чтобы отец увидел смерть своего отпрыска и страдал ещё больше перед смертью. Конечно же, отец знал, кто это был, из какого дома… Но он предпочёл не говорить. Месть свою он свершил, а что ещё нужно?

Альда задумалась: наверняка нападавший тоже был из сильного дома, и поэтому Ульпин Вилвир предпочёл всё скрыть, чтобы не разжигать вражду.

— Твоя болезнь связана с тем, что произошло тогда?

Альда наконец опомнилась и разжала пальцы — всё время, пока они говорили, она держала Эстоса за запястье. И это был так противоестественно нормально, как не должно было быть. Она должна была бы чувствовать смущение, но нет, всё было так, словно это было самой что ни на есть привычной для неё вещью — держать мужчину за руку.

— Всё может быть, но мне так не кажется. Я долго выздоравливал, помню, как мне было плохо… Но это была совсем другая боль. И тогда ещё более непонятно, как твоё присутствие прогоняет её…