Ты убивала колдунов?

Глава 16. Я убивала колдунов

— Мне не удалось остановить его… Вернее, удалось, но Матьясу это не спасло. Я сумел закрыть вас щитом, но она не была колдуньей. Её тело просто не могло вынести таких выплесков магии, даже если они не были направлены на неё. Её убил не Алмос, и не я, но она погибла по нашей с ним вине. Ты не пострадал. Наша с Алмосом схватка не была долгой… Я не помню, когда ещё я бился с такой яростью, с таким остервенением. И когда он понял, что всё равно проиграет, — тогда он и решил ударить по тебе второй раз. Он собрал все силы, и щит не выдержал… А потом я убил Арбэта Алмоса. И всех его людей, которые ещё чудом оставались живы. И всех своих людей. Я забрал тебя, а всё остальное… Всё остальное превратилось в пепел. А дальше ты знаешь. Мы долго лечили тебя от вреда, причиненного Алмосом, но чем дальше, тем яснее становилось, что дело в чём-то ещё… Мы перепробовали всё, пока кому-то не пришла мысль сличить все твои татуировки с теми, что делали в Изумрудном доме. Так мы поняли, что часть знаков была особой, нанесённой с иной целью… Потом нашёлся и тот, кто смог их опознать. Мы сделали всё, что могли, чтобы помочь тебе, чтобы отсрочить… Но это было не в нашей власти.

— Почему ты ничего не рассказывал мне? Никогда?

— Глупый вопрос, сын, очень глупый. Я убил первого господина Изумрудного дома. Разве я мог позволить, чтобы другие дома узнали об этом? И дело даже не в том, что я не мог бы после этого оставаться в Совете одиннадцати, — первый господин бросил быстрый взгляд на Кейлинн. — Это развязало бы войну. Не просто между их домом и нашим, а между правым и левым берегом. Не мелкую грызню, как сейчас, а настоящую войну, как в летописях.

— Но ты мог рассказать мне!

— Чтобы ты, когда боль сведет тебя с ума, отправился искать бывшую невесту Гаэлара Алмоса и выдал меня?

Эстос не мог собраться с мыслями. Он, сколько себя помнил, подозревал, что отец хранит в тайне его происхождение, потому что с этим связана какая-то мрачная тайна. И вот он знает её. Всё встало на свои места — и при этом окончательно разрушилось.

Он был принцем по крови, внуком последнего короля — как и Ассар. Он мог стать вторым господином Изумрудного дома и мужем Альды, но все эти годы он проживал чужую жизнь, жизнь Эстоса Вилвира, третьего господина Соколиного дома, умирающего от неведомой болезни — или же именно эта жизнь была настоящей?

— Альда, — он посмотрел на неё, — ты знала Гаэлара Алмоса. Я похож на него?

Она бросила на него быстрый взгляд, словно ей неловко было об этом говорить:

— Оказывается, я никогда не видела его истинного лица.

— Я не про внешность…

— Нет, ты не похож, — жестоко, но честно ответила она, уже неизвестно в какой раз отирая кинжал от крови. — Разве что… Бывают злые дети и добрые. Ты был добрым. И иногда я вижу это в тебе. Но тогда в твоей доброте было что-то от слабости, сейчас в ней сила. Я могу ошибаться, но здесь, в доме своего отца, ты вырос лучшим человеком, чем стал бы в Изумрудном доме.

Альда посмотрела на баюкающего раненую руку первого господина и резко выпрямилась, словно сбросив оцепенение:

— Нам нельзя здесь оставаться… Ну, или мне нельзя. Решай, идёшь ты или нет.

Эстос вдруг понял, что ни прошлые слова отца о том, что удары Кейлинн были уж слишком точны, ни недавние откровения, что она была наёмной убийцей, не особенно его удивили. Ему не было приятно это слышать — холодок бежал по коже, — но он словно заранее это знал. Все секковийки хорошо владели оружием и были опасны, если сравнить с изнеженными женщинами Карталя, но в Кейлинн чувствовалось что-то большее, что-то по-настоящему опасное. И всё же он засыпал без страха в её объятиях…

Она должна была быть такой, и теперь ему казалось, что он не смог бы полюбить никакую другую.

— Я иду, — просто сказал Эстос. — Отец, прости, но нам придётся связать тебя.

— Эстос, опомнись! Она предаст тебя, продаст, когда предложат достаточно золота! А если и нет, то клятва, которую все они приносят, вынудит её!

Эстос начал отвязывать толстый серебряный шнур от балдахина.

— А какой у меня есть выбор? — спросил он. — Умру я там от её руки или здесь — просто потому, что её нет рядом?

— Есть выбор служить своему дому до конца или бросить его.

— Позволь ей остаться, поклянись, что не причинишь вреда, и я буду служить Соколиному дому!

Первый господин только расхохотался в ответ.

Постоялый двор «Красный кувшин» был одним из самых больших в Картале. Он открылся там, где Шаткая улица упиралась в Главный рынок, и постепенно расползся на целых два квартала. Он состоял из множества домов, конюшен и едален, соединённых дорожками и крытыми переходам, и их было столько, что постояльцы постоянно терялись.

Туда-то Альда и привела Эстоса. Суета на входе царила такая, что распорядитель на них даже и не посмотрел, принял деньги, порадовался, что при них нет лошадей — «Конюшни переполнены!» — и отправил мальчика отвести их в дом с яблоком на верхний этаж. Эстос сунул ему монетку, чтобы тот открыл им не первую из незанятых комнат, а позволил выбрать по вкусу. Они взяли такую, откуда было видно если и не главные ворота, то хотя бы два из трёх расходящихся от них широких проходов. А ещё комнаты и справа, и слева были пустыми.

— Мы потому и съехали из «Пугливой лани», что не спали две ночи, — пожаловалась Альда. — За стенкой храпели всю ночь, а стены там такие тонкие, что едва не прозрачные.

— Стены там ещё не самое плохое! — махнул мальчишка рукой. — В «Лани» достойные господа, вроде вас, останавливаются только по незнанию.

Довольный мальчишка убежал, а Альда с Эстосом, оставшись наконец одни, не сговариваясь, кинулись друг другу в объятья.

— Неужели мы выбрались? — прошептала Альда, целуя Эстоса в щёки, подборок, глаза.

Ей было страшно там, в комнате Эстоса.

Ульпин Вилвир был великим колдуном, и от него можно было ждать чего угодно, даже если он был лишён второго сердца… Страшно было сделать первый шаг и выйти из-за потайной двери, а дальше… Дальше она просто позволила себе быть Альдой Льессум.

Но теперь всё кончилось, и ей хотелось почувствовать Эстоса, убедиться в том, что он рядом, коснуться его везде и всюду, чтобы удостовериться в его вещественности…

— Это оказалось даже проще, чем я думал, — сказал Эстос.

Выйти из поместья им, и правда, никто не воспрепятствовал. Они выбрались из маленького дворца Эстоса через окно. Ни охрана, ни слуги, прибывшие с первым господином, их не заметили. Через сад они пробрались в ту часть усадьбы, которую занимал пятый господин, а оттуда — к ближайшим воротам. Охрана немного удивилась, увидев, что третий господин отправился куда-то пешком, а не верхом или в носилках, да ещё и ведёт с собой наложницу, но остановить их или хотя бы задать вопрос никто не осмелился. Наверняка стража немедленно послала кого-то к помощникам первого господина доложить о странном происшествии, но что с того? Сам первый господин лежал связанным в спальне Эстоса.

Тем не менее, до гостиницы они добрались без приключений, не было даже ничего похожего на погоню. Какое-то время они могли отсидеться здесь, но потом…

— Я не знаю, что делать дальше, — призналась Альда. — Не успела подумать.

Когда она поняла, что первый господин собирается пытать собственного сына, то ни одной мысли не осталось в голове — она вынула оба припрятанных кинжала и толкнула резную створку.

— Мы решим, — спокойно ответил Эстос. — Но сначала я окружу нас щитом из времени и попробую снять с себя чары дома.

— Ты имеешь в виду клятву дому? Разве кто-то может снять её сам? — удивилась Альда.

— Нет, клятва верности мне не под силу. Но есть чары попроще, они помогают найти члена семьи, если он потерялся или похищен. След не очень заметный, чтобы найти нас даже у опытного колдуна уйдёт несколько часов, но всё равно нужно от них избавиться. Но даже если не получится, слой времени всё равно укроет нас. А потом… Потом можно обратиться за помощью к кому-то из Нежеланных.

— Никогда не видела их в Картале или даже в окрестностях…

Колдовские дома, что великие из Карталя, что поменьше из других городов, веками вели борьбу за то, чтобы все колдуны или воспитывались в домах с детства, или же вступали в них в юности. И все прочие: простые горожане, купцы, воинские кланы, короли (пока они были) — всеми силами им в этом помогали. История что их страны, что соседних говорила: если не связать колдунов правилами, начнётся хаос, междоусобицы, убийства, а закончится всё огнём и пеплом. Любой, даже самый слабый колдун, мог прийти в лавку или корчму, отвести хозяину глаза, и забрать что пришлось по вкусу или наесться до отвала, ни гроша не заплатив. Но никто этого не делал — если, конечно, это не был для него вопрос жизни и смерти, — потому что все дома запрещали такое использование магии. Никакое заклинание не могло быть использовано без крайней на то необходимости, а тем более — для обмана и грабежа простых людей. За нарушение карали жестоко. Но были колдуны, которые не соглашались жить по правилам. Зачем тогда, говорили они, дана сила, если ею не пользоваться? Таких колдовские дома считали Нежеланными; если ловили, их или отправляли в вечное заключение, или казнили — в зависимости от тяжести совершенных преступлений. По этой причине Нежеланные опасались показываться там, где можно было неудачно наткнуться на колдунов, принадлежавшим к домам. Те были хорошо обучены, а потому — обычно — сильнее.

— Нежеланные в городе есть, — сказал Эстос, — просто хорошо скрываются. Я знаю пару-тройку целителей, которые иногда имеют с ними дело. Но надеюсь, что это не потребуется.

— Тебе надо заняться защитой, — сказала она, разжимая руки.

Альде не хотелось его отпускать. Хотелось другого — замереть, прижаться, не двигаться, остановиться наконец…

— Постой, — притянул её обратно Эстос. — Я хочу сказать… Вернее, хочу, чтобы ты знала. Я сказал отцу, что у меня нет выбора и я вынужден пойти с тобой. Это неправда… Дело не в том, что у меня нет выбора. Если бы он был, я бы всё равно ушёл с тобой, потому что я хочу этого.

— Эстос, ты пока даже не…

Он не дал ей договорить:

— Последние дни — это полное безумие, хуже, чем на войне. Там хотя бы было понятно, кто и почему… Ещё утром я был третьим господином Соколиного дома, а днём узнал, что был рождён на другом берегу и звался Гаэларом Алмосом, а теперь я беглец, который никому не должен называть своего имени, и не знаю, где окажусь завтра. И только в одном я уверен сейчас: я люблю тебя. Я был лишён памяти и обманут, и если бы не ты… Спасибо, что отыскала меня, Альда!

Она хотела ответить ему тем же, сказать, что любит его больше жизни, но как говорить, если она едва могла дышать? Её захлёстывало счастьем, и болью, и стыдом… Она провела кончиками пальцев по щекам Эстоса, повторив редкой красоты изгиб скул.

— Я не искала тебя, — тихо призналась она. — Нас свели звёзды. Или судьба.

Альда говорила о судьбе, но так же, как и Эстос, отчётливо знала, что это не веление судьбы. Судьба ведёт, а не впивается в сердце, как шип, не оставляет там незаживающую рану.

Пальцы Альды скользнули к губам Эстоса, и он, ласкаясь, мягко прикусил подушечки.