Ты убивала колдунов?

Глава 13. Разоблачение

Эстос вскрикнул и резко сел, непонимающе озираясь.

— Прости! О, прости меня… Я… Я не хотела… — Альда испуганно отвела в сторону руки. — Я сама не знаю, что на меня нашло!

Внутри — в животе и в груди — она ощущала странное жжение, словно та вспышка ненависти обожгла её и след от ожога не заживал.

Эстос посмотрел на своё запястье, потом на Альду.

— Я смотрела на татуировку и… Я не хотела делать тебе больно!

— Мне не было очень уж больно, но я спал… Это было неожиданно.

Вид у Эстоса до сих пор был ошалелым. Он сделал взмах рукой, и от зачарованных светильников полился мягкий, холодный свет.

— Я просто кое-что заметила и, наверное, поэтому… — Альда потянулась к руке Эстоса, но не осмелилась снова коснуться её. — Ты должен рассказать мне про свои татуировки! Это очень важно!

— Татуировки?.. Это обычные татуировки колдунов, они есть у всех… Да что случилось? — Эстос смотрел на неё с тревогой в глазах.

— Не совсем обычные. Они сделаны поверх шрамов. Что это за шрамы?

Эстос посмотрел на своё запястье, как будто не понимая, о чём она говорит. Он пошевелил рукой и наконец увидел: тонкие шрамы становились заметными под определённым углом.

— Странно, что они опять проступили… — произнёс он озадаченно. — Раньше их почти не было видно. Это часть лечения. Я ведь рассказывал тебе, что самые первые татуировки была нанесены врачевателями, чтобы спасти меня от боли? Но для отсечения от прошлого одной только краски было недостаточно, рисунок пришлось вроде как вырезать на коже. Наверное, было не очень приятно… К счастью, я этого не помню. Потом, когда я исцелился, шрамы скрылись сами по себе.

— Ты не помнишь ничего из своего детства… — тихо произнесла Альда, всё ещё не смея признаться даже самой себе, что…

Этого не могло быть. Она бы узнала его! Не мог же он настолько измениться на лицо!

Нет, нет! Всему этому должно быть какое-то другое объяснение.

Эстос — без сомнения сын Ульпина Вилвира, достаточно посмотреть на самого Ульпина и его старшего сына; у всех троих явное сходство в лицах. Эстос не может быть никем другим, кроме как сыном Соколиного дома!

Но что, если его мать вовсе не неизвестная наложница, которой никто и никогда не видел, а сама…

Альда закрыла лицо ладонями и затрясла головой, пытаясь прогнать эти безумные мысли. Такого просто не могло быть!

Эстос обхватил её за плечи.

— Кейлинн, что с тобой?! Все эти странные вопросы — к чему они?

Альде было страшно открыть лицо и посмотреть Эстосу в глаза. Ей нужно подумать… Эти шрамы, она узнала их. У татуировок на запястьях Гаэлара был точно такой же рисунок. Он был одинаков у всех назначенных звёздами. Им всем наносили одинаковый ритуальный узор. На её собственных запястьях появился бы такой же, если бы её жених не погиб.

Могло ли быть такое, что Эстос тоже был из назначенных, но не был Гаэларом. И если да, то где его пара? И могло ли вообще быть сразу две пары назначенных? Все считали, что нет…

— Ты слышал о назначенных звёздами? — спросила Альда.

— Кончено, я слышал. Нас заставляли заучивать основные ритуалы всех храмов в Картале… И при чем здесь это? Ты можешь мне сказать, наконец, что происходит? Что с тобой?

Альда покачала головой. Она не могла. Ей надо было собраться с мыслями.

Она не могла вспомнить, когда в последний раз была в таком смятении. Она всегда знала, что делать, всегда была собранной и уверенной… А теперь словно сам мир пошатнулся.

Альду спасло появление Лигура. Он явился напомнить, что первый господин потребовал явиться к нему утром и настало время приготовлений.

Альда сумела наконец опустить руки:

— Поговорим потом, — сказала она.

— Хорошо, — медленно, с нажимом проговорил Эстос. В его голосе сквозило что-то ещё кроме беспокойства. Подозрительность? Недоверие? — Мы поговорим.

Он сделал несколько жестов рукой и проход в комнату открылся, невидимая паутина опала — и теперь в покои третьего господина могли войти и прочие слуги. Лигур отдал приказания, и в комнату потянулись прислужники. Кто-то нёс завтрак, кто-то воду в серебряных кувшинах, кто-то одеяние для господина. Плотные занавеси на окнах раздёрнули, и в комнату полился дневной свет.

Во время завтрака и прочих приготовлений Альда и Эстос не разговаривали. Эстос больше ни о чём не расспрашивал, а Альда была не в силах заговорить ни о чём другом. Она даже еду в себя с трудом запихивала.

Когда Эстоса начали переодевать для встречи с отцом, она незаметно выскользнула из покоев Эстоса и ушла в отведенные ей комнаты. Она здесь почти не бывала. Приходила лишь, чтобы служанки причесали и переодели её. Ни разу не спала на широкой кровати с резным изголовьем, изображавших двух лебедей, не ела за посеребрённым столиком… Третий господин забрал её в свои покои. Мечта любой наложницы — столь безраздельно завладеть сердцем своего господина. Но Альда не была наложницей, она лишь притворялась. И Кейлинн она притворялась… И к изнуряющему бремени лжи добавился ещё и вес этой страшной загадки. Откуда у Эстоса знаки назначенных на запястьях?

И если он был Гаэларом, то как он мог уцелеть? И почему она его не узнала? Разве возраст и болезни могли так сильно изменить человека? Или это из-за колдовства Соколиного дома он стал неузнаваем?

Нет, во имя семи небес, хватит! Хватит обманывать себя! Он вовсе не был неузнаваем! Да, он изменился на лицо, но ведь с самого начала ей казалось, что она где-то видела этого человека… Замечала что-то неуловимо знакомое. Она с первой же встречи знала, чувствовала, предугадывала!..

Альда указала на первое из платьев, которые служанки разложили перед ней. Пока Эстос занят с отцом она всё равно ничего больше не может сделать. Только ждать.

Эстос думал, что отец примет его, как обычно, в своей рабочей комнате. Той самой, где Кейлинн заметила серёжку младшей принцессы. Но слуги повели его к пустующим сейчас покоям двоюродного деда. Но и там они свернули не в главный двор, а в один из боковых, и подошли наконец к низкому зданию, которое, конечно, нельзя было назвать обветшалым или запущенным, но можно было — покинутым. Эстос не сразу узнал его, потому что редко бывал в этой части огромного поместья, но потом понял — это был фехтовальный зал. Двоюродный дед был сильным колдуном, хотя и не чета своему брату или племяннику, а ещё — лучшим фехтовальщиком Карталя и повелел построить отдельный зал рядом со своими покоями, чтобы со всеми удобствами там упражняться.

У дверей зала стояла стража, но она расступилась перед Эстосом.

Когда он вошёл внутрь, то в нос ударил сладкий запах благовоний. Пахло даже сильнее, чем во время церемонии поминовения. И Эстос быстро понял, для чего это было сделано: на полу под светлыми покровами лежали тела.

Воздух казался чуть мутноватым от дыма из десятка курильниц.

Сам зал с необычным сводчатым потолком был пустым, даже скамеек, которые когда-то стояли вдоль стен, теперь не было. Кто-то распорядился принести высокое кресло для первого господина, но тот не стал им пользоваться и вместо этого расхаживал взад и вперёд. Ассар, облокотившийся на спинку кресла, следил за ним взглядом. Он первым заметил вошедшего Эстоса.

— Здравствуй, брат! — сказал он. — Как ты сегодня? Держишься на ногах?

— Всё хорошо, благодарю тебя.

— А вот и ты! — Ульпин Вилвир остановился и указал рукой на кресло: — Можешь сесть. Тебе, должно быть, тяжело стоять.

— Мне сегодня лучше, — ответил Эстос.

— Ассар, оставь нас, — распорядился Ульпин.

Ассар недовольно поджал губы и, зыркнув на отца исподлобья, произнёс:

— Как прикажешь, отец.

Уходя, он как-то странно и недобро посмотрел на Эстоса, но тот не смог разгадать, что бы это значило: то ли брат предупреждал об опасности, то ли, наоборот, завидовал тому, что отец захотел обсудить с младшим сыном нечто неизвестное наследнику дома.

— Я присылал слугу вечером, чтобы узнать, как твоё здоровье, отец, — заговорил первым Эстос. — Но он вернулся без ответа.

— Со мной всё хорошо. Мой лекарь предположил, что я мог бы выжить, даже если бы мне отсекли голову от тела.

— Как Римсгор Трёх Озёр? Я думал, это легенды…

— Может быть, и нет. Но проверять у меня нет никакого желания.

Отец больше ничего не говорил, и Эстос так и стоял на почтительном расстоянии от него. Оба смотрели на пол, где под светлыми покровами лежали тела. Эстос уже успел сосчитать: одиннадцать.

— Вчера говорили, что нападавших было четырнадцать, — сказал Эстос.

Отец повернулся к нему и усмехнулся:

— Несколько оказались ранены. Они пока живы, но скоро и их перенесут сюда.

— Они что-то рассказали?

— Ничего важного. Но я и не ждал другого. Те, кто планирует напасть на Соколиный дом, постараются остаться в тени, так что эти люди ничего не знают. Они не знали даже, кого им приказали убить.

— Разумеется. Они бы никого не сумели нанять, если бы объявили, что нужно убить первого господина нашего дома.

— И тебя, — добавил Ульпин Вилвир. — Им описали двоих, сын: тебя и меня.

— Снова меня… Это хорошо, — заметил Эстос. — Мы сможем сильно сузить круг виновных. Тех, кто может злоумышлять против тебя, наверняка тысячи, а вот против меня… Это должен быть кто-то достаточно близкий нам, чтобы знать про мое особое колдовство. И то, как они проникли в поместье, сумев обратить защитное заклинание, кажется, сужает круг ещё больше, так?

— Да, это мог быть только кто-то из присутствовавших в Ирисовом зале.

— Я не уверен до конца, но похоже на то…

— И в чём же причина твоей неуверенности? — спросил первый господин.

— Сначала я рассуждал так: портал в куполе мог быть открыт только с нашей стороны, ведь если бы его могли открыть снаружи, то сделали бы это в любое другое время. Например, открыли бы его ночью, когда в Ирисовом зале никого нет, и можно попасть в поместье никем не замеченным. Но, возможно, наши враги рассудили иначе. Найти кого-то ночью в огромном поместье, полном охраны и колдовских преград, не так-то просто. Можно блуждать до утра и так и не пробраться в наши покои. Не проще ли дождаться, когда все соберутся прямо под куполом?

Ульпин Вилвир посмотрел на сына с лёгким оттенком одобрения в суровом взгляде.

— Я размышлял ровно так же, — сказал он. — Но я и девятый господин изучили купол: портал открыли изнутри. Был изменён рисунок защитного поля, совсем незначительно, но это позволило сильному колдуну с другой стороны распахнуть портал.

— И как он сумели проделать это незаметно? — спросил Эстос.

— Почему ты думаешь, что незаметно? Когда ты творил своё заклятье, ты чувствовал что-то постороннее?

— Я был сосредоточен на собственном колдовстве, поэтому не особенно вслушивался… Я чувствовал, что кто-то использовал защитные чары. Но это обычная вещь, — добавил Эстос.

Когда колдун брался накладывать большое, сложное заклинание, другие часто создавали вокруг себя защитное поле, на всякий случай. Мало ли как поведёт себя заклятье…

— Ты можешь сказать, кто именно это был? — спросил первый господин.

— Нет, мне было не до того. Но это был не один человек и, мне кажется, даже не два и не три.