Ты убивала колдунов?

Глава 8. Первый господин Соколиного дома

Когда Альда вошла, Эстос спал, уронив голову на груду тетрадей и свитков, которые перенёс к себе в постель.

Девушка старалась ступать бесшумно, чтобы не разбудить. Она не могла бы сказать, почему это важно — не будить его. Она просто хотел побыть с ним вот так — тихо, спокойно, не встречаться с его взглядом, потому что от этого её каждый раз обжигало счастьем, и болью, и осознанием вины.

Ты убивала колдунов?

Голос Дзоддиви всё звучал и звучал в её голове, а она безнадёжно повторяла старый ответ:

— Да, я убивала.

Cможет ли она вынести взгляд Эстоса, когда тот поймёт?..

Ей ведь нужно сделать два удара, не один, — и даже она не сумеет быть быстрой настолько, чтобы Эстос не понял. Он поймёт. Поймёт, что она его предала, что та, которой он так доверял, была подосланной убийцей.

Она успеет увидеть разочарование и отвращение в его взгляде.

Или придётся ударить сзади, в спину, в темноте… Не потому, что ей иначе не достичь цели, а потому что она больше всего на свете боится увидеть его глаза в то последнее мгновение.

Альда старалась думать о нём, как об обычной жертве. Будь это так, что бы она делала? Выбирала бы момент, искала бы второе сердце, решала, как именно этого человека нужно убить.

Ему подойдёт сталь.

Кинжал был любимым оружием Альды. Стрела безопасна для неё самой, но не так надёжна; удушение было долгим и безобразным; яды плохо и непредсказуемо действовали на колдунов.

Она бы выбрала кинжал. Кинжал быстрый и… требующий быть рядом, совсем близко. Такой, что смерть ощущаешь едва ли не пальцами.

Но она не может, не может. Она убьёт любого другого колдуна, но Эстос — он нечто иное, нечто большее!..

Альда почувствовала, как глаза у неё защипало и на них выступили слёзы. В груди стало тесно, так что ей пришлось снять с шеи плотный секковийский шарф — он душил, словно тяжёлый жаркий зверь, лёгший ночью на спящего.

Альда села на край кровати, и от шороха ткани Эстос проснулся. Его взгляд был непонимающим, но лишь одну секунду:

— Ты уже здесь?

— Твоя боль не вернулась? — спросила Альда.

— Нет… — Эстос замолчал, как будто прислушиваясь к тому, что происходило с его телом. — Хочется спать сильнее обычного, но на этом всё.

— Уже за полночь, — пожала плечами Альда. — Но в этом доме как будто никто и не думает ложиться. В одном из садов четвёртый господин принимает гостей, а в том переходе, где медные щиты, я встретила твоего отца и старшего брата.

— Ассара? — переспросил Эстос.

— Да, его. Он показался мне… не очень доброжелательным.

Эстос сгрёб все книги и тетради в одну сторону.

— Ассар — наследник Соколиного дома, этим всё сказано.

— Любимчик отца?

— У отца нет любимчиков. У него пятеро сыновей, но нет ни одного, что был бы без изъяна.

Альда пожала плечами и начала накручивать на палец одну из косичек:

— А разве есть хоть один человек без изъяна?

— Будущий первый господин Соколиного дома должен таким быть.

— И что не так с твоим старшим братом?

— Он не очень сильный колдун, вот в чём беда. Люди думают, что когда король умер, не оставив наследника, то власть просто упала в руки моему отцу, как спелый плод, но это не так. Ему пришлось за неё бороться. Он никогда бы не женился на принцессе, если бы не жестокая необходимость. Он должен был сделать это, чтобы получить власть, хотя принцесса ему не подходила.

— В каком смысле? — спросила Альда, не понимая пока, к чему Эстос это говорит.

— Принцессе было тридцать шесть, её лучшая пора уже миновала… Король не выдавал дочь замуж, потому что боялся, что её супруг может захватить власть. Он решил найти дочерям мужей только тогда, когда у него появится сын, наследник… Сын всё не появлялся, а принцессы старели. Но дело не только в возрасте — в Картале достаточно целителей, которые помогли бы зачать и столетней старухе, если бы первый господин о том попросил. В роду короля не было способных колдунов, никогда. Их кровь слаба… Ассар владеет кое-какой силой, но главе дома потребна вовсе не такая, иначе дом… он зачахнет.

— Как Изумрудный дом, — тихо сказала Альда.

— Да! — воскликнул Эстос, бросив на Альду изумленный взгляд. — Удивительно, что ты знаешь эту историю. Изумрудный дом был великим, но посмотри, что с ним стало! И по тем же самым причинам. Его глава взял в жёны вторую принцессу… Их теперешний первый господин — двоюродный брат Ассара по матери и тоже слабый колдун. Можно уже сейчас посмотреть, во что превратится Соколиный дом, если его возглавит человек, обделённый талантом.

— Но твой отец может назначить наследником любого из детей!

— Четвёртый господин одарён и мог бы стать великим колдуном, но он не обладает ни характером, ни силой воли. Лошади, игры в кости, петушиные бои и женщины — это всё, что его интересует. Пятый господин не исключительно хорош, но колдует много лучше меня и Ассара. Беда в том, что он излишне честолюбив, а ещё вспыльчив и недальновиден, действует сгоряча, не подумав. Он способен настроить даже самых верных союзников против себя.

— А ты?

— Я рождён вне дома. Даже если бы я был сильным колдуном и не страдал от неведомой хвори, от нашего дома многие бы отвернулись, возглавь я его. Так что отец несчастен. Вот если бы к талантам четвёртого добавить решительность второго, получился бы хороший наследник…

— Мои родители хотели, чтобы у них был сын. Но родилась только я.

— А я рад, что родилась ты… — Эстос провёл рукой по щеке Альды.

Вопреки всему, что Альда знала о себе, она не отпрянула, а наоборот потянулась навстречу.

Горячие, чуть подрагивающие от напряжения пальцы Эстоса скользнули ближе к её губам, провели короткую дугу под нижней, а потом…

А потом он сам коснулся её губ.

Альда пустила его внутрь с жаром, с готовностью, которые напугали её саму… Она не владела собой, в голове стало гулко и пусто до головокружения, и была одна лишь мысль — целовать его ещё и ещё, так это было приятно. Её словно сжирал изнутри медленный сладкий огонь…

Она вдруг поняла, что обеими руками притягивала Эстоса к себе — и сама не помнила, как и когда это сделала.

Его тело — широкая грудь, разворот плеч — казалось странно большим, крупным. Если бы Альда не была уверена в том, что и без оружия сможет обездвижить любого мужчину, ей, наверное, стало бы страшно от их близости и от их разности. Но сейчас… Касаться Эстоса, не пытаясь выискать второе сердце, казалось блаженством. Это был не огонь страсти, о котором слагали песни и поэмы, это было успокаивающее тепло близкого очага или пряного питья, поднесённого в холодный, промозглый день… Альда хотела бы остаться так навечно.

Альда прижималась к Эстосу всем телом, обнимала его, точно боясь отпустить, и сама не заметила, как стянула рубашку с его плеча.

Эстос остановился и посмотрел на застывшую ладонь Альды.

— Ты хочешь меня? — спросил он. Голос его был глухим, хрипловатым и тёплым, таким же обволакивающе тёплым, как их близость. — Хочешь?

Всё внутри Альды повторяло это простое и короткое слово, и потому, что это было правдой… Она хотела, и давно. Нет, не именно Эстоса — просто узнать, что это значит, быть с мужчиной.

— Да.

Эстос ничего не сказал, только шумно втянул воздух и прижался губами к виску Альды.

Он целовал её всё смелее, ласкал скулы и шею, а его пальцы тянули застёжки на куртке.

— Да, — снова прошептала Альда, — но, пожалуйста, не сейчас. Потом.

Она подозревала, что настоящая секковийка не сказала бы такого, но всё же произнесла:

— Для меня это слишком быстро.

Эстос, словно не слыша её слов, припал губами к её шее так низко, что Альда невольно содрогнулась от стыда — и от возбуждения тоже. Никто ещё не касался её настолько бесстыдно.

Ладонь Эстоса легла ей на грудь, мягко сжала… Груди у Альды были небольшими, так что Эстос мог легко обхватить одну, точно яблоко.

Он стянул куртку и рубашку вбок, обнажив грудь Альды. Губы Эстоса сомкнулись на её кончике, и от прикосновения влажного, обжигающе-горячего языка Альду выгнуло, и по телу прошла жаркая, тёмная, глубокая дрожь.

Другой рукой Эстос коснулся низа её живота, а потом рука пошла глубже. Альда, не помня себя, подалась навстречу и её бёдра судорожно сжались вокруг его руки, словно хотели вместить её в себя поглотить. Между ног зрела влажная тяжесть.

— Нет, постой… — простонала Альда, собирая в кулак остатки воли. — Не сейчас…

Эстос втянул воздух сквозь зубы, но всё же отстранился.

А Альда уже готова была его толкнуть…

— Сейчас не время, — сказала она, точно оправдываясь. — Произошло столько странных, непонятных вещей, а тебя заботит… Это всё, о чём ты можешь думать?

— Я думаю о многом, — улыбнулся Эстос, убирая со лба растрепавшиеся волосы. — О многом одновременно. И я не могу не думать о тебе, когда ты рядом.

— То многое, о которым ты сказал, — что это? Твоя болезнь? Твой долг перед домом?

— Моё волшебное исцеление. И мой отец…

— Твой отец? Ты в такой момент думаешь об отце?

— Всё не так просто, как если бы я был сыном торговца или военного… — Эстос покачал головой. — Если ты останешься в Соколином доме, тебе нужно будет принести клятвы. Прости, что не сказал сразу… Я не то чтобы совсем не подумал об этом, но тогда мне это показалось неважным.

— Клятвы верности дому?

Альда мысленно обругала себя: как же она сама об этом не подумала?!! Колдовские дома требовали клятв даже от самых незначительных прислужников вроде поливальщиков огородов и чистильщиков выгребных ям… Разве может быть позволено никому неизвестной секковийке просто так проходить во внутренние покои и уходить? На своё счастье, Альда не приносила клятвы верности ни одному из домов правого берега; кланы убийц выполняли указания любого из связанных с ними домов, а также жрецов Двора Смерти. Если бы она принесла обет Небесному дому или любому другому, то не смогла бы поклясться повторно — её губы не разомкнулись бы, а дыхание остановилось, чтобы не допустить лживых слов. Принести клятву Соколиному дому она сумеет. Но была ещё клятва крови… Она повелевала убить или умереть самому. Альда никогда не пробовала преступить её и всегда убивала тех, кого пообещала убить. Она слышала истории о членах своей семьи, которые неосмотрительно брали на себя неосуществимые обязательства; они умирали, пытаясь убить недосягаемых для их мастерства людей, потому что не могли отступить… Клятва не давала им покоя, вынуждала исполнить обещанное, пускай они и понимали тщетность попыток. Но вот что происходило с теми, кто намеренно уклонился от выполнения долга и отказался убивать, Альда не знала. Говорили, их постигла страшная расплата. Несравнимые ни с чем мучения… «Словно тысячи огненных червей медленно пожирают тебя изнутри», — так говорил отец. А их имена этих людей были стерты со священной стены и забыты.

Но что же делать ей?

Если она — хотя бы в мыслях — откажется убивать Эстоса, на неё тут же падёт проклятие, и она сама умрёт в страшных муках.

Что же ей делать?

Альда вдруг поняла, что Эстос ей что-то говорит, а она не слышит.