Ты убивала колдунов?

Глава 10. Клятвы

— Я хочу посетить храм Стрелы. Не была там много месяцев, — пояснила Альда.

— Скажи Лигуру, он распорядится, чтобы тебе приготовили паланкин.

— Мне это не нужно!

— Среди слуг пойдут слухи, а потом они дойдут и до господ, — уклончиво ответил Эстос.

— Это значит, что ты не хочешь меня отпускать?

— Я с самого начала знал, кто ты, и что ты не из тех, кто будет смиренно ждать приказаний, но в этом доме есть правила, — заговорил он ровным, бесчувственным голосом. — Не стоит нарушать их на второй же день, как ты принесла клятвы.

— Ты не можешь запереть меня здесь!

— Не могу! — Эстос резко поднялся из-за стола.

Он тяжело дышал, и всё тело его было напряжённым, как натянутая тетива. Он отвернулся от Альды, которая выжидающе на него смотрела, и отошёл к окну.

Так и не поглядев на неё, он сделал долгий вдох, а потом сказал:

— Иди.

Короткое слово упало как камень.

— Эстос, я… — Альда подошла к нему и несмело коснулась его руки. — Я же говорила, что хорошей наложницы из меня не выйдет…

Вместо ответа он развернулся — его лицо было спокойным и светлым, — и поцеловал её, а потом тихо повторил:

— Иди. Будут спрашивать, скажешь, что я позволил, что я уважаю обычая твоего народа и… Сама придумаешь, что сказать.

— Прости… — прошептала она.

Альде хотелось вонзить во что-то свой нож — который снова был спрятан у неё в рукаве.

Братья и отец Эстоса обязательно узнают. «Ты совсем ума лишился, что позволяешь этой секковийской девке разгуливать по городу без присмотра и позорить твоё имя?!» — вот что они скажут. Просто не могут сказать ничего другого.

Альда не стала ждать, когда Эстос передумает, и быстро собралась, снова обрядившись в секковийскую одежду и захватив ещё длинный тёмный плащ, в который могла укутаться с ног до головы.

Лигур, хотя и не сумел скрыть негодования, всё же заставил её взять с собой тяжёлый серебряный знак в виде сокола и с тремя синими кистями внизу..

— Никто в этом городе не посмеет причинить вам зло, госпожа Кейлинн, если вы покажете знак. И однако же ходить одной без сопровождения женщине вашего положения недопустимо. Первый господин будет разгневан…

— Я служу третьему, — бросила Альда, постаравшись придать голосу обычной секковийской заносчивости.

Конечно же, Лигур — или же Эстос — так просто не отступились. Альда заметила за собой слежку вскоре, как вышла за ворота поместья. Поэтому она направилась к храму Стрелы, как и обещала, но через Громкий рынок; в его рядах, с раннего утра забитых народом, легко было затеряться. Она ещё немного покружила по улицам, чтобы убедиться, что слуги Соколиного дома отстали, и только потом пошла к реке.

Жара стояла немилосердная.

Ближе всего был Купеческий мост, самый широкий, самый людный, самый шумный. Обычно Альда старалась его избегать, но сейчас он был ближе всего. Оказавшись на правом берегу, Альда с широким потоком торговцем двинулась к Длинному рынку, а оттуда домой, в лавку Льессумов. Перед тем, как войти туда, она свернула в тихий переулочек, вынула из ушей крупные серьги, сняла с пальцев кольца и спрятала их в кармане на внутренней стороне плаща. Она пока не собиралась рассказывать, что вошла в Соколиный дом как наложница.

Без тяжёлых украшений Альда даже почувствовала себя лучше, хотя уши до сих пор что-то как будто тянуло, а пальцы были стиснуты несуществующими перстнями.

Почти вся её небольшая семья была в сборе: только дядя Кафас ушёл по делам, да двоюродный брат остался в лавке на случай, если придут покупатели

Дядя Микас остановил тренировку, и в главную комнату пришли все, кто получил право носить при себе узкий кинжал убийцы: сам дядя Микас, Тервел, два двоюродных брала Альды и сестра.

Дядя Микас подошёл к Стене Клятв, чтобы поправить светильники, и Тервел воспользовался этой паузой, чтобы подойти к Альде и обнять её. Он взял её за обе ладони и крепко сжал. Альде пришлось чуть не силой вытянуть их из его рук.

Братья и сестра, разумеется, заметили это движение. Микас же так и стоял лицом к стене, глядя на на покрывающие её почти до самого потолка строки. Десятки, даже сотни имён убийц из дома Льессумов.

Все они приходили сюда, когда их родители решали, что ученичество завершено, разрезали ладонь, прикладывали к тёмному углублению в стене и произносили короткую клятву. Альда, когда приносила клятву, думала, что почувствует что-то особенное, что сквозь неё пройдёт сила или ещё что-то в этом роде, но чуда не произошло. Ничего в ней не изменилось. И когда она выцарапывала своё имя, стоя на высокой лестнице, то тоже не чувствовала влияния клятвы. Она была той же самой Альдой Льессум, что и до того.

Тогда её имя было самым новым, последним в длинном ряду. Теперь добавилось ещё и имя её двоюродной сестры Сарсы. В ту же строку могло уместиться ещё три, а то и четыре имени. Потом начнётся новая, а потом ещё…

Лет через двести надписи поднимутся под самый потолок — если дом Льессумов ещё будет стоять.

Столько имён… Одно было стёсано. Оно находилось чуть выше уровня глаз в самом начале строки, значит, около семи или восьми поколений назад. Альда ничего об этом человеке не знала. Его имя было стёрто со Стены Клятв, вымарано из книг, а родным было запрещено о нём говорить, чтобы память о клятвопреступнике не передалась потомкам. Альда, да и все остальные из Льессумов, кого она знала, задавались вопросом, что заставило того мужчину или ту женщину нарушить родовую клятву и что было потом. Какая последовала кара? По рассказам, она была ужасной: преступник будет умирать медленно и в страшных муках, его кровь сгорит в жилах, но по-настоящему никто не знал, как это будет.

У Альды что-то противно, боязливо сжалось с животе.

Почему именно она? Почему? Почему?

Столько столетий и всего одно стёртое имя. Сотни Льессумов забирали жизни, не зная сомнений, почему именно ей выпало это — узнать свою жертву, касаться её целовать, смотреть на его лицо, такой спокойное и счастливое во сне, смеяться от его шуток, сжимать в объятиях и любить, любить, любить?

Почему, великие боги, именно ей досталась такая судьба?

— Мы волновались за тебя! — Сарса рассматривала наряд Альды и даже начала щупать ткань. — Несколько дней прошло и ни одной весточки. Ладно бы ты уехала из города, так ведь нет…

— Ты же понимаешь, что у меня было дело.

— И как? Оно завершено? — спросил Тервел с почти враждебной требовательностью в голосе.

— Пока нет. Поэтому мне нужно будет вернуться.

— Куда? Туда, где тебя нарядили в эти роскошные тряпки?

— Это богатое поместье, — Альда и не подумала отвести глаза и смотрела в лицо Тервела с вызовом. — Там даже служанки одеваются хорошо.

— Как бы ты не размякла от такой хорошей жизни!

Дядя Микас подошёл к ним вплотную:

— Тервел, имя Альды высечено на Стене Клятв. Она давно не ученица и не нуждается ни в чьих советах в том, как ей подобраться к своей цели.

— Да он просто хочет забраться к ней под юбку! — зло выкрикнул Тервел.

Альда лишь равнодушно повела плечами. В их семье женщины не считали зазорным использовать свою привлекательность, чтобы подобраться к жертве.

— Попасть в поместье я смогла, — сказала она. — Но я недостаточно близко подобралась, чтобы завершить дело.

— Это поместье вроде тех, что на Каштановом склоне? — спросила Сарса. — Большое? Это правда, что в таких даже стражники на входах — это слабые колдуны?

Альда хотела сказать, что не видела, чтобы кто-то из стражи колдовал. Палаши блестели немного странно, как будто бы были зачарованы, и ещё эти пылающие жезлы, но Альда не знала, обладали ли сами стражники силами. Она хотела про это сказать — и не смогла. Альда не чувствовала боли или, к примеру, чтобы горло её волшебным образом сжималось — она просто не могла произнести ни слова. Язык не слушался.

Альла похолодела, в груди стало пусто, словно оттуда вышел весь воздух.

— Я не могу про это рассказать, — произнесла она, стараясь не показать другим, что напугана.

А вот эти слова вылетели изо рта легко.

— А сады… Правда, что в них устраивают колдовские ловушки? — Сарсу нисколько не смутил отказ. — И что если кто обманом попадёт в дом, будет кружить, как безумец, по одному дворику, не понимая, как из него выйти?

Даже лучшие из наёмных убийц, вроде Льессумов, редко проникали за стены поместий. Слишком много там было чар. Легче было подстеречь жертву на улице или в ещё каком-то месте, которое не было столь тщательно защищено. Конечно, теперь всем не терпелось узнать, как охрана поместий была устроена изнутри, Сарса была лишь самой нетерпеливой из них.

— Я не могу рассказать, сестрица, — повторила Альда. — Я хотела бы, но это невозможно. Я принесла клятву. Мне пришлось… — Она опустила голову. — Дядя, я об этом хотела с тобой поговорить…

Микас Льессум нахмурился:

— Какую именно клятву ты принесла?

— Клятву верности дому. Это был единственный для меня способ проникнуть туда, и я помню, чему ты учил… Клятвы дому налагают при…

— Пойдём-ка со мной, девочка, — сказал он.

Альде стало тревожно от последнего слова. Он назвал её «девочкой», это значило, что она очень-очень провинилась.

Комната дяди была маленькой и тёмной. После смерти отца Альды пустовало несколько больших комнат в дальнем конце дома, но дядя так и остался жить в скромной клетушке на втором этаже. Лишь когда в самую жару солнце накаляло крышу, дядя Микас вместе с тётей переселялись в просторную комнату с окнами во внутренний двор.

— Это была клятва дому? — спросил дядя, едва они вошли и он закрыл за собой дверь. — Не роду?

— Нет! Нет! Это очень знатная семья… Разве они будут принимать служанок в свой род?

— Ты уверена? Тервел говорит, что ты проникла в дом воспользовавшись тем, что один из младших господ…

Альда яростно дёрнула головой:

— Тервел злится, когда я заговариваю хоть с кем-то, кроме него! Вот и всё!

— Он привязан к тебе и, что важнее, беспокоится о тебе.

— Обо мне не надо беспокоиться, дядя! Я могу убить человека голыми руками, не успеешь ты досчитать до трёх.

— Но чувства твои уязвимы…

Дядя никак не мог сделать таких выводов из одной короткой фразы, сказанной Тервелом сегодня. А это значило…

— Что Тервел тебе наговорил? — спросила Альда.

— Ничего такого, о чём бы он знал наверняка, но вообразил он про тебя и того молодого господина многое, уж поверь!

— Дядя, он не должен был! Это…

— Я знаю, знаю, — Микас опустился на стул и указал Альде на другой. — В наших жилах течёт холодная кровь, а вот Тервел, как бы мы его ни учили… Он другой.

— Ты же не думаешь, что он…

— Нет, не бойся, — не дал её договорить дядя Микас, угадав всё по лицу. — Я не собираюсь изгонять его. Пока. У него есть время научиться владеть собой.

— Не наделал бы он глупостей, — покачала головой Альда. Ей на пару мгновений стало не по себе: Тервел пока не знает, что она вошла в Соколиный дом наложницей. Что будет, когда узнает?

— Я приглядываю за ним, — ответил дядя. — Тебе дал поручение сам Дзоддиви. Не хватало ещё, чтобы какой-то мальчишка помешал тебе… Делай свою работу, Альда, и ни о чём не беспокойся. — Микас вздохнул, потирая колено, — оно было искалечено несколько лет назад, и, хотя сильные боли давно ушли, привычка растирать его осталась. — Лучше скажи мне, что там всё же с этой клятвой.