Ты убивала колдунов?

Глава 12. Второе сердце

Эстос ничего больше не стал говорить про второе сердце и колдовство. Он ласково гладил Альду по голове, и это было так странно, что Альду прохватила дрожь. С тех пор, как ей исполнилось двенадцать, никто из близких уже не считал её ребёнком, которого можно было бы вот так гладить или утешать из-за мелочей. Она не была ещё убийцей, но готовилась встать на этот путь — а на нём никогда не будет утешения.

— Может быть, — тихо начала она, — тебя хотят убить из-за чего-то другого? У Соколиного дома множество врагов.

— Я слабый колдун, который большую часть месяца не может подняться с постели. Если кто-то и станет меня опасаться, то только из-за этого. Моя магия слаба, но она невидима… Другие дома, даже на нашем берегу, вряд ли смирятся с этим.

— Я буду защищать тебя, — твёрдо сказала Альда. — Я могу…

— Я не сомневаюсь, что можешь, Кейлинн, — Эстос прижал её к себе сильнее. — Но у меня достаточно охраны.

— Ещё один клинок не помешает.

— Послушай, — Эстос разжал объятия. — Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. И к тому же ты вошла в наш дом наложницей. Даже если бы я хотел, я не могу дать тебе лук и стрелы или меч…

— Достаточно кинжала, я сумею спрятать его даже в тех скудных одеяниях, что мне положены.

— Хорошо, — кивнул Эстос, целуя её. — Я ни в чём не могу тебе отказать, когда ты просишь или требуешь.

— Тогда я попрошу тебя ещё кое о чём, — подхватила Альда. — Раз ты считаешься достаточно здоровым, чтобы помогать отцу, то, быть может, ты достаточно здоров, чтобы выйти в сад? Ну, хорошо, не выйти… Пусть тебя вынесут в кресле. Или это опасно? Мне так жаль тебя. Ты сидишь, словно в тюрьме, в своих комнатах!

Два последних дня они провели в покоях третьего господина, и хотя такое времяпрепровождение Альда ни за что не назвала бы плохим или скучным, её не покидало ощущение, что они оба заперты в темнице.

— Хорошо, мы так и сделаем. Я прикажу обустроить всё в беседке. Сейчас пора цветения венечника, он распускается в сумерках… Под деревьями всё устлано им, точно лиловым ковром.

Эстоса во дворец его отца несли в паланкине — ведь бедняга был так слаб, что не мог пройти и десятка шагов. Правда, после того, как он выпил какое-то зелье, лицо его стало таким бледным, а на лбу выступили такие крупные капли пота, что Альде показалось, он и по-настоящему страдает от невыносимых болей.

На Альде на этот раз было надето не столь тонкое одеяние, и в слоях его ткани она без труда спрятала тонкий кинжал. Сначала она хотела взять один из секковийских, хотя их скривлённая форма была ей не по душе. Они подходили больше для поединков, чем для внезапных и точных ударов подосланного убийцы. Эстосу они не понравились: эти кинжалы были большими и грубыми на вид, — поэтому он посоветовал Альде выбрать что-то более изящное из его оружия. Она выбрала необычный на вид четырёхгранный кинжал без крестовины. Клинок был тонким и острым, а узкая рукоять была обильно украшена рубинами и сапфирами, так что если бы рукоять и высунулась наружу, её приняли бы за драгоценную безделушку. Камней было бесстыдно много, но Альда понимала, почему это на самом деле было сделано: чтобы облегчить тяжелую золотую рукоять.

— Это ритуальный нож, — сказал Эстос, когда Альда выбрала себе оружие.

Он глядел на кинжал едва ли не с опаской, и Альда начала думать, что взяла что-то не то и это вызвало у Эстоса какие-то недобрые подозрения.

— Мне нельзя его брать? — спросила она на всякий случай.

— Можно, если тебя не смущает, что он использовался для жертвоприношений…

— Кем? — Альду это ничуть не смущало.

— Людьми, которые строили каменные кольца в устье Руцины.

— Ничего не знаю о них.

Больше Эстос ничего не сказал.

На церемонию Альду тоже несли в паланкине: главной — а в их случае ещё и единственной — наложнице не полагалось идти пешком, если её господина несли слуги.

Сам обряд поминовения исполнили довольно быстро, а потом первый господин, его родственники и гости прошли в один из залов большого дворца, чтобы разделить скромную трапезу.

Альда заметила, что на неё многие посматривают с особым любопытством, и молилась про себя, чтобы среди гостей не оказалось никого, кто происходил бы с секковийских нагорий. Она могла сносно отвечать на простые вопросы на секковийском, но не более того… К счастью, с ней вообще никто не заговаривал, видимо, в знатных домах обращаться к наложницам было не принято. Гости беседовали только с женами.

Почтить память покойной госпожи собралось более семидесяти человек, и когда кто-то из них собирался уйти, первый господин, после того, как прощался, всегда отправлял с ними нескольких слуг. Альда заметила, что те уводили гостей разными дорогами. И хотя поместье было огромным, со множеством зданий, садиков и дворов, так что к воротам можно было попасть едва ли не десятком разных путей, Альда решила, что некоторые гости вовсе никуда не уходят. И оказалась права.

Когда все, кроме тех, кто жил в самом поместье, разошлись, Ульпин объявил, что их ждут в Ирисовом зале.

Жён второго и четвёртого господина, всех наложниц и даже большинство господ отослали в свои покои. Но Альде было позволено войти в Ирисовый зал, потому что она поддерживала едва переставляющего ноги Эстоса. Под другую руку его держал Лигур.

Когда они устроили Эстоса на подушках, первый господин велел им уйти. Но Альда уже успела и осмотреть зал с блестящим серебряным потолком-куполом и изображениями ирисов на стенах, и пересчитать, сколько гостей из ушедших ждали. Девять. Вместе Ульпином и тремя его сыновьями там было тринадцать человек. Ещё Альда заметила, что из тех девяти не все были колдунами.

А потом слуга закрыл перед Альдой двери. Изнутри опустился засов.

Альда с Лигуром остались ждать.

Из Ирисового зала доносился тихий гул голосов, но разобрать, о чём говорили, было невозможно. Впрочем, Альде это не было интересно: левый берег вечно интриговал против правого, аристократы боролись против торговцев, а торговцы пытались ослабить власть колдунов, командующие армиями пытались опорочить кого-то из Совета одиннадцати, чтобы на его место поставить своего человека, а сторонники королевской династии вообще хотели упразднить Совет. Карталь жил так день за днём, год за годом.

Спустя какое-то время Альда почувствовала, как по ногам ползёт и медленно поднимается холод. Хорошо знакомый холод.

Эстос строил для отца непреодолимую преграду, чтобы то важное, о чём будет сказано в зале, нельзя было услышать даже с помощью самого изощрённого заклятия.

Преграда, оказывается, строилась медленно. За десять счётов она едва дошла Альде до коленей.

Альда оглянулась в поисках скамьи или кресла, где она могла бы присесть. Судя по всему, ждать за запертыми дверями ей предстояло ещё долго.

И вдруг над её головой пронеслась горячая волна, и весь дворец содрогнулся.

Из Ирисового зала раздался грохот, а потом крики…

Холод пропал, точно его сдуло этой горячей волной.

— Эстос! — закричала Альда.

Она отбежала на пару шагов назад и ударила в дверь ногой. Ей повезло — засов слетел с одного удара.

Вынув из рукава кинжал, Альда ринулась в комнату. Она знала, где должен был сидеть Эстос, и метнулась туда, даже не разобравшись, что происходило…

Ей хватило одного взгляда, чтобы заметить — серебряный потолок превратился во что-то невообразимое. Он был похож на огромную тарелку полную мутной серой воды — которая почему-то не проливалась вниз. Вместо этого сквозь серую поверхность просачивались чёрные человеческие фигуры и падали вниз, на пол.

Эстос уже не сидел на подушках, а стоял, выставив перед собой вместо щита то какую-то короткую блестящую вещь вроде чаши.

Одна из чёрных фигур устремилась к нему.

Альда была быстрее: она кинулась туда же и, не думая, вонзила кинжал в шею чёрного человека. Тот упал к ногам Эстоса — на другое похожее тело.

Эстос склонился, чтобы подобрать короткую саблю, которую уронил убитый Альдой человек.

А Альда тем временем сражалась уже с другим.

У нападавших — их было много, Альде показалось больше десятка, — были мечи и сабли. Плохо для того, у кого есть только короткий кинжал.

Альда уклонилась от удара, который должен был разрубить ей плечо, поднырнула и ударила своего противника высоко в правый бок.

Она заметила, что ещё один человек в чёрном замахнулся, думая напасть на неё сзади. Но он лишь открылся перед Альдой и её кинжалом.

Клинок вошёл в его живот миг спустя.

Альда огляделась, ища новых врагов, — и в этот момент всё было кончено.

Воздух задрожал, как натянутое полотнище, от потоков колдовской силы.

Те из нападавших что были ещё живы, падали, как подкошенные… Одежда на некоторых вспыхивала, на некоторых покрывалась коркой соли.

Колдунам нужно было время, чтобы призвать силы, но когда они делали это спастись было невозможно. По крайней мере, не в замкнутом пространстве этой комнаты.

Взвихрившаяся магия осела.

Альда выдохнула и повернулась к Эстосу. Он крепко сжимал в руке меч, плечи были напряжены, глаза прищурены. Альда бросила свой кинжал на пол и обхватила Эстоса, чуть подталкивая назад к подушкам.

— Притворяйся, — прошептала она.

Эстос, до того сопротивлявшийся, ослаб.

В Ирисовый зал наполнился слугами и стражей. Началась суета.

Альда попыталась прокрутить всё назад, вспомнить, что сделала. И это было плохо, очень плохо… Она ворвалась в зал до того, как к дверям подбежали стоявшие совсем рядом стражники, и за несколько мгновений, быстрее, чем человек сумел бы досчитать до шести, убила троих нападавших. Альда не сомневалась, что они мертвы.

В доме Льессумов учили не наносить ударов зря.

— Я так испугалась за тебя, — сказала она, крепко обняв Эстоса. — Они охотились за тобой. Я видела…

И в этот момент она почувствовала нечто странное там, где сходились рёбра, чуть ниже груди: в этом месте их тела должны были соприкасаться, но вместо это там зияла горячая пустота. Что-то дрожало и билось, словно сердце.

— Это… — Альда отстранилась.

Это было второе сердце Эстоса Вилвира.

Он начал воздвигать преграду, когда на поместье напали. Потом обрушил её, чтобы использовать другое заклинание… И то второе заклинание, ещё не завершенное, трепетало сейчас, готовое вырываться из второго сердца.

Внезапно в нос ей ударил резкий запах дыма.

Она обернулась. Потолок стал таким, как раньше, только серебро теперь медленно ползло вниз по сводам купола.

Оно не было расплавленным, по-настоящему жидким, а казалось вязким, точно загустевший мёд. Там, где оно наползало на стены, начинали тлеть занавеси и резные панели.

— Уходите отсюда! — скомандовал Ульпин Вилвир.

По его белым одеждам расплывалось кровавое пятно. Он был ранен в шею — и, казалось, рана его волновала.

В ту же секунду над головами собравшихся в комнате людей возникло нечто вроде светящегося щита: несмотря на рану первый господин позаботился о том, чтобы на его гостей не начал капать расплавленный металл с потолка.

Когда все покинули Ирисовый зал, первый господин снял колдовской щит, а потом стал творить какое-то длинное заклинание.