Теряя наши улицы

5

К вечеру приезжаю в Португальскую деревню. Здесь классно. Тихие улицы с деревьями, ряды одинаковых коричневых коттеджей, приятное освещение уличных фонарей. Какой-то силуэт в темноте ссыт прямо на тротуар, выделяясь на фоне освещённого шпиля башни Си-Эн, самой высокой наземной структуры в мире. Я его не узнаю, пока он не оборачивается. Это Дэнни, почти такой же пьяный, как и я, если не хуже.

— О, Алекс! Мой друг! Алекс, извини, мне так неприятно, но сегодня ничего нет, — у него аж язык заплетается. Он лезет в нагрудный карман, достаёт и протягивает мне слегка погнутый готовый косяк. — Алекс, это я для тебя принёс, специально искал.

— О, спасибо, Дэнни, друг. Курнём прямо здесь?

— Давай, — он протягивает мне зажигалку. — Алекс! Почему бы нам не выпить с тобой пива? Ты же мой друг!

— Ты тоже мой друг, Дэнни! С удовольствием выпью с тобой пива, к тому же у меня сегодня хуёвый день был, надо расслабиться, отвлечься типа.

— А что случилось? Алекс?!

— Да так много всякой хуйни.

— Я тебе всегда говорил, Алекс, у тебя хуёвый район! Там же ниггеры одни! Как ты там живёшь? Меня всегда поражало, как такой человек как ты может жить в таком районе — тебе обязательно надо перебираться сюда.

— Посмотрим, Дэнни. Надо сначала новую квартиру поискать, — спорить неохота. Видно, что человек пьян и говорит искренне. А то, что люди полны предрассудков — это, к сожалению, наша реальность.

Мы докуриваем и заходим в шумный спортивный бар, полный местных, португальских пацанов, друзей Дэнни. Он шумно знакомит меня со всеми, мы протискиваемся к барной стойке. На экранах телевизоров идёт лиссабонское дерби, «Бенфика»-«Спортинг».

— Алекс, выбирай что хочешь, я угощаю! Давай сначала по «Б-52»?

— ОК.

После коктейля берём по пиву, треплемся о том, о сём. Пробиваю за кокаин — мне кажется, что у меня кризис и что от этого поганого настроения надо избавиться хоть как-то, любой ценой. Сегодня ночью надо оттянуться по полной, а дальше будь что будет. Дэнни вызванивает своего дружка, Анаривала. Тот обещает приехать в течение часа. К нам присоединяется Педру. Знакомимся. Когда я пожимаю ему руку, Педру морщится от боли:

— А ты не мог бы потише, брат? — и показывает свои руки в каких-то волдырях и шрамах.

— Извини, брат, не знал, что у тебя руки обожжены.

— Да они не обожжены, тут типы были, с розочкой на меня кидались. Я лицо закрывал, — здоровый пацан, на лице тоже шрамы. Видно, что он не врёт, не колотит понты, говорит с равнодушием, потом задумывается, смотрит в окно. — Дурачков ведь везде хватает.

— Если б ты знал, как я тебя понимаю, — с неожиданной горечью отвечаю я. — Мир полон сволочей. И ведь не понимают, не понимают, суки…

Так бывает в поезде, неожиданно начинаешь доверительно разговаривать с людьми, которых видишь в первый раз и знаешь, что вряд ли когда-нибудь их ещё встретишь. У Педру судьба не из лёгких. Рабочая семья. Отец, строитель из Лиссабона, эмигрировали во время диктатуры Салазара. Ещё пацаном, после школы, он отсидел год за то, что чуть ли не до смерти избил полицейского. С тех пор вечные проблемы с трудоустройством, новые аресты, сроки. Рассказывает мне про какую-то девчонку, немку, которую любил. «Бенфика» забивает гол, и в баре становится слишком шумно. Мы выходим на улицу, покурить, подышать свежим воздухом.

— Нет здесь нам места, Алекс, брат — это чужая страна. Ты ведь, наверное, уже понял, что здесь в реальности англичане всем командуют, остальное пустые разговоры, пропаганда, политика. Видишь, даже по-английски мы с тобой разговариваем не так как они. Слышал, как они разговаривают? «Здравствуйте, как ваши дела». Фальшивые напыщенные ублюдки! Да, я здесь родился. Да я здесь вырос. Но, как видишь, я говорю тебе — это чужая страна для меня. Вот ты хорошо рассказывал про ваши улицы, про уличную жизнь. Знаешь, я с детства каждый год езжу в Лиссабон. Вот, где я чувствую себя дома! Там моя настоящая улица, мой район. Португальская деревня в Мотор-Сити — это не мой район. Здесь у моих родителей дом, в нём у меня есть комната, в которой я сплю, вот и всё. От этого этот район не становится моим родным районом, понимаешь, брат. Я здесь никогда, веришь нет, никогда не чувствовал себя как дома. И у тебя, и у меня есть свой дом, Алекс, братан. Настоящий дом. Но он находится не здесь. Здесь всё искусственное, здесь тебе с детства пытаются навязать какую-то искусственную американскую идентичность, но под всей этой искусственной шелухой — пустота. Там только пустота, Алекс! Там ничего нет. Когда-нибудь мы вернёмся домой, и я, и ты…

К бару подъезжает дорогая спортивная тачка, оттуда выходит парень в фирменной одежде, подходит к нам, здоровается за руку. Он явно выделяется из остальной толпы. Более преуспевающий тип, лощёный такой. Белая бейсболка, спортивная кожаная куртка, белые штаны. Мы знакомимся:

— Анаривал, очень приятно. Дэнни звонил мне, всё сказал. Вообще-то я крэком занимаюсь, камень продаю, но сегодня у меня в виде исключения есть порошок.

Беру на пятьдесят баксов.

— Пойдём Педру, брат, разнюхаемся.

— Ну, пойдём, раз предлагаешь. Вообще-то обычно я эту хуйню не употребляю, не люблю её. Так чисто, ради тебя.

Я подтягиваю Дэнни, он спрашивает можно ли позвать Винса, ещё одного дружка, большого любителя разнюхаться. Я говорю: «Конечно!». Мы вчетвером спускаемся в подвал. Дэнни готовит в туалете, на бачке четыре жирненькие такие дорожки. Сначала заходим мы с Педру. Я беру свёрнутую двадцатку, приставляю к толстому, округлому краю белой дорожки, сначала выдыхаю ртом в сторону, потом резко втягиваю в себя всю дорогу. Она становится всё тоньше и тоньше и когда она заканчивается, я чувствую резкий, колючий, анестезирующий эффект кокаина на слизистой. Через несколько минут я уже ощущаю поднимающийся в моём организме приход и волну радости и энтузиазма. Алкогольное опьянение мгновенно улетучивается, все мои проблемы внезапно начинают казаться далёкими и мелкими. Мне хорошо здесь, в этом районе, в этой компании, по крайней мере, сейчас, а про остальное надо забыть. Забить на всё! Смешно, но, хотя я пробую кокаин впервые, его действие мне уже знакомо. Амфетамины, эфедрин, экстази — все стимулирующие наркотики, содержат в себе или один и тот же алкалоид, или, по крайней мере, их алкалоиды настолько похожи друг на друга, что дают одинаковый эффект. Для меня до сих пор остаётся загадкой кокаиновый бум в Северной Америке. Почему люди платят в пять раз дороже за тот же кайф, который они могут получить от амфетаминов, с той лишь разницей, что действие кокаина гораздо более скоротечно? То есть, в реальности, люди платят не в пять, а в десятки раз больше. Причём там, где есть кокаин, как правило, трудно найти амфетамины, и наоборот. Я могу объяснить это только переделом рынка между мафиозными предпринимательскими кланами. Не случайно ведь Анаривал сказал, что порошок сегодня — исключение. Кокос — это для взбесившихся ботаников, вроде охуевших яппи из даунтауна. Напротив, там, где появляется крэковый кокаин, в неблагополучных районах, уже не поощряется торговля порошковым. Действие крэка ещё быстрее, его розничная доза дешевле, но его берут чаще, и, соответственно, прибыли должны быть в десятки раз выше.

Мы опять за барной стойкой, общаемся с самыми разными пацанами, благо, матч уже закончился победой «Бенфики», обсуждаем музыку. Сейчас у тинейджеров грандж в ходу. Некоторые только что вернулись с концерта «Bush X». Делимся впечатлениями о последней Лоллапалузе. Правда, я ездил на неё исключительно ради «Рансид», «Вайолент Фаммс» и, конечно же, «Рамонес». Они уже объявили тогда, что это было их последнее турне, и я вполне осознавал, какая огромная мне выпала честь — повидать их живьём. Но если после них я сразу вернулся в Мотор-Сити, то эти пацаны наоборот, приехали уже после «Рамонес» на хедлайнеров — «Саундгарден» и «Металлику». Меня здесь все уже знают по имени. Один пацанчик с длинными волосами и бородкой, Фрэнки, подсаживается справа от меня и тихо спрашивает:

— Алекс, ты не знаешь, где здесь купить кокаина?

— Братишка, ты местный, и у меня спрашиваешь, где взять?

— Да я у всех спрашиваю, нет нигде. А мне протрезветь срочно надо — родители убьют, если пьяный приду.

— Ну, у меня есть если что, — тут я вспоминаю про Дженни из Дувра с её пятёркой, которую она мне пыталась всучить за полмарочки ЛСД. — Дашь мне десятку, разнюхаемся.

Я отхожу выпить по последней с Дэнни, потому что ему тоже пора домой. Я учу его правильно пить водку — залпом.

— За тебя Алекс, друг, не унывай из-за работы, ты найдёшь ещё себе. Чтоб у тебя всё нормально было!

— Спасибо, Дэнни! — мы чокаемся.

Когда я выхожу, на улице уже стоят Фрэнки, Педру и Винс. Уже около полуночи, на улицах, как здесь водится, ни души. Только ряды одинаковых коричневых двухэтажных домов и припаркованных на обочинах автомобилей. У пацанов, особенно у Педру, почему-то какие-то угрюмые лица.

— Чё, отойдём? — у меня сохраняется классное настроение. Но Педру придвигается ко мне вплотную с самым что ни на есть угрожающим видом.

— Слышь ты, чувак, я тебя раскусил, — он крепко хватает меня за руку и, накручивая себя, начинает повышать голос. — Ты с ёбаного Мэри и Флинт сюда приехал, чтобы наркоту толкать, да? Хочешь на этом районе бизнесом заниматься, да? Ты же с ниггерами живёшь, ты на них работаешь значит, так получается, Алекс? У тебя не прокатит, я с тобой лично разберусь, ты так просто отсюда не уйдёшь, понял?

— Ты во-первых, Педру, для начала руку убери свою, — у меня, несмотря на первоначальное удивление, сохраняется классное настроение. Я говорю предельно спокойно, не злюсь, всё понимаю и считаю, что всё нормально. — Во-вторых, ты слегка не в теме. Если тебе этот мальчик, Фрэнки, что-то напел, так он у меня сам попросил продать ему. Он сказал, что ему надо купить, так что я не в курсе, если что, может у него принцип такой — не угощаться, а за всё платить. А так мне по хуй, ты же знаешь. Мы весь вечер это дерьмо нюхаем, сейчас добьём то, что осталось и разбежимся. Всё нормально, на самом деле, брат.

Педру поворачивается к Винсу и Фрэнки и уже срывающимся голосом орёт на них:

— Видели? Нет, вы, слышали, вы тупые ублюдки?! Вот это реально крутой парень, а вы… Да вы… — он не находит слов. — Да я сейчас отпинаю ваши задницы.

Винс и Фрэнки уже врубились и начинают смешно так убегать, стараясь втянуть, убрать подальше свои задницы и прикрыть их руками. Педру на полном серьёзе гонится за ними и награждает увесистыми пинками под зад. Я иду за ними, прикалываюсь. После экзекуции, я ссыпаю весь оставшийся кокс на капот одной из машины и мы делаем несколько жирнючих таких дорожек. Педру похлопывает меня по плечу:

— Извини, что предъявил тебе, Алекс, брат. Ты хороший парень, — ему реально неловко передо мной.

— Да всё нормально, Педру.

— Знаешь, зачем тебе ехать в такую даль, на Мэри и Флинт? Как ты сейчас доберёшься? Ты запросто можешь переночевать у нас дома, без проблем. Мы только рады будем.

— Да не, спасибо, Педру, я такси возьму.

Я думаю о том, что меня неспроста опять назвали «прохладным». Это значит, что я тоже становлюсь отморозком. «Прохладный» — значит крутой, клёвый, но на английский манер. Человек с самоконтролем, который не подводит, не говорит и не делает лишнего, но при этом отмороженный такой, одинокий. Так, во всяком случае, это понимаю я.