Марргаст. Первое семя тьмы

Глава двадцать третья

«Живь и живь такие же разные понятия, как Навь и смерть. Одно есть безграничная энергия, другое − причина ее возникновения, ошибочно принимаемая за Божество»

из записей ученой головы Малика Торецкого

Хорошо, что кроме ужасного аппетита, внутреннего взора и постоянных кошмаров, смаг получал в нагрузку дюжую выносливость. Пересказывать все, что со мной приключилось за последние недели, было весьма утомительно. Я и сам не до конца не понимал размаха рухнувшей на меня ответственности. Это было… слишком. Просто слишком. Слишком странно, слишком глупо, слишком − слишком.

Временами хотелось лишиться рассудка, да только, видимо, это не может произойти дважды.

Сидя в тесной комнатушке и попивая живую воду из поданной наставником фляги, я вспоминал детали разговора с Симеоном, пытаясь одновременно навести порядок в своей порядком утомленной душе. Лиса и Мечеслав слушали, раскрыв рты. И чем дальше я заходил, тем больше почтения выражали их лица.

Затем пришла очередь Радогоста. Он прибыл в обитель немногим раньше меня. Выяснилось, что на Востоке дела обстояли ничуть не лучше; Шишигари резвились в городах вплоть до самой границы Поливны. Братьям приходилось туго.

Если бы в смутные времена местная обитель не оказалась разрушена, она смогла бы сдержать натиск Тьмы. В ходе борьбы погибло много смагов. Им на замену в скором времени обещали привезти новичков-рарогов, которых зацепила эпидемия нахлынувших теней.

Кроме того, Радогост столкнулся с теми же следами деятельности Нигола, что и мы, только в гораздо больших объемах. Он сказал, что им были обнаружены целые землянки, забитые костями, со следами жертвоприношений. В одной из них надписью на старо-поливском: «Здесь мертвые заменят живых», был исписан каждый уголок. А неподалеку, в луже крови нашлись сразу два марргаста.

− Получается, − протянула Лиса, поджав под себя худые ноги в грубых мужских штанах, − Нигол оставлял послания Горына. Эти жуткие твари должны были напугать других бессмертных на Востоке и Севере. А князя Борислава он одобрил?

Радогост почесал перевязанной ладонью заросший подбородок:

− Людям никогда не понять иных существ. И говоря про Поливну, мне показалось, что дела там давно нечисты. Без всяких колдунов. Беспокойные времена грядут, темные.

Я был с ним согласен, но все же что-то упрямо мешало мне сложить фрагменты картины в единое целое. То, что я слышал своими ушами. Как же это звучало?..

… Я глас тех, кто истинно владеет этими землями. А так же этим миром и мирами другими…

Почему в разговоре с князем Нигол говорил во множественном числе про другие миры? Он точно служит Горыну? Или кому-то еще? Может, они вдвоем подчинялись существу, способному напугать богов, кому-то вроде Чернобога? Эта вполне вписывалось в представление о будущей битве добра со злом.

Или я слишком сильно копаю? Становлюсь подобием княжича Лучезара с его вечными заговорами.

Выказав желание побыть в одиночестве, я отослал всех прочь. Даже Мечеслав, который имел полное право оставаться в общей спальне, встал и покорно направился за Лисой. Лишь задержался на пороге, чтобы сказать:

− Я должен был сделать это раньше. Извини за то, что следил за тобой. Наставники настояли. Они считали, что ты можешь себе навредить.

Не скрою, дружище, в чем-то они были правы.

Но ответил я ему иначе.

− Ничего страшного, − широко дружелюбно улыбнулся. − Это твой долг перед Братством Тишины. Извини и ты, что обманул. Надеюсь, голова не болит?

Мой сосед и некогда друг смущенно коснулся затылка.

− Да я теперь этой шишкой гордиться буду. Сам Первый из первых меня ударил.

«Первый» − стоит ли начинать привыкать к такому обращению? А не поздновато ли для взращивания самомнения величиной с Карколист? Хотя с другой стороны, меня скоро скормят гигантскому змею, точно жертвенную девственницу, так чего понапрасну скромничать?

Развалившись на заправленной постели, я попытался услышать зов Живи. Уверен, теперь, когда все стало ясно, как день, она должна подчиниться моей воле. Горох вот мог ею управлять!

Но вместо тихого голоса, имитирующего интонации матери, ко мне пришел сон. Тяжкий, тягучий, он просто залился в череп через ушное отверстие и залепил там все серой пеленой забвения. Я спал, и спал, и спал. Не удосужившись раздеться или принять омовение.

Я проспал подряд несколько дней, и это было вопиющим нарушением правил Братства. Но теперь мне прощалось многое. Я стал особенным. Исполнившаяся детская мечта, не иначе.

Меня не трогали до тех пор, пока не наступило время обучения. Парочка рарогов без стука вошли в мою каморку, вместе с дурными вестями они принесли кувшин с живой водой и свежую одежду.

Кое-как разлепив глаза, я присмотрелся к подаркам. Ну нет, Симеон и остальные точно издеваются. Мне предлагали надеть белый кафтан с серебряной пряжкой у горла в виде буквы «Азес», так похожей на скрюченную змею, белую шелковую рубаху и штаны из шерсти белой волчицы. Да невест на выданье скромнее одевают!

Брезгливо отодвинув одежду, предназначенную подчеркнуть новый статус, я отобрал у юнцов кувшин с полотенцем и выгнал их прочь. Не хочу озвучивать очевидное, но верховный наставник, похоже, решил взяться за меня всерьез. Даже если я не окажусь избранником Живи, он выжмет из меня необходимые соки. Таковы по своей природе смаги.

К величайшему облегчению, никто не приветствовал меня у входа в обеденный зал. С новым положением дел братья и сестры смирились поразительно быстро. Симеон рассказал о готовящейся битве и моей роли в ней − и они приняли это к сведению с положенным хладнокровием. Просто небольшая зарубка на памяти. Ничего лишнего. Восхитительно.

Пока я был в Халькарде, кое-что успело измениться. Жутковатый Курган с помощниками успели вдоволь изучить свиной желудок, изменившийся под воздействием марргаста. После нескольких попыток уничтожить образовавшееся немертвие, они пошли иным путем. Сначала его начали раскармливать.

Уродец-желудок поглощал любую вещь, положенную рядом – будь то игрушка, железо, земля или кусок свинины. Было потрачено много усилий, немертвие изрядно набрало в массе, да так, что перестало умещаться на подносе. Казалось, будто оно готово растворить абсолютно все. А потом ему принесли найденный мною марргаст.

Удивительным образом немертвие отвергало зародыш самого себя. Когда Курган вложил новый красно-черный камень в разрез на его лоснящемся боку, оно начало агонизировать и пытаться исторгнуть инородный предмет. Вскоре немертвие затихло и больше не поглощало предложенные яства.

Не знаю, как смаг-мясник пришел к этой идее, и знать не хочу. Главное, мы нашли хотя бы одно уязвимое место в матрице бессмертия, как выразился Каш-Данко. Оставалось лишь придумать, как использовать его против более шустрых порождений марргастов.

***

В привезенной из Крепости-Улитки книге говорилось, что волшебный камень, исполняющий желания, созревал в теле еще живого человека, которого принудительно «лишали живи». Золотая тень, видимо олицетворявшая Чернобога, советовала колдуну питать его влагой, чем солонее − тем лучше.

− Кровью, − понял я, пока наставник Радогост зачитывал сказку вслух. Он кивнул, ответ был очевиден.

Дальше шли совсем уж непонятные дела. Колдун, наученный тенью, объявил себя новым богом и стал сражаться с сильнейшими воинами, требуя признать его власть. Ни о какой армии и речи не шло. В конце концов, он так надоел всем вокруг, что золотая тень обманом заставила его вырвать семя Тьмы, шепнув, что посадив его, колдун сможет, наконец, войти в небесный Ирий. Дурак был и рад послушаться, так он устал от вечной борьбы. Последовавшее за советом наказание оказалось ужасно. Колдун, жаждавший власти, тотчас рассыпался в прах, от него не осталось ничего, кроме безжизненных осколков камня.

− В этой истории нет ни капли смысла, − проворчал Радогост, закрывая тонкую книжицу. − Как она может нам помочь?

Мы отдыхали в малом зале. Кроме меня и Рада здесь собрались самые опытные и сильные смаги. Симеон, как всегда, располагался в кресле в самом центре. По обе стороны от него стояли верные помощники, готовые в любой момент принести лекарство или воду. Верховному наставнику нездоровилось.

− Она и не должна нам помогать, это всего лишь выдумка, − бас Щуки легко заглушал голоса присутствующих. − Елки колючие, чего мы ждем, братья? Пока мы тут сидим, Нигол создает новых немертвий. А мы даже не знаем, как это остановить!

− Нельзя рисковать попусту, − вмешался смаг Михаил. − Мы потеряли в последней битве с сотню смагов. Если все мы исчезнем, кто будет защищать Славию от шишигари?

Его поддержали одобрительным гулом. Я кисло усмехнулся. Понятно, что они взволнованны, но все-таки… Видать, неслабо их потрепало. Радогост пару раз громко хлопнул ладонью по колену, принуждая собравшихся умолкнуть.

− Мы не станем отсиживаться. Не сегодня. Долг каждого из смагов − уничтожать Тьму там, где она появляется. В любом обличии. Или вы забыли клятву? Или не вам пришлось отвергнуть свой Род ради защиты Рода людского? Нам поздно бояться, отступать некуда.

− А как же богатыри? − спросила Веленика, выходя из-за плеча Щуки. Она обернулась лицом к кучковавшимся смагам: − Братья, мы должны сразить лжепророка и искоренить его учение. Но пусть со змеями и немертвиями сражаются другие. Мы бессильны против существ, облаченных в плоть. Скажи, Фес, ты ведь сталкивался с ними. Ты видел, что их не одолеть одной лишь волей!

Вот уж от кого не ожидал. Наставница всех женщин-смагов казалась мне наиболее самоотверженной. Но в ситуациях, подобной этой, благоразумие было куда полезнее. Не мне ее осуждать.

Теперь все смотрели на худощавого уставшего Феса. А верховный наставник молчаливо дожидался, чем кончится их горячий спор.

− Да, − Фес кивнул. − Это было настоящим воплощением первородного страха. Даже присутствовавший в тот вечер богатырь не мог совладать с разбушевавшейся бестией. Но, братья, поймите! Нигол еще страшнее, он овладел и подчинил себе силы Нави!

− Как мог кто-то, вроде Изначального дитя, даровать подобные силы смертному? − спросили за моей спиной.

− Бесполезно бегать за появившимися немертвиями. Лучше сосредоточимся на поиске ответов, − подхватил другой.

− Или убедим князя вмешаться.

− Да-да, князь!

− Нельзя забывать про уничтожение шишигари…

И ведь не скажешь, что мои братья были трусами. В первую очередь их страшила возможность утратить важную часть знаний и умений Братства. А так же исчезнуть вовсе, посягнув на цель, превышающую возможности простых смертных. Стоявшему рядом со мной Радогосту, правда, было плевать на сомнения. Жилка на смуглом лбу пульсировала едва сдерживаемым гневом.

− Да послушайте себя! От козней Нигола люди гибнут каждую минуту. Так что же, нам совсем не пытаться их спасти? Все равно есть дела поважнее?! − рявкнул он. Не помню, чтоб до этого, наставник хоть раз повышал голос. Другие смаги, видимо, тоже.

В зале воцарилась тишина, и стало слышно, как одинокая муха лениво жужжит на стене. Тогда же вновь заговорил Симеон: