Марргаст. Первое семя тьмы

Глава двадцать первая

Растут…

Надо наведаться в Фензино.

Ослепительная вспышка прозрения, как удар по голове. Не знаю, навел ли меня на догадку грозный и пугающий вид неумолимой крепости во льдах или возвращение к цивилизации в целом. Просто сама собой сложилась картинка. Голос матери в бездонном колодце и трехрога говорили об одном и том же.

Вернись туда, где все началось. Все мои злоключения и страхи, все возникло там, на руинах мирной жизни.

Подобный шаг казался даже более рисковым, чем поход в одиночку на трехрогую тварь. Вернуться к истокам своих ошибок… Страшно. К тому же, скажи я остальным, что намерен прислушаться к советам ночных кошмаров, они бы посмеялись. А потом заперли меня посерьезнее, чем в прошлый раз.

Я не безумец. Точнее, не безумнее многих моих братьев. Вот Ойла, он, наверно, пятерых подобных мне превзойдет. Следовать указам невидимых голосов как раз в его духе. С другой стороны, объявить наставникам, что некие мистические силы через сны и мороки посылают знаки о моем предназначении, − еще большее безумство.

Иди к началу

Я уже не знал, в чем моя главная цель. Месть? Она давно переросла в нечто большее. В извилистую дорогу смертника, который уже может различить контур виселицы, уготованной ему. В мрачный триумф неизбежности. Не стоит ли ускорить шаг, раз бояться больше нечего?

Милая косматая лошадка тряхнула головой, опасливо глядя в небо. Я слегка отвлекся от невеселых мыслей. Мне показалось, что в багровом зареве заката явственно пронеслось знакомое пятно. Черная птица с горящим взором. Затем мы услышали крики.

Над Халькардом стоял дым.

***

Стромир сказал, что внутрь через главные врата нам не попасть. Но у Братства всегда были пути отступления, о которых не стоило знать простому люду. Главное преимущество большой библиотеки − где-то всегда лежат копии чертежей с подробным планом города-крепости. О них не помнил даже градонаместник. Зато знали смаги.

− Эта система спасла множество жизней во времена Великой осады, когда в крепости закончилась провизия, − Стромир рассказывал про потайные ходы, отстроенные когда-то под Халькардом. − После победы она была разрушена. Смагам удалось сохранить лишь несколько путей для своих нужд. Обычно именно так мы вывозили девиц для Каша. Я точно не помню, где расположен проход. Братья боялись огласки. Но иначе было нельзя.

− Иначе было нельзя. И все же ты сбежал отсюда. Стоило Симеону только пальцем поманить, − Ойла хмыкнул. Увидев дым, он будто стал злее прежнего. − Тогда как другие остались нести ответственность за этот страшный грех.

− У каждого свой путь, брат. Ты просто не всегда можешь его хорошо разглядеть, − холодно ответил тот одноглазому.

− Уж не трусости тот путь? Тогда, да. Его я вижу плохо.

− Довольно вам! Нет времени на ссоры. Люди в беде, а мы тут языки сушим, − сказала Веленика, рыская глазами по сугробам и бесконечным столбам выжженных деревьев. − Как тот проход выглядел?

− Говорю же − не помню. Вроде пня большого или еще чего, − наморщил лоб Стромир.

− А это еще кто тут скачет?

Я ощутил некое движение и, обернувшись, увидел человека, прижимающегося к земле. Лица не разглядел, так как уже стемнело. Но сразу бросилось в глаза его странное одеяние: тонкая рубашка на худеньком теле. И это в такой мороз?

Веленика подняла фонарь, светя по сторонам. Но там уже никого не было.

− Человек? Или, может, оборотница? − предположил Фес.

− Род перевертышей одежду только в угоду нам носит. И то не всегда, − не согласился я.

− Ты разглядел ее?

Да, это была женщина. Длинные кудрявые волосы я точно запомнил. А еще…

− Я видел отблеск. Как болотный огонек, только этот был красным.

− Значит не человек, − поморщился Ойла. − Но нам сейчас некогда нежить шугать. Пускай треклятая уходит.

Пускай, конечно. Но после трехрогой твари я стал через чур мнителен, тревожен. Что-то мешало мне продолжать поиски. Красные блики, красные блики. Это были глаза? Но ведь, ни у кого из младших народцев они не отсвечивали красным: золотом, серебром, янтарем и смарагдами, но никак не багрянцем…

Всполох света отвлек всех нас от поисков. Чужой фонарь горел неподалеку. Приблизившись, мы увидели темный проход, уходящий под землю, а рядом стоял Индрик в полном облачении и несколько рослых смагов. Кругом на расчищенной полянке кучно дымились трупики поджаренных жвыл.

Разглядев, кто перед ними, братья опустили оружие и заметно расслабились.

− Что произошло в крепости, верховный наставник? Мы видели дым, − спросил Фес, спрыгнув с коня и низко поклонившись. Индрик изучал его с отстраненным любопытством. Не как брата и боевого товарища.

− Это ты мне скажи. Брат, − с нажимом сказал он, опираясь на рукоять меча. − Не я обманом проник в чужой дом ради злого умысла. И не я пошел к Немертвому за советом. Не я…

− Ты все неправильно понял, олух, − в полной тишине Ойла закатил уцелевший глаз. − Впрочем, как обычно.

Индрик мягко улыбнулся, уже ничуть не напоминая того добродушного хозяина, что встречал нас несколькими днями ранее.

− Изволь. Объясни мою ошибку.

− А что тут объяснять? Невестушка к нам пошла, потому что за вами, братцы, дурная слава, точно грязный подол за нерадивой бабой. А в столице свой немертвый объявился, не хуже вашего. Мы должны были знать, причастен ли Каш к тем деяниям. Узнали.

− Он ни при чем, − закончил его мысль Индрик. − Могли бы меня спросить. У давних врагов, как говорится, секретов нет.

− Так что произошло и почему вы вышли за пределы крепости? − вновь подал голос Фес, пытаясь отойти от вопиющего поведения старика.

− Никого не встретили по пути?

− Никого. Разве что… Иван девушку видел. Мельком.

− Что? Куда она пошла? − верховный наставник Халькарда потемнел лицом, давая знак своим помощникам. Те вновь взялись за оружие.

− Не знаем. Быстрая попалась бестия. Неужто ее ищите? – опять съехидничал Ойла.

− Может и ее. Дурные дела творятся в последнее время в моем доме. Надо вам самим послушать. Наместника…

− Наместника послушать? − спросила Веленика, не вытерпев долгой паузы. Верховный наставник даже не стал ее укорять за нетерпеливость:

− Нашли сегодня загрызенным. В подвале собственного дома. Внучка, последняя из их Рода, как к нам попала, такого понарассказывала, борода дыбом встает! Идемте. Мы все равно ее, похоже, не догоним.

− Кого? − разом спросили я, Фес и Стромир. Вместо ответа Индрик задумчиво почесал шею со свежей раной прямо под челюстью:

− Вот вы когда-нибудь видели баб, которые по стенам лазают? Эта прямо в обход врат − взяла и перелезла.

***

Внучкой наместника северной границы, единственной живой носительницей родовой фамилии Столпывских оказалась семилетняя рыжая Настенька – худенький, болезненного вида ребенок. Она целиком умещалась на колченогом табурете, предоставленном кем-то из смагов. Пока старшие женщины готовили пирожки, Настя смирно сидела в сторонке, хлопая карими глазенками и ковыряя веснушчатым пальцем какую-то щепку.

Когда мы вошли в комнату, где обычно размещали обеспокоенных гостей, девочка замерла. Мне она напомнила пугливого суслика.

− Она не вернулась? − тихо спросила Настенька. Индрик явно давал слабину перед детьми, ведь слова давались ему с трудом. Пока мы отряхивались от снега, он мягко поинтересовался, не решаясь перевести взгляд с камина на нее или подойти ближе:

− Ты точно уверена, что это была твоя мама?

− Да.

− Покойная Дивна Столпывская? Задранная волками на охоте?

− Да, да, да! Почему вы мне не верите? Это она, самая настоящая! Папа говорил, что она больше нас никогда не покинет! − Девочка скривилась, явно собираясь заплакать. Тощая женщина из Братства подскочила к ней и принялась успокаивать, ласково гладя по спине. Индрик вернулся к нам, разводя руками.

− Сами слышали.

− Она увидела свою умершую мать? Сегодня? − переспросил Фес, отказываясь верить услышанному. Веленика со стоном стиснула виски руками и начала их массировать.

− Это должно быть какая-то ошибка, − пробормотала она. − Вы проверяли ее на наличие одержимости? Шишигари порой проявляют странные способности, особенно когда носитель так юн, как эта сударыня.

− Наместница Халькарда, Анастасия Столпывская, − и она чиста, как хрустальный кубок, − устало поправил ее верховный наставник. − Пока из столицы не придет указ о смене власти, она здесь за главную. Так что прояви-ка уважение, сестра.

− Невероятно, что вы притащили ее сюда, к этим жутким рожам, − возмутился Стромир. − Где Бойко, где глава стражи, где моя мать? Ваша обитель не место для маленьких детей. Пусть ее уведут.

− А некуда. Дом наместника сгорел, большинство заняты спасением важных бумаг. А в отцовском такое… Хотя чего я болтаю, сами спросите у Насти. Она лучше расскажет. Анастасия!

Девочка оторвалась от бедра успокаивающей ее женщины и печально поглядела на Индрика. Выглядела она скорее утомленной, чем напуганной, и это удивляло меня больше всего. Абсолютное равнодушие к последним событиям минувшего дня.

− Снова? Но я уже говорила, что там было. Папа вернул ее. Вернул маму!

Дальнейшее напоминало скорее страшную сказку, поведанную на ночь, чем реальную историю, произошедшую с одной бедовой семьей.

Здесь, на границе княжества, охотой промышляли все, независимо от пола. И красавица Дивна не отставала, с превеликим удовольствием следуя традициям родных краев. Не было никого искуснее в уничтожении жвыл, чем она. К сожалению, эта самоуверенность и стала причиной гибели невестки наместника.

Погнав стайку слизней прочь от крепости, она так увлеклась, что не заметила, как отдалилась от друзей и заплутала. Тело Дивны нашли лишь через несколько дней, обезображенное лесным зверьем.

Настя тяжело переживала утрату. Но гораздо сильнее было горе ее отца Ставра, любившего жену более страстно, чем чистое небо и ясное солнце. Их маленькая семья погрузилась в отчаяние. Пока на пороге дома не появился человек.

Настя не запомнила его лицо, только сумку для письменных принадлежностей. Он о чем-то долго говорил с ее отцом. Затем ушел, и Ставр проплакал всю ночь. А через день случилось чудо. Даже два: исчезла вредная нянька Полынка, щипавшая Настю за плечики, и вернулась Дивна.

Девочка утверждала, что мать ничем не отличалась от себя прежней. «Только глазки были странные. Точно яхонты», добавила она с робкой улыбкой. Отец никому не сказал о возвращении жены и строго наказал Насте молчать. Прислуга была уволена, кроме самых нелюдимых и верных.

− Отец как-нибудь объяснял, как он вернул твою маму? − спросил Ойла, прерывая спутанный рассказ, который то и дело дополняли местные смаги.

− Он только раз сказал, что это слишком дорого обошлось. Слишком большая цена, слишком большая − вот, что он твердил себе под нос, − вспомнила Настя.

С матерью они виделись редко. Та почти не выходила из своих покоев, обустроенных в подвале, и лишь изредка позволяла себе ночные прогулки.

Большая часть дома оказалась заперта на ключ; вскоре это стали делать на ночь и с Настиной комнатой. Ставр перестал общаться с кем-то, кроме жены, и выходить на свет. Он похудел, осунулся, и сам стал походить на свежий труп с вечными синяками под глазами и бескровными губами.