Белая дорога

15

На обратном пути Гена видел, как ликовали олени. Взрослые животные резвились, как оленята, время от времени высоко подпрыгивали, откидывая далеко назад копытца, и, резко мотнув головой, пускались вскачь. Казалось, они поняли, что вырвались на волю, и с нетерпением спешили в родные места. Ни один из них не отходил в сторону, ни один не отставал. Поэтому Гене было с ними легко. И на душе у него тоже легко, так легко, что хотелось петь. И он пел. Пел громко, на всю тайгу. Русские, эвенские, якутские песни одна за другой летели над лесом. Далеко отстал Сопуу, который вел упряжки с гружеными нартами. А сам он, казалось, летел вместе с песнями. Он пел и мысленно видел тысячи красивых, стройных оленей с огромными ветвистыми рогами: могучих быков, способных в брачном бою побеждать своих диких собратьев, важенок, нежных, как степные лани, упорных и выносливых, как река, которая течет и не знает усталости. Он закрывал глаза и видел, как наяву, этих породистых оленей, какими должна заполниться вся северная земля…

Приехали вечером в стойбище. Залаяли собаки. Но из палатки вышла только одна Кэтии. Помогла Гене расседлать верхового, пригласила к столу.

— А где наши? — Гена сел на меховую подстилку.

— К дэлмичэ поехали рано утром.

— Втроем?

— Да.

— Почему все?

— Ночью волки разогнали стадо.

— Тьфу-у, — в сердцах сплюнул Гена. — Опять?

— Зарезали, говорят, штук шесть…

Гена сник, потускнели только что блестевшие радостью глаза.

— А ты один приехал?

— Со мной Сопуу, он чуть отстал. Вместо Нюку у нас будет.

На улице опять залаяли собаки. Со стороны реки послышался топот копыт, скрип полозьев.

— Наши! — вскочила Кэтии.

— Нет, это Сопуу.

Сопуу вошел в палатку, разделся и тут же подсел к столу, потирая окоченевшие пальцы:

— Замерз шибко.

— Надо было двигаться, а ты сидишь, как старик.

— А верховой у тебя отличный, — сказал Сопуу с явной завистью в голосе. Гена ничего не ответил.

Вскоре вернулись Кадар, Кеша и Капа. Кадар с женой сразу же скрылись в своей палатке. Ужинать они не пришли.

— Кеша, волки когда появились? — спросил Гена за чаем.

— Да сразу как мы с тобой уехали.

— Сначала несколько ездовых оленей пропало, — вставила Кэтии, наливая чай.

— Не нашлись? — с тревогой спросил Гена.

— Думали, что они отбились и примкнули к стаду Орана, — начал рассказывать Кеша. — Мы в это время с тобой в поселке были. Поэтому Капа ездила в соседнее стадо. Среди пропавших был ее любимый учах…

— Одна ездила? Почему по рации не сообщили? Опять не работает?

— Конечно, одна. Не бросит же Кадар все стадо, — удивился Кеша наивному, по его мнению, вопросу. — А рация… да, барахлит что-то… Но вчера, правда, Кадар с Урэкчэновым разговаривал…

— Молодец Капа, если туда и обратно за день обернуться сумела. Все же далековато от нас до Орана, — Гена незаметно взглянул на Кэтии.

— Ха-ха… Даже ты не смог бы обернуться за день, — засмеялся Кеша. — А она женщина. Два дня ездила.

От Гены не ускользнуло, как Кэтии поспешно повернулась к ним спиной и принялась что-то тщательно искать в углу палатки. Ему стало не по себе. Жалко Кешку, он ничего не знает, и Капа тоже… Давно хотелось сказать им, но он все не решался.

Утром Гена пошел к бригадиру. Поздоровался. Но Кадар даже не взглянул на него. Сидел, насупив брови, и тянул горячий густой чай с блюдца. Капа тоже помалкивала. Парню стало неловко. «Стою как мальчишка. На меня ноль внимания. Обиделись и дуются, у них даже лица от злости распухли. Но ничего. Не выходить же отсюда молчком, как побитый пес». Гена снял шапку и сел на оленьи шкуры.

— Так что будем делать, Кадар? — спросил он.

— Ты больше у меня не работаешь. Можешь уезжать.

— Это почему?

— Потому.

— Я не твоя собственность. Я оленевод совхоза.

— Тут я бригадир, и ты уволен из моей бригады.

— Это чей приказ? Твой? — усмехнулся Гена.

— Архип Степанович велел выгнать тебя пинком под зад. Я, конечно, пинаться не буду, хотя стоило бы. Сам уходи.

— Я не уеду.

— Два медведя в одной берлоге не зимуют, разве не знаешь?

— Знаю. Хочешь — сам уходи! — Гена смотрел Кадару в лицо, тот не выдержал, отвернулся.

— Ишь, куда метишь…

— Нам ругаться некогда, лучше поедем в стадо, — сказал Гена, поднялся и вышел из палатки.

…Из стойбища выехали все вместе. Доехали до оленьего пастбища. Остановились. Оленей здесь не было. Неужели опять волки? Кадар велел разъехаться в разные стороны и гнать оленей, если найдутся, к речной долине. Сам он остался на месте, делая вид, что поправляет постромки…

Гена отъехал уже далеко, когда услышал позади грозный окрик. Оглянулся и увидел догоняющего его Кадара. Остановился. Кадар промчался мимо, обдав его снежной пылью, и лихо развернул упряжку. Соскочил и кинулся к Гене.

— Поговорим без свидетелей!

— Давай поговорим.

Они, набычившись, стояли друг против друга. Бронзовое лицо Кадара потемнело еще больше. Дышал он шумно. И в этот момент особенно походил на разъяренного медведя: такой же огромный, с маленькими злыми глазками.

— Почему своевольничаешь? Почему не позволил забить моих оленей?

— Ты не кричи, я не глухой.

— Ты, щенок, нарочно подвел меня. Славе Болгитина завидуешь? — брызгая слюной, закричал Кадар еще громче.

— Если я щенок, то ты кто? — сдержанно спросил Гена, готовый ко всему. Он, конечно, знал недюжинную силу бригадира. Задиристый смолоду, когда дело доходило до спора, Кадар не умел объясняться словами, поэтому быстро пускал в ход кулаки. Люди боялись его гнева.

Кадар медленно наступал на Гену, не спуская немигающих глаз с его лица. Но тот стоял как вкопанный, не думая отступать. Во всем его облике была решимость. Он, казалось, внутренне собрался в тугую пружину, чтобы в нужный момент мгновенно выпрямиться. Но тут произошло невероятное. Кадар сам отступил, повернулся и зашагал к своей упряжке.

Стая волков опять раскидала стадо. Олени, как ягоды, рассыпались по горам. Пастухи с трудом собрали их и перекочевали на другую речку. Обшарили все вокруг в надежде наткнуться на стаю. В напряженном поиске прошло несколько дней. На каждом урочище, на склонах гор — густые отпечатки волчьих лап. Но только следы, а самих не видать. Волк хитрый, попробуй найди его.

Кадар не только не разговаривал с Геной, он просто его не замечал. Правда, после того разговора перестал гнать из бригады. Отобрали три сотни оленей для откорма и угнали в поселок. Кадар сам поехал с женой и Сопуу.

Теперь Гена с Кешей целыми днями пропадали в горах. Поднимались чуть свет и уезжали. Возвращались поздно. Вчера Кеша наткнулся на волков. Сначала увидел на склоне одного. Показалось, что это большая рысь. Быстро промелькнула и скрылась в чаще. Потом вновь появилась. Да это же волк! Вон и еще несколько. Целая стая. До нее метров триста. Кеша схватил ружье и, старательно целясь, начал стрелять. Волки разбежались в разные стороны, потом снова сошлись, сгрудились в кучу. Кеша выстрелил еще раз, но мимо. Волки развернулись и ушли в горы.

Когда Кеша вечером рассказал об этом, Гена чертыхнулся. Какой момент упустили! На следующий день он съездил на то место и сам все проверил. Поднялся по их следам. В душе теплилась слабая надежда — может, Кеша ранил одного и на снегу остались пятна крови. Но нет, ничего не обнаружил. Понял только, что Кеша едва не наехал на них у поворота реки. Но звери на то и звери, они первыми учуяли человека за густым тальником и юркнули под речной обрыв. Когда Кеша заметил их, они были уже далеко.

Обо всем этом Гена поведал за вечерним чаем. Кеша до недавнего времени считал себя намного опытнее в таких делах, чем Гена. Для этого, конечно, были основания. Пасет оленей с тех пор, как окончил школу. Причем безвыездно. Даже в армии из-за этого не служил. Пастухов не хватает, дирекция совхоза каждый раз просит военкомат дать отсрочку способному молодому оленеводу, и чаще всего военкомат идет навстречу, оставляет ребят в совхозе. Так что Кеша поначалу действительно считал себя мудрее, чем его друг. Но постепенно понял: Гена — настоящий оленевод, настоящий таежник, и оленей он знает не хуже их с Кадаром.

Друзья за день уставали крепко. Конечно, нелегкое это дело — при сильном морозе переваливать высоченные горы по глубокому снегу. Но, несмотря на это, вечером они допоздна засиживались в палатке за разговорами.

— Летом поеду поступать на учебу, — однажды сказал Гена.

— Урэкчэнов, наверное, тебя не отпустит.

— Разве он все решает?

— Вот видишь, уже задумал от нас убежать. А помнишь, какие высокие слова говорил, когда приехал сюда? — язвительно заметила Кэтии.

— Э-э. Я же без отрыва от производства, понимаешь? Заочно.

— Значит, будешь работать оленеводом только до диплома?

— Нет, Кэтии. Ты обо мне плохо думаешь.

— При чем тут это? Ясно, что человек с высшим образованием не будет пасти оленей.

— А что тут зазорного? Я советую и вам обоим учиться.

— На нашем месте можно до пенсии работать и без диплома, — убежденно сказал Кеша.

— Честно говоря, мне бы хотелось учиться, — вздохнула Кэтии и покосилась на мужа.

— А я что, против? Хочешь — учись, — Кеша тепло и нежно посмотрел на жену. — А я уж ученый: олени — вот мой диплом.

— Почему не хватает оленеводов, Кеша? Как ты думаешь?

— Люди не хотят работать в стаде, тяжело.

— А почему не хотят? Ну, тяжело, это понятно. Но не только в этом причина, как думаешь?

— Не знаю. У каждого, наверно, свое… Я ведь тоже одно время в поселок рвался — там кино, танцы… А потом ничего, привык. Теперь-то уж и не смогу по-другому жить…

— Да от скуки молодежь в пастухи не идет! Скучно тут, тоска! — выпалила Кэтии.

— Какая скука, что ты?! У оленевода ни минуты свободной нет. Когда же ему скучать? Мне вот совсем не скучно, — сказал Гена.

— Ты еще мало здесь живешь, — возразила Кэтии. — Однообразие надоедает. Летом олени, осенью олени. Зимой и весной — все одни олени. Вот молодые и рвутся в поселок, где весело, где после работы отдохнуть можно по-человечески.

— Но вы-то живете среди оленей. И ничего… Жаль только, книги читать перестали. А Кеша вот и учиться не хочет…

— Мы-то живем, привыкли, а другие так не хотят… У нас семья — куда иголка, туда и нитка… Где уж нам учиться…

— Когда оленевод семейный, на душе у него спокойно, — Кеша заулыбался с видом человека, который знает это по собственному опыту.

И Гена опять почувствовал себя виноватым перед другом: каждый день собирается рассказать о Кадаре, да все никак не осмелится.

— Без семьи, конечно, человек не человек. Тут я согласен, — вздохнул Гена и поглядел на Кэтии. — Но учиться надо. Ради оленей хотя бы. Вот я поступлю в университет, стану ученым-зоотехником — и все равно буду пасти оленей. Через два-три месяца или по кварталам можно будет меняться местами с зоотехником совхоза. Вот ты, Кеша, допустим, станешь шофером или радистом. Тоже будешь меняться. На твое место приедет пастушить совхозный шофер, а ты сядешь за руль его машины. Потом наоборот…

— Сменный выпас оленей? — спросил Кеша.

— Об этом много сейчас пишут, да почему-то не делают ничего, — заметила Кэтии. — А так… хорошо бы…