Повести, рассказы

11

Если бы Цаля знал, что Ханця действительно будет ждать его к завтраку и не сядет без него за стол, он, наверное, не зашел бы по дороге в кафе, а потом не останавливался бы чуть не у каждого дома, точно раньше никогда не видел таких красивых высоких зданий. А вот таких зеленых улиц он и впрямь раньше нигде не видел. Такое жаркое утро сегодня, кажется, булыжник на мостовой сейчас начнет плавиться, а на тротуарах жара почти не ощущается. Они укрыты густой тенью тополей и каштанов. Он присел на скамейку, чтобы завязать распустившийся шнурок на ботинке, и почувствовал себя точно в лесу. Было потом трудно встать и выйти на солнце, заполнившее вымощенный камнем двор и превратившее оба продолговатых окна на первом этаже дома, где жили Роснеры, в два сияющих зеркала, которые слепили глаза.

Цаля был бы рад не застать сейчас Ханцю дома. Он чувствовал, что на этот раз она приняла его как Дининого жениха и ждала, чтобы он объяснился. Ради этого, считала она, Цаля так неожиданно и приехал. И оттого, что Ханця смотрела на него как на жениха, Цаля все время краснел в ее присутствии, избегал ее взгляда. Она, конечно, заметила его замешательство и, вероятно, про себя решила: если он и теперь не скажет, почему так внезапно примчался сюда из далекого Ленинграда, она сама начнет этот разговор. Может, она приурочила этот разговор именно к сегодняшнему дню, потому и передала через Дину, что будет ждать Цалю к завтраку? В таком случае хорошо, что он запаздывает, не станет же она до сих пор дожидаться его и, наверно, давно уже ушла из дому. С этой надеждой он тихо и неуверенно позвонил в дверь.

Дверь отворил тот самый статный молодой человек, которого Цаля позавчера встретил под руку с Диной и который заставил его так вздрогнуть, войдя вместе с ней в мебельный магазин. Даже когда Дина их уже познакомила, представив молодого человека как своего троюродного брата, Цаля все равно не мог освободиться от странного чувства, охватившего его в первую минуту. Но теперь Цаля ему обрадовался, он был рад, что в доме есть кто-то еще, кроме Ханци. При постороннем человеке Ханця не начнет своего разговора, и о том, что произошло между Цалей и Диной вчера вечером на пароходе, она тоже не спросит.

— Вы, наверно, не сразу нашли нас, — сказала Ханця, приглашая его к столу, — мы с Лейви не знали, что и думать.

Цаля посмотрел на нее с удивлением.

— Понимаете, — как бы оправдывалась она, — первый раз в чужом городе... один...

— А я что говорил, тетя Ханця? — опережая Цалю, сказал Лейви спокойным и размеренным голосом, как бы взвешивая каждое слово, — Цаля ведь не из местечка приехал. Ленинградец, тетя Ханця, не заблудится в таком городе, как наш. Ленинград недаром называют второй столицей. Ваш гость просто-напросто проспал. — Он повернул голову к Цале: — Признайтесь, я угадал?

Лейви так посмотрел, что Цаля почувствовал себя, точно его поймали с поличным. Ничего другого не оставалось, как признаться, что он, мол, действительно проспал, встал около девяти часов.

— Боже мой! — воскликнула Ханця, придвигая к Цале блюдце со сметаной. — Почему вы сразу не пришли завтракать? Как это можно целый день голодать? Ведь пора уже обедать. Я уж хотела послать за вами племянника. Ешьте, почему вы не едите?

— Спасибо. Я уже позавтракал.

Еще не успев заметить, как Ханця поджала губы, и почувствовать на себе удивленный взгляд ее тихих печальных глаз, он понял, что нельзя было так отвечать. Дина ведь предупредила, что мать будет ждать его, однако он не предполагал, что она будет ждать чуть ли не до обеда и не сядет без него к столу. Дина бы ему этого не простила. Ну а Ханця? Она ведь тоже гордая. Стоит задеть ее гордость, как в глазах тотчас вспыхивает синий огонек, такой же, как у Дины. Но Цаля погасил этот огонек еще до того, как он вспыхнул:

— Мне ужасно захотелось пить, и я зашел в кафе, взял чашку кофе. — И Цаля, который всегда так стеснялся у чужих и вставал бы из-за стола голодный, если б Ханця не ухаживала за ним, как за ребенком, теперь стал доказывать, что у него сегодня маковой росинки не было во рту, не оставляя без внимания ни одного блюда. Он так увлекся, что вначале даже не слышал, о чем разговаривают Лейви с Ханцей. Впрочем, он не вмешивался и тогда, когда до него наконец дошло, что разговор касается и его, словно ему было совершенно безразлично, что Дина поступила на работу и что Лейви, который уговорил Ханцю отпустить свою дочь на фабрику, будет готовить Дину к экзаменам в институт.

Время от времени Лейви обращался к Цале, явно желая вовлечь его в этот разговор, — он не скрывал, что смотрит на Цалин внезапный приезд так же, как Ханця. Но Цаля молчал, только раз-другой пожал плечами, что должно было означать: ну что он, Цаля, может сейчас сказать, когда ему еще целый год предстоит учиться и неизвестно, куда его потом пошлют на работу. Ведь Дина собирается поступать в институт, а его могут послать в такое место, где и рабфака нет. Сам Лейви предупреждал его об этом, когда они познакомились. Какой совет может дать человек, которому предстоит еще целый год жить на одну стипендию, да притом в студенческом общежитии, в одной комнате с двумя товарищами? И вообще, зачем этот Лейви беспрестанно к нему обращается? Разве он не видит, как недоволен Цаля тем, что Дина уехала из местечка, поступила здесь, в городе, на работу и Лейви будет готовить ее к экзаменам?

Цаля знал, что бывший местечковый учитель Лейви, — теперь он читает лекции в здешнем университете, — был тем человеком, который, предвидя, что станется с местечком, настоял на переезде Роснеров в город. Он знал это от Дины. Знал он и то, что у Роснеров нет секретов от Лейви, они с ним советуются по каждому поводу. Как же Цаля, застав здесь Лейви в буднее утро, сразу не догадался, что Ханце, очевидно, нужно было с ним о чем-то посоветоваться, возможно, она даже просила Лейви поговорить с Цалей и узнать, что означает его молчание. А что, если, подумалось вдруг Цале, Ханця пригласила Лейви, чтобы сравнить их обоих, кто из них — он, Цаля, или Лейви — больше подходит ее дочери? Лейви человек обеспеченный, со временем он может стать и профессором. А он? Единственное его преимущество — то, что он на шесть-семь лет моложе Лейви. Нет, просто так не разгуливают с троюродным братом под руку и не ходят вместе в мебельный магазин...

— Вы играете в шахматы?

Цаля так задумался, что не сразу понял, к кому обращается будущий профессор. Вот так и хотелось ему называть Лейви, словно оттого, что отныне он про себя станет называть его профессором, легче будет представить себе этого рослого, статного молодого человека тощим, высохшим старичком с потухшими глазами, таким, как профессор математики у них в институте.

— Кажется, Алехин и Ботвинник тоже ленинградцы? — спросил Лейви.

— Это еще не значит, — ответил Цаля, глядя, как Лейви расставляет фигуры на шахматной доске, — что все ленинградцы умеют играть в шахматы, я, например, знаю только ходы, не больше.

— Скромность, конечно, великая вещь и украшает человека, но по доброй воле я от белых не откажусь.

Ханця сидела в стороне и молча, задумчиво наблюдала за игрой, точно от того, кто из них выиграет, зависело, кому из них она отдаст свою дочь. Цаля понимал, что глупо так думать, и все же ему очень хотелось понять, зачем Лейви вдруг затеял эту игру в шахматы. Просто у него выдался свободный час и он не знает, куда девать время, или эта шахматная партия означает для него нечто совсем другое и его при этом ничуть не волнует, выиграет ли он или проиграет?

Очевидно, Лейви по его игре хочет себе представить, что он за человек, Цаля, — смелый или осторожный, рассудительный или легкомысленный. Кажется, Ханце понравилось, что после первых ходов Цаля надолго задумался. Знала ли Дина, что он встретится здесь сегодня с Лейви, и знала ли, что ее троюродный брат предложит сразиться в шахматы? О чем вдруг так задумался Лейви, не замечая, что ставит под удар ферзя?

— Тетя Ханця, когда Дина приходит с работы?

Ханця никак не могла понять, что случилось: почему ее племянник, не доиграв партию, так стремительно встал из-за стола и почему ему понадобилось спрашивать, когда Дина приходит с работы? Она пристально посмотрела на него, словно пытаясь угадать, какого ответа он ждет, и сказала:

— Диник приходит около пяти, — и добавила, поглядев на большие стенные часы, — а теперь только четверть первого.

— Где вы уже успели побывать? — обратился Лейви к Цале, который тоже поднялся. — В ботаническом саду были? Советую посмотреть. Могу вас сопровождать. Мне как раз по дороге.

— Смотрите, не заходите только на обратном пути в кафе и не опаздывайте к обеду. Мы вас будем ждать, — сказала Ханця.

Цаля больше не сомневался, что не случайно встретил здесь Лейви. Он только не знал — Ханця ли попросила племянника прийти или Лейви сам пришел к Роснерам. Но то, что в ботаническом саду, куда они сейчас направляются, Лейви заведет речь о Дине, — Цаля знал наверняка.