Вавилонская башня

Ривер: Да, я обращалась.

Гоутли оглашает показания врача.

Гоутли: Как вы считаете, каким образом вы заразились?

Ривер: Заразилась от мужа.

Гоутли: Вы уверены?

Ривер: Уверена. Я ни с кем другим не спала от свадьбы и до разрыва. Когда я узнала, готова была его убить.

Гоутли: Убить?

Ривер: Да! И было за что: ребенок мог пострадать, ослепнуть, стать идиотом! Он должен был сказать мне, обязан был.

Судья Пунц: Эти показания вы приводите в подтверждение измены или моральной жестокости?

Гоутли перечисляет несколько случаев того и другого.

Напоследок спрашивает Фредерику о нынешней жизни: какая у нее квартира, как у Лео в школе, есть ли друзья. На этом все. Он рассказал суду историю молодой интеллигентной женщины, возможно слишком самоуверенной, слишком образованной, если только такое бывает. Эта женщина запуталась в жизни, в любви, в страстях и, возможно, заслуживает осуждения. Но это ее били, унижали, оскорбляли…

Лоуренс Аунс просит разрешения задать свидетельнице несколько вопросов от лица своего клиента. Судья разрешает.

Аунс: Фредерика Ривер, зачем вы вышли замуж за Найджела Ривера?

Ривер: Зачем?..

Аунс: Да, зачем? Вы умная женщина, у вас были свои планы на жизнь, вы не первый день знали Ривера – знали, вероятно, во всех смыслах этого слова. И все же решили за него выйти. При этом, как я понимаю, внезапной и безумной страсти у вас не было. Так зачем же?..

Ривер: Он не принимал отказа.

Аунс: И что же? Вы сильная женщина, волевая, умная – нам только и твердят, какая вы умная. И вы, наверно, отказывали другим ухажерам?

Ривер: Да, отказывала.

Аунс: А почему же тут вдруг согласились? Вы тогда уже были любовниками, так?

Ривер: Да. Но я уже говорила: в постели мы совпали идеально. В этом я была уверена и надеялась, что остальное со временем тоже…

Аунс: Странные надежды. Вы, кажется, назвали себя человеком интеллекта…

Ривер: Не такие уж и странные. Сейчас все интеллектуалы читают Лоуренса, а он говорит, что нужно слушать свою страсть, свое тело… Страсть была.

Где Гоутли держался отстраненно и уважительно, Аунс лишь остро глянул Фредерике в глаза – и тут же иронически скривил губу, кивнул крупной головой: «Я тебя понял, девочка. На уровне низа понял, и ты меня поняла».

Аунс: Ну да, конечно: Лоуренс… «Довременный восторг мистического осязания иного бытия». Его-то вы и ощутили?

Ривер: Я не знаю, зачем вы это спрашиваете, но да: в каком-то смысле ощутила. Выражено чудовищно, ну и что с того? Ощутила. Да.

Аунс:…И вышли замуж в постель. Зная, что мистер Ривер ваши интеллектуальные запросы не разделяет и, может быть, Лоуренса ни строчки за всю жизнь не прочел.

Ривер: Это было притяжение противоположностей. Я ничего о нем не знала, он казался – вы сами процитировали – иным. Мне это нравилось. Мне казалось, он более взрослый, более самодостаточный, чем остальные мужчины.

Аунс: А мужчин вы знали немало?

Ривер: Это было естественно в моем положении.

Аунс: Странный ответ. Вы, конечно, имеете в виду привилегированное положение женщины в Кембридже. И сексуальный опыт к моменту замужества у вас имелся?

Гриффит Гоутли протестует: половые связи до брака не могут служить аргументом в бракоразводном процессе. Но Аунс тут же поясняет: он лишь хочет понять, насколько вероятно, что миссис Ривер была поражена «любовными, скажем так, изысками со стороны супруга». Судья отклоняет протест:

– Миссис Ривер, вы можете отвечать.

– Итак, выходя замуж, вы не были наивной девой? – спрашивает Аунс. Он смотрит с прищуром, зная, что сейчас на секунду опять установится между ними это низовое понимание.

– Нет.

– Со сколькими мужчинами вы спали до свадьбы?

Гоутли возражает, и судья поддерживает его. Впрочем, судья и присяжные видели, как она оторопела, очевидно не зная точного числа.

– Продолжим, – говорит Аунс. – Продолжим и перейдем к этим, как вы несколько по-детски выразились, «грязным картинкам». Вы женщина тонкая, опытная – вам не кажется, что вы слегка преувеличили свою реакцию? У вас диплом литературоведа, и хороший диплом. Вы, наверно, весьма смело обсуждали разные шекспировские шалости, игривые рассказы Чосера, тексты Рочестера. Неужели грязные картинки могли вас так шокировать? Это ведь столь же неизбежная вещь, как скабрезные куплеты или сортирные шуточки, которые повторяют все мальчишки, включая и вашего сына.

– Я говорю, как есть: я была страшно потрясена. И мне самой интересно почему. Соглашусь, если бы мне сказали, что у меня будет такой шок, я бы не поверила. Но мне было физически плохо.

– Воистину вы заглянули в комод Синей Бороды. Наверно, лучше вам в будущем комоды оставить в покое. Потому что в любом браке и у мужа, и у жены есть такой комод. Или похожий. Он необходим. Муж не заставлял вас смотреть на эти картинки? Не разбрасывал их по дому? Он, наоборот, убирал их подальше, чтобы вы не нашли и не расстроились. Так ведь?

– Так.

– Теперь вернемся к вашим показаниям. Мой уважаемый коллега задал вам вопрос, почему расстроилась ваша сексуальная жизнь с мужем. Вероятно, он ожидал в ответ что-то вроде: «Муж от меня отдалился», «Муж был со мной жесток». Но я записал то, что вы сказали. Вы сказали: «Я отдалилась от него. Я поняла, что нельзя было за него выходить». Возможно, вы согласитесь нам это пояснить, миссис Ривер?

Фредерика смотрит на свои ладони. Слова не идут. Аунс услышал ее мысли. Ответ ей известен, нужно отвечать, но она не может.

– Прошу вас, миссис Ривер. Вы всегда так точны и красноречивы. Я задал простой вопрос. Хорошо, я начну за вас: «Я поняла, что нельзя было за него выходить».

– Я поняла, что обещала больше, чем могла дать.

Высказав это наконец, Фредерика ненадолго чувствует облегчение. Потом ее снова поражает немота.

– Значит ли это, что, выходя замуж, вы были с мистером Ривером нечестны? – спрашивает Аунс.

– Это не совсем так.

– Не совсем так. Но похоже, не правда ли? Возможно, вы сейчас внутренне соглашаетесь, что ошиблись, и ошиблись крупно. Вы понимаете, что мужчина, живой и чувствующий человек, пусть и не столь утонченный, как вы, мог раздражаться, видя, что вы отдалились, впадать в гнев.

– Я не отдалялась.

– Извините, миссис Ривер, вы употребили именно это слово.

– Хорошо, но это не значит, что в меня можно кидать топором.

– Не значит. Впрочем, эпизод с топором мой клиент не признает. А теперь скажите, миссис Ривер, зачем вы все-таки вышли замуж?

– Я уже сказала. Из-за секса, из-за телесной радости. И потому, что он не отступал.

– А то, что мистер Ривер очень богат, никак не влияло на ваше решение?

– По большей части нет. Конечно, мне нравятся… нравились хорошие рестораны и тому подобное, но то был ореол иной жизни, блеск, новизна. Хотелось посмотреть, как живет другая часть человечества. Наверное, тут я тоже была не вполне честна. Но я не прошу для себя содержания, только для ребенка. И надеюсь, что могу сейчас это прояснить: я вышла замуж не из-за денег. Блеск привлекал, да. Блеск, соблазн иной жизни…

– Спасибо, вы все крайне четко сформулировали, – произносит Аунс.

Фредерика чувствует, что ее унизили.

Аунс: Теперь, если позволите, обратимся к вашему внезапному бегству из Брэн-Хауса. Там ведь совершенно случайно оказались ваши друзья на «лендровере». И они вас ждали, несколько молодых людей. Удачное совпадение…

Ривер: Моим друзьям дали понять, что им не рады. Они могли больше вообще не приехать. Мне было страшно, казалось, сейчас или никогда. В тот момент, по крайней мере, казалось.

Аунс: А ребенок? Вы его как-то подготовили к этому ночному исходу? Сказали ему, что нужно уйти из дома, от отца, который его любит, от тетушек, от домоправительницы, которая занималась его воспитанием, от пони, к которому он так привязался? Он уходил по своей воле?

(Свидетельница явно шокирована вопросом.)

Ривер: Он сам решил уйти.

Аунс: Что вы хотите этим сказать? Что вы пришли к нему – к маленькому ребенку в детскую – и велели выбрать между матерью и отцом?

Ривер: Нет. Я бы так никогда не сделала. Нет. Я просто не стала его будить. Мне казалось, что я не смогу… что это нечестно. Я не собиралась уезжать надолго… навсегда. В ту минуту не собиралась. И считала, что дома ему будет лучше.

Аунс: Считали, что дома лучше.

Ривер: Ну да. В каком-то смысле так и было, конечно.

Аунс: Но как же получилось, что вы его все-таки забрали?

Ривер: Он выбежал, закричал, что хочет со мной. Он как-то сам понял, что я ухожу.

Аунс: И он не просил, чтобы вы остались?

Ривер: Нет, он повторял: «Мама, я с тобой!» Если бы просил, я бы осталась. Но он сказал, что хочет со мной.

Аунс: Маленький мальчик – ночью, испуганный, ничего не понимающий, плачущий?

Ривер: Да. Но он настаивал… Вы его не знаете, он очень волевой.

Аунс: Но вы, надеюсь, не будете утверждать, что ребенок в четыре года может навязать свою волю любящей матери, которая – из материнского бескорыстия, видимо, – решила, что ему лучше остаться дома? А может быть, миссис Ривер, все было по-другому? Может быть, мальчик, которого вам удобней было не брать, как назло, взял да и почувствовал, что вы его бросаете? Выбежал к вам, просил, умолял? И вы, боясь, что молодые люди вас не дождутся, сдернули его с места и поволокли с собой, как ненужный чемодан?

(Свидетельница молчит.)

Аунс: Все ведь было примерно так?

Ривер (шепотом): Нет. Было не так… Я его люблю.

Голос Фредерики звучит слабо и жалко. Невозможно говорить, слова не слушаются. Она нервно облизывает губы – нехороший признак, особенно для судьи и присяжных.

Очередь Гоутли. Он спокойно задает Фредерике несколько нейтральных вопросов, а потом знакомит суд с письменными показаниями Билла Поттера и Дэниела Ортона о том, что после побега Фредерики Найджел Ривер вел себя с ними агрессивно.

Аунс вызывает свою первую свидетельницу, мисс Оливию Ривер. Спрашивает, верно ли, что она незамужняя сестра Найджела Ривера и проживает в родовом поместье Брэн-Хаус. Потом переходит к сути.

Аунс: Вы удивились, когда узнали, что ваш брат женится на Фредерике Поттер?

О. Ривер: К тому времени уже нет. Она часто к нам приезжала, гостила. Они оба были влюблены, это было видно. Я так радовалась за Найджела, он прямо светился в те дни.

Аунс: А Фредерика? Она светилась?

О. Ривер: Не знаю… Ей непросто было привыкать к нашей жизни, у нее другое прошлое, другие корни.

Аунс: Может, она поначалу просто робела? Новые люди, новый уклад, жизнь в поместье?

О. Ривер: О нет! Скорее, она всех нас немного презирала. Мы для нее были глуповаты, скучноваты… Оживала, только когда Найджел приходил, а с остальными не особенно общалась.

Аунс: Может, ей не хватало прежних друзей?

О. Ривер: Не сказала бы. К ней постоянно кто-то приезжал. Постоянно. В основном мужчины из Лондона. Мы их, конечно, хорошо принимали, так у нас заведено.

Аунс: Кто-то мешал ей приглашать их или еще как-то с ними общаться?