Вавилонская башня

Н. Ривер: Да. Я не думал, что все так плохо. Знал, конечно, что Фредерика расстроена, но был уверен, что она вернется.

Гоутли: Вы поднимали на нее руку? Запугивали ее?

Н. Ривер: Пару раз я выходил из себя, мне было тяжело. Обычно я держу себя в руках, это мой принцип, я этим горжусь. Поэтому, наверно, люди пугаются, когда я кричу или машу руками. Фредерика тоже испугалась, может быть, даже слишком.

Аунс: Вот вы говорите, что кричали на нее. А руку подымали все же?

Н. Ривер: Один раз встряхнул ее в спальне, когда она меня довела.

Аунс: Довела?

Н. Ривер: У меня было чувство, что она не со мной, а где-то еще. Постоянно. Это как жить… с ходячим трупом. Постойте, я не это хотел сказать. Просто физически она была со мной, а душой… Души я не видел. Мне хотелось ее встряхнуть, чтобы она очнулась, вспомнила, что я есть, что я живой. Пару раз я срывался. Больше ничего.

Аунс: Вы кидали в нее топор?

Н. Ривер: Нет.

Аунс: Она утверждает, что кидали. Вы помните случай, который она может иметь в виду?

Н. Ривер: Нет. (Пауза.) Она могла это вообразить, воображение у нее богатое. (В словах Найджела явно слышится: «А у меня нет».)

Гоутли: Когда ваша жена ушла, вы надеялись, что она вернется?

Н. Ривер: Конечно. Я думал, все это глупость, недопонимание.

Гоутли: Вы пытались ее вернуть?

Н. Ривер: Да. Я ее везде искал, ходил к ее друзьям, родным, но она от меня пряталась. А когда нашел наконец, понял, что она свою жизнь уже выбрала.

Гоутли: Но вы все равно хотели, чтобы она вернулась?

Н. Ривер: Для меня семья – это серьезно. У нас ребенок. Место женщины рядом с мужем и ребенком. Но она даже говорить со мной не хотела, не то что обсуждать какое-то решение. Сразу наотрез отказалась. Я не святой, но я нормальный человек. Я ждал, надеялся. Теперь думаю, что пора мне перестать ждать и начать новую жизнь. Но сына я люблю и хочу, чтобы он был со мной. В Брэн-Хаусе ему хорошо, это его дом.

Гоутли спрашивает о непристойных картинках, о заведениях вроде «Сластены» и «Клубничного клуба». Найджел отвечает: картинки ему подарил школьный товарищ, «у него такие шутки». «Я их сунул в комод, где форма для регби, и забыл». Они, наверно, и сейчас там лежат. А клубы были, да.

Н. Ривер: С деловыми партнерами, если нужно, ходишь и в клуб. Особенно с иностранцами, для них это в порядке вещей. Сам я не любитель таких мест, но дело есть дело. Признаю, раз или два уезжал с тамошними женщинами. Хвастаться нечем, конечно, но за измену я это не считаю.

Гоутли: Тем не менее это измена.

Н. Ривер: Я понимаю, формально да. Но по сути ведь это так, баловство, на мою жизнь с Фредерикой это никак не влияло. Это не то, как если бы я ухаживал за настоящей женщиной.

Гоутли: Настоящей?

Н. Ривер: За женщиной из моего круга, из моего мира, которая может претендовать на что-то, может всерьез увлечь. (Пауза.) И какое это отношение имеет к тому, что она от меня ушла? Никакого.

Гоутли: Возможно, миссис Ривер думает иначе.

Н. Ривер: Не думает, я вас уверяю. И дело в другом: она добивалась независимости в том виде, в каком ее понимает, вот и все. Хорошо, пусть так, я подал на развод. Она не хочет быть женой, и я это принял. Если бы мы оба были умнее в начале, избежали бы много горя. Но у нас есть сын. Ради него я бы держался за брак, за семью, потому что ребенок должен быть на первом месте, и ему лучше всего дома. Я очень хотел, чтобы она вернулась, но у нее были все эти мужчины, и в какой-то момент я сказал себе – хватит.

Лоуренс Аунс оглашает показания семейного врача Найджела, доктора Эндрю Ройленса. Доктор утверждает, что не лечил миссис Ривер от венерических заболеваний. Рану бедра он помнит: ему сообщили, что она получена при попытке перелезть через изгородь с колючей проволокой, что подтверждал и характер повреждений.

Потом Аунс снова вызывает Фредерику, теперь по поводу истории с Пулом.

Она достаточно уверенно отвечает, что с Пулом у нее ничего не было, и язвительно добавляет: «Даже если бы я и хотела, то не могла бы из-за венерической болезни».

Аунс: Не будь ее, вы спали бы с мистером Пулом?

Ф. Ривер: Нет, не думаю. Просто подчеркиваю, что об этом не могло быть речи.

Аунс: Так вы это и воспринимали тогда: нельзя из-за болезни?

Ф. Ривер: Мистер Пул сказал, что задумывался о… о более близких отношениях, но я нет. Он это тоже сказал, и достаточно четко.

Аунс: Значит, вам важно, чтобы вас считали женщиной, которая не спит с кем попало?

Ф. Ривер: Не важно. Пусть считают, кем хотят.

Аунс: В каких отношениях вы состоите с Джоном Оттокаром?

Ф. Ривер: Я опрометчиво считала, что это наше с ним личное дело. Да, мы с ним были любовниками, я этого не отрицаю. Мы встречались, и все было примерно так, как рассказал мистер Дроссель.

Аунс: Вы любите мистера Оттокара?

Ф. Ривер: Я больше не знаю, что значит это слово. Я не знаю, как сказать здесь, на суде, что я к нему чувствую. Думаю, что это любовь… Это была любовь. Да. У нас серьезные… У нас были серьезные отношения.

Аунс: Были или есть? Как сейчас обстоят дела?

Ф. Ривер: Не знаю. Я его с лета не видела.

Аунс: Насколько я знаю, он ваш студент.

Ф. Ривер: Был студентом.

Аунс: И у вас была перед ним некая ответственность?

Ф. Ривер: Не сказала бы. Он ходил ко мне на занятия для взрослых. Мы там все взрослые люди.

Аунс:…И поэтому друг с другом спите?

Ф. Ривер: Нет. Это другое.

Аунс: Мистера Оттокара сегодня здесь нет. Ему вручили повестку, и он решил обвинение не оспаривать.

Ф. Ривер: Я знаю.

Аунс: У вас с мистером Оттокаром когда-нибудь была мысль о будущем? О женитьбе?

Ф. Ривер: Не думаю. То есть нет. Тем более что после… после этого процесса, наверно, ничего уже не будет. Я имею в виду наши отношения, о женитьбе никогда и речи не шло.

Аунс: И речи не шло. И была у вас всего-то связь за спиной у сына. Так, ничего серьезного…

Ф. Ривер: Не просто связь. И да, я старалась встречаться с ним так, чтобы Лео не знал и не расстраивался.

Аунс: А что у вас было с его братом?

Ф. Ривер: С братом ничего не было.

Аунс: Но все же были какие-то отношения?

Ф. Ривер: Я предпочла бы, чтобы не было, но он – он просто приходил. Верней, вторгался. И точно так же он вторгается в жизнь Джона, в любые его отношения… Это в двух словах не объяснишь.

Аунс: Мистер Дроссель сообщил, что мистер Оттокар под действием какого-то наркотика сжег ваши книги.

Ф. Ривер: Да, сжег, и я тоже думаю, что он был под чем-то. Это как раз Пол. Я пыталась его остановить, но это бесполезно. Теперь я, естественно, не хочу его видеть ни у себя, ни тем более рядом с Лео. Все это очень нелепо и некстати.

Аунс: Соглашусь, действительно нелепо. Вам не кажется иногда, что вы не можете с ними совладать? С братьями, с их эмоциями, с их образом жизни?

Ф. Ривер: Может, я их больше и не увижу. Они много месяцев не показываются. Это уже в прошлом.

Аунс: Но вы что-то чувствуете к Полу… простите, к Джону Оттокару?

Ф. Ривер: Чувствовала. А теперь не знаю. Не знаю.

Аунс: Еще имеется мистер Булл. Вы же слышали показания мистера Дросселя?

Ф. Ривер: Это было один раз.

Аунс: Один?

Ф. Ривер: Да. Я спала с ним один раз.

Аунс: Но ходите к нему часто?

Ф. Ривер: Он мой коллега, мне нравятся его работы.

Аунс: И единственный акт любви на том многострадальном матрасе совершенно случайно совпал с появлением под дверью мистера Дросселя?

Ф. Ривер: Да, совпал.

Аунс: Боюсь, господам присяжным будет нелегко в это поверить. И почему же вы нарушили свои правила – если таковые есть – ради этого единственного случая?

Ф. Ривер: Мне нужно было как-то утешиться. Я была в страшной ярости после той лэтемской мерзости.

Аунс: Лэтемской мерзости?

Ф. Ривер: После сожжения книг. Это Лэтем ввел в моду как новую форму искусства.

Аунс: То есть некий художник сжег ваши книги, и вашей естественной реакцией было лечь на матрас к другому художнику, потому что вы были в «страшной ярости» и желали «утешиться»?

Ф. Ривер: Да.

Аунс: И вы всегда так утешаетесь – в постели?

Ф. Ривер: Нет.

Аунс: Вы утверждаете, что не были любовницей Хью Роуза?

Ф. Ривер: Нет.

Аунс: А Тони Уотсона и Алана Мелвилла?

Ф. Ривер: Нет. То есть после свадьбы нет.

Аунс: А Эдмунда Уилки?

Ф. Ривер: Это было давно, в пятьдесят четвертом.

Аунс: Что для вас секс, миссис Ривер? Священный акт любви или быстрый способ утешиться и развеять гнев?

Ф. Ривер: Слово «священный» я не употребляю. Я думаю, секс бывает разный, все зависит от человека и от ситуации. Это может быть что-то очень важное, а может – так, случай. Главное, нельзя лгать и нельзя делать человеку больно. Да, наверно, это не самый удачный ответ, особенно в суде, где секс считают блудом, а в каждом мужчине видят потенциального мужа и отца. Но правда в том, что мужу я была верна, пока не ушла, а он мне нет, даже если это были только «Клубничные клубы». Секс не…

Аунс: Не что?

Ф. Ривер: Не важно.

Аунс: Что вы хотели сказать?

Ф. Ривер: Здесь секс не главное. Главное – жестокость, черствость.

Аунс: Миссис Ривер, вы как интеллигентная женщина наверняка читали Фрейда. А Фрейд учит, что сексуальный элемент есть во всем. Возможно, жестокость и черствость были проявлением сексуальной неуверенности мужчины, не дождавшегося тепла, отвергнутого на глубинном уровне, неоцененного, разочарованного.

(Молчание.)

Аунс: У вас нет ответа?

Ф. Ривер: Это был не вопрос, а утверждение.

Аунс: А на утверждение вы ответить не хотите?

Ф. Ривер: Нет. Нет, не хочу.

Адвокаты произносят заключительные речи. Первым говорит Гриффит Гоутли. Его клиентка, молодая, великодушная, необычайно интеллигентная женщина – он делает особое ударение на слове «молодая», – без тайных расчетов и задних мыслей вышла замуж за человека с другим прошлым, из другого, более привилегированного сословия. Это сословие живет по жестким законам и возлагает на своих представителей определенные обязательства. Ожидалось, что она впишется в новую среду, причем впишется с благодарностью, – это видно из показаний сестер и домоправительницы мистера Ривера. Ни о каком компромиссе тут речи не шло.

– У мужа родовое поместье, где почти безвыездно живут три обожающие его женщины. Госпожа Ривер должна была стать четвертой. Она вполне естественно надеялась, что продолжатся дружбы и общение, которые она так ценила в своем мире, но надежда не оправдалась. Муж часто уезжал, и его отлучки становились все длиннее. Он, по собственному признанию, был занят не только делами фирмы, но и разными сомнительными увеселениями, которые могли повредить здоровью его жены и будущего ребенка. В его идиллическом на первый взгляд доме она чувствовала себя лишней, какой-то непрошеной гостьей. И как бы вы ни оценили, милорд, фактическую сторону показаний сестер Ривер и мисс Маммотт, очевидно, что они не понимали мою клиентку и не питали к ней ни любви, ни сочувствия.