ПЛАХТА: Юго-Восток

* * *

Нам с мужем уже по семьдесят лет. Всю жизнь прожили в Попасной на окраине, именно там, где самые сытные пастбища и лучший выпас лошадей и коров. Ведь не просто так городок имеет такое название.

Скажу вам честно — войну 2014 года и 2022 не сравнить. Это небо и земля. Рашисты устроили настоящее чистилище. В то утро, услышав канонаду, поняли, что наш погреб ненадежный и с подобной нагрузкой не справится. Поэтому переехали в центр к детям (внук служит в ВСУ).

В ночь со 2 на 3 марта не сомкнули глаз. Город обстреливали, и сын постоянно открывал окно. Слушал. Утром стали одеваться, муж брился в ванной, как вдруг свист. Сын орет: «Ложись», — и мы падаем с ним в прихожей. За свистом — удар страшной силы. Лежу на полу, а в голове дурацкое: «Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец». Думала все, больше не жильцы на этом свете. Когда пыль улеглась, взглянули в окно и онемели. От дома напротив — груда камней. В нем жила женщина с тремя детьми и ее сожитель. Мы — к ним. Откуда ни возьмись, старшая девочка с двумя братиками. То ли в погребе сидели, то ли в летней кухне. Все в порезах, синяках, но живые. В этот момент из завалов выбрался отчим. В кровище, видно, что не в себе. Выполз и побежал улицей. Мы кричим, пытаемся остановить — куда там. Мама, к сожалению, погибла, и вскоре детей забрали родственники.

Мы давай собираться. Осознавали, что не сегодня-завтра смерть явится и к нам. Скрутили ковер и побежали в убежище, а оно не приспособленное: ни воды, ни стульев, ничего. Холод собачий, а я в осенних ботинках и осеннем пальто. Сама не знаю почему так выскочила. К вечеру ударили морозы. Спасло то, что перед самой войной сын купил таганок (остальные жители подземелья готовили на паяльной лампе). На нем кипятили воду, грелись. С нами — семья с пятимесячным ребеночком. Они постоянно просили согреть воду малышу. Еще подкармливали мать-одиночку с дитем инвалидом. Тот канючил мятку (картофельное пюре). Остальные стояли в очереди за чаем. Короче говоря, наш таганок быстро накрылся.

Сперва людей пряталось немного, а потом разбили пятиэтажку и народ повалил толпой. От обстрелов рашистов не было покоя ни днем, ни ночью. Били по городу яростно, наши почему-то отвечали слабо, как нехотя. Через три дня сын с невесткой уехали, оставив нам двух своих собак. Дожидались рассвета и на носочках — к ним. В пути обязательно настигал обстрел, приходилось лавировать с кастрюлькой между пулями. Муж бежать не мог, задыхался.

10 марта увидела, как два наших танка ездят туда-сюда, но не стреляют. Остановятся за кафе, постоят и снова вперед-назад. Говорю мужу: «Почему не мочат рашистов?» Оказалось, закончились боеприпасы. Они, бедненькие, выползали, вызывали на себя огонь и уходили.

В одну из ночей прозвучал оглушительный взрыв. До утра в подвале никто не уснул. Утром пробираемся покормить собак, а дороги нет. Вместо улицы — сверхглубокая воронка. Поздним вечером стук в убежище, и кто-то настойчиво так: «Юра, Юра!» Открываем, выпивший сосед на велосипеде. Рассказал, что в нашу крышу попал снаряд, шифер «тю-тю», но балки остались. На кухне ракета торчком. Пожар потушили, предлагал забрать хоть что-то из вещей. Мы не пошли. Побоялись. Позже муж кряхтел:

— Зря не пошли. Я бы забрал хвотографию (луганский диалект).

— Какую?

— Ту, с кауном.

(Он очень любил мое студенческое фото. На нем я в полосатом платье с таким же полосатым арбузом).

Так и жили. В кромешной темноте, без тепла, без воды, электричества. 15 марта услышали, что батюшка с матушкой собираются в дорогу. Напросились с ними. Побежали кормить собак. Достали мешок крупы и кричим соседу:

— Пожалуйста, будешь варить кашу своей, брось по ложке нашим.

Альма стояла, слушала. Мы за калитку, и она туда же. Провожала до самого убежища. Заглядывала в лицо, а я глаза прячу. Ни перед кем мне не было так стыдно, как перед собакой.

Желающие эвакуироваться собирались в клубе. Народа в тот день подтянулось немерено. Кто на выезд, кто за гуманитаркой, кто за хлебом. Стоим, ждем. Мимо проехал зеленый жигуленок в сторону Первомайска. Это оккупированная территория еще с 2014 года. Едва скрылся за поворотом, по клубу тут же открыли минометный огонь. Боже, как кричали люди! Волонтеры успокаивают: «Станьте под стену, не бойтесь, но их никто не слышал». Одна мина пробила кинозал (мы в нем фильмы смотрели). Давай спускаться в подвал, а там людей видимо-невидимо. Темень, стоим как селедки в бочке. Вроде бы стихло, поднялись, а навстречу человек с шальными глазами: «Представляете, в клуб попало десять мин».

Сейчас живем в Днепре. Добрые люди отдали свой домик. Платим за коммунальные. Что с нашими собаками — не знаем. На улице никого не осталось. Все соседи уехали. Все дома разбиты.