Что увидела Кассандра

Накано Такэко застрелили. Япония, 1868 год

Моя сестра Юко несет мою голову, ища место, где бы ее похоронить. Я здесь, у нее в руках, и я же – женщина, что лежит на поле боя с пулевым ранением, которое уже перестало кровоточить. Императорская армия заберет труп, но трофеем я не стану.

Испуская последний вздох, я говорю сестре: ты должна отрезать мне голову. Затем я умираю, поэтому поспорить она не сможет.

Гильотина – гуманное изобретение; говорят, это не больно. Лезвие падает быстро и режет ровно. Но это слишком просто – дать притяжению сделать всю работу самому. Притяжение никуда не денется, и мы будем плести корзинки для упавших голов, пока пальцы не сотрутся в кровь. Кто угодно может опустить нож гильотины. Честь же есть лишь в том убийстве, что убивает часть убийцы.

Я убивала мужчин, рассекая им горло, принося смерть одним ударом. Отрубить голову – совсем другое. Нужна ненависть, мания, которая прорежет кожу, мышцы, разрубит кость, покроет руки кровью, докажет, что ты – хозяин тела мертвого, докажет, что это тело мертво мертво мертво.

Чтобы выполнить свою задачу, Юко исполняется ненависти. Она полюбит меня снова, но не так, как раньше. То, о чем я попросила, невозможно простить до конца.

«Я не сделаю этого», – говорит сестра, прижимая мое мертвое тело к груди.

Юко хоронит меня под сосновым деревом, и я покоюсь почти что в мире. Я – как те семена, что падают слишком близко к корням матери, чтобы пустить собственные, и поэтому остаются гнить под ее сенью. Юко ложится там, где меня похоронила, и раскидывает руки в стороны. Она прижимает лицо к влажной земле. Мне так хочется притянуть ее к себе, но я сдерживаюсь. Я жду и жду, пока снова не стану частью земли: мои волосы вплетутся в корни сосны, мои руки станут руками притяжения – притяжения, которое может убить, но сейчас я использую его, чтобы обнять свою сестру крепко и нежно, как в детстве, кружу ее, и, хотя она не чувствует этого, я знаю, что мы всё еще играем.

«Я не сделаю этого», – говорит она, но все уже сделано.