Что увидела Кассандра

Когда мы поднялись по лестнице и отец нас уже не видел, Лейси вложила мне в руку свою ладонь. Мы вышли на улицу и сыграли в нашу любимую игру – сбежавших из приюта принцесс-воительниц. Обычно я притворялась, что уже слишком большая для этого, но не в тот день. Мы гуляли по нашему переулку, спасая друг друга из кустовых тюрем и прячась от взгляда дракона (терьера миссис Хендрик, который сидел в окне и тявкал на всех, кого только видел), а потом зажглись фонари и нам пришлось вернуться домой.

Готовимся идти в паб, ночь так и звенит от возможностей. Это чувствуют все, а прекращение дождя кажется почти благословением. Мы с Лейси взбудоражены; хихикаем и нюхаем свои подмышки, чистим щеки влажными салфетками и делим на двоих остатки консилера. Мы загорели во время наших путешествий, и консилер оставляет под подбородками еле заметные персиковые луны, которые мы пытаемся размазать пальцами и слюной. Когда Реба заходит в комнату, мы в лифчиках, и Лейси пищит, притворяясь, что ей стыдно, пока я притворяюсь, что мне нет. Она спрашивает, не хочет ли Реба к нам присоединиться.

Реба только улыбается.

– Я уложу вас спать, когда вернетесь, – говорит она.

– Мы будем скучать, – говорит Лейси. Не знаю, дело в погоде, разделенном M&M’s или в том, как мы здесь и сейчас так далеко от дома, – почти наше собственное рукотворное чудо – но я достаточно счастлива, чтобы почти искренне кивнуть в ответ на эти слова.

Патрик и Лео идут с нами, Лео подшучивает, что без них мы пропадем. Мимо хостела проходит только одна дорога, широкая и грязная, мы поворачиваем налево и спускаемся к порту Килронана. Потеряться невозможно, пропустить паб – тоже, он всего в километре, желтая вывеска и ничего больше, кроме полей по обе стороны. Внутри мы садимся за небольшой столик на четверых, и Патрик идет купить нам выпивку. Позади нас, на стене, висит реклама «Гиннесса»: «Гиннесс – это хорошо для вас!» – говорит большой, предположительно нетрезвый мультяшный тукан. Мы выпиваем по первому пиву, Лео идет к бару и заказывает еще. В десять свет выключают, луч бьет в дискошар, ирландский фолк сменяет Дайана Росс.

– Погнали, – говорит Патрик и приглашает меня на танец. Лео предлагает руку Лейси, она улыбается и встает, но руку держит на юбке. Заставляет меня чувствовать себя слишком откровенной, когда я подаю руку Патрику. Лео флиртует с Лейси, но между ними на танцполе сантиметров тридцать. Патрик притягивает меня к себе. Я танцую неплохо, но из-за трекинговых ботинок такое чувство, будто пляшу в двух бетонных чушках. Я кладу ладони ему на запястья; они невероятно тонкие, но сильные. Нет, я бы не смогла его сломать, даже если бы попыталась.

Мы танцуем.

Патрик обнаруживает, что я никогда не пробовала шот «Малыш Гиннесс», и заказывает целых четыре. Калуа со слоем «Бейлиса» сверху выглядит как маленький стаут с пеной. Лейси и я глотаем шоты залпом, и теперь моя слюна сладкая, язык играет с зернистостью, оставшейся на зубах. Напилась. Четыре недели хайкинга и диеты из сэндвичей, разделенных пополам с сестрой, сделали меня легковесной. Лео заказывает следующий раунд пива, я держу свое с опаской, как ребенка или вазу. Не пролить ни капли.

Когда мы с Лейси уходим в туалет, я обещаю Патрику, что сейчас вернусь. Кладу руку ему на грудь, как будто обнадеживая. Сейчас вернусь.

– Я пьяная, – говорю я, прислонившись к стене. Она вся в надписях, как выпускной альбом. Мэри и Гленн ‘98. бухой осьминог был здесь. ты кросивая красивая тупая картошка. Г & П лучшие подружки навсегда. и это все поменяло.

Лейси кивает.

– Я не хотела напиваться, – говорит она таким тоном, будто внезапно обнаружила, что на ней разные носки. Интересно, Лейси нахерачивалась раньше хоть раз? Не вот эта болтовня с красными щеками – «Ой, я такая пьяная! Мне кажется, я напилась!» – а когда ты такая бухая, что сама себя боишься, когда ты вдруг резко понимаешь, что пора бежать – проблеваться, спрятаться и переждать все, что с собой натворила. Лейси наверняка случалось пить до такого состояния, но мы с ней особо не говорили о пьянстве, а наш отец в любом случае был алкашом другого типа. Он приближался к забытью тихо и целеустремленно.

Наверняка очень многие прикладывали лоб к холодному фарфору в этом туалете.

– Мы просто больше не будем пить, – говорю я. – А если увидим, что кто-то из нас продолжает пить больше, просто говорим, чтоб больше не пила больше.

Она снова кивает, на этот раз одобряя наш гениальный план.

– У тебя есть ручка? – спрашивает она.

Мне бы очень хотелось, чтобы была: здорово было бы здесь отметиться.

– Что бы ты написала? – спрашиваю я.

Лейси смотрит на стену, никуда не торопится, проводит пальцем по испорченной краске, по мультяшным хуям и яйцам, цитатам Ганди, множеству разнообразных каракулей, соединяющих буквы в слова. Похоже, что здесь мало что можно добавить по поводу Инишмора, любви, путешествий или жизни в целом.

– Пустые стены ничего не говорят, – наконец произносит она.

Непонятно, собирается ли она это написать или просто констатирует факт.

– Не хочешь уже двинуться в сторону хостела? – спрашивает она. – Я совсем бухая.

Надо взять на себя роль старшей сестры и довести ее до дома, но разве это как раз не то, против чего Лейси так бунтовала? Я пока возвращаться не хочу. Меня ждет Патрик.

– Скоро пойдем, – говорю я.

Прошел час. Я допиваю пиво, но это уж точно мое последнее на сегодня. Комната пульсирует музыкой, и душный воздух прошел через слишком много легких; кислорода не осталось. Лейси и Лео танцуют ближе друг к другу. Патрик говорит, что хочет выйти подышать, и хотя я знаю, что он имеет в виду, и металась всю ночь – поцеловать его? не поцеловать? оттрахать его до смерти и исчезнуть навсегда? – когда он движется к двери, я иду за ним. Мы садимся на низкую стену за пабом. На воздухе по моей потной коже бегут мурашки.

– Мне здесь очень нравится, – говорю я. Кажется, кроме этого мне совершенно нечего сказать Патрику.

Патрик, оказывается, очень хорошо целуется.

Мы целуемся долго. По крайней мере, ощущается так. Его рука на моем бедре. Затем другая проникает под мою футболку, оттягивает лифчик, и я не возражаю, хотя вокруг паба довольно светло и нас легко могут увидеть. Мои руки лежат на его плечах, дотрагиваясь до волос на его затылке, пока он не берет одну из них и не тянет к своему паху, прижимает несколько раз и отпускает, когда решает, что я уже поняла, что делать дальше. Я возбуждена. И напугана. Жаль, что не успела сделать выбор еще в пабе, а еще лучше в хостеле, потому что сейчас, наверное, хорошо бы понимать, собираюсь ли я трахнуть его, или отсосать, или кинуть со стояком. Я не уверена, хочу ли делать это сейчас, хотя и не вижу причин, почему нет, но когда я представляю, как он берет меня за волосы и прижимает мою голову к своим коленям, мне вдруг перестает хватать того воздуха, что остается при поцелуе, и я отодвигаюсь.

– Все в порядке? – шепчет он и гладит меня по волосам.

– Я довольно сильно пьяна, – говорю я. Надо мной, впервые за все время, пока я на острове, нет облаков, и я вижу звезды – густые как молоко, как цельное молоко, вылитое на гранит, и их слишком много, мне приходится закрыть глаза, но созвездия все равно остаются, они крутятся и мельтешат на моих веках.

– Мы такие маленькие и большие, – говорю я, моя голова на его плече. Он начинает целовать меня в ухо, потом в шею, потом снова разворачивает меня к себе.

– Скоро займемся делом, – говорит он, наверняка имея в виду секс, но потом спрашивает: – Ты говоришь на других языках?

– Не особо, – отвечаю я.

– Подумай об этом. – Он кусает мою мочку слегка сильнее, чем надо, и снова целует меня, прежде чем я успеваю спросить, о чем конкретно мне надо подумать. Когда поцелуй заканчивается, он берет меня за плечи и улыбается так, будто я сделала все правильно. Я улыбаюсь в ответ.

– Мне надо отвести Лейси домой, – говорю я, хотя на самом деле хочу, чтобы ночь закончилась на этом моменте, пока все идеально. Мы встаем, чтобы пойти обратно в бар, и я оступаюсь. Когда он кладет руку мне на поясницу, кажется очень правильным, что он меня направляет.

Если наступит конец света, когда все большие города будут разрушены, а средства связи – уничтожены, Лейси и я договорились встретиться в Айова-Сити, штат Айова, на кладбище, около статуи Черного ангела. Ее легко найти, а этот город, как нам показалось, вряд ли будет затронут, потому что в нем особо ничего не происходит. И к тому же он находится в самом центре страны: отсюда мы сможем отправиться в любую сторону, в зависимости от конкретных обстоятельств апокалипсиса.

От этого плана, этих размышлений о самом худшем, за версту несет мной, но именно Лейси как-то позвонила мне поздно ночью, когда я училась на первом курсе колледжа. Она мыла посуду и по радио NPR услышала историю. Семья в сельской части штата Миссисипи – конкретное местоположение не назвали – содержала пустую коммуну: ряды домов, забитые одеждой, теплыми одеялами, крепкой обувью и участками под огороды. «Дело в том, – сказал местный управляющий, – что нельзя дожидаться худшего, а уже потом заняться фермерством. Так вы умрете с голоду. Мы держим это место наготове: здесь есть запасы еды, и те, кто оплатил подписку, могут ни о чем не беспокоиться. Конечно, у нас больше подписчиков, чем домов, но мы не думаем, что все смогут сюда добраться. За это мы уже не отвечаем». В словах мужчины не было ни капли сентиментальности. И он, и его жена, и их четыре дочери явно жили хорошо.

– А у нас нет никакого плана, – повторяла Лейси, рассказав мне эту историю, и будто не желая в это верить. – У нас нет плана.

Будто мы такие одни.

В пабе мне нужно только одно – найти Лейси и пойти с ней домой, разговаривая и держась за руки, как будто мы снова маленькие, потому что мы бухие и счастливые, мы сестры, и это звучит волшебно, как отцу всегда и хотелось, потому что именно это нас сюда и привело. Я осматриваю бар. Из толпы танцующих остались только несколько парочек: они качаются под музыку, уткнувшись друг в друга. Я иду в туалет и заглядываю под двери кабинок. Лейси нигде нет.

Я выхожу на улицу, в холодный влажный воздух. Я злюсь на нее за то, что она не здесь, когда так нужна мне, – как всегда, куда-то ушла. Женщина наваливается на мужчину, прижимая его к стене. Оба курят: поразительно, что они еще не обожгли друг друга.

– Вы не видели девушку? Американку? С длинными волосами и юбкой?

Они качают головами. Я обхожу паб, возвращаясь к тому месту, где Патрик все еще сидит на стене.

– Не могу найти Лейси, – говорю я. В голосе паника, я и сама это слышу.

– С ней все нормально, – отвечает он. – Она была с Лео.

– Когда?

Он смотрит на меня и пожимает плечами – «не волнуйся», затем похлопывает по стене.

– Залезай сюда.

Я не двигаюсь с места.

– Она большая девочка, все с ней в порядке.

Я мотаю головой, не переставая дрожать.

– Андреа. Ты завелась на пустом месте.

– Я спокойна, – говорю я, но мысли летят вперед.

Она не большая девочка. Как и я. Мы маленькие девочки, но я немного больше, и это «немного» определяет все. Я говорю Патрику что-то из разряда «ничего страшного» или «не волнуйся». Он кивает и выглядит взволнованным, но не из-за Лейси. Я вижу, как он заново меня оценивает, как его спина выпрямляется, его руки больше не зовут меня к себе, и я хочу убедить его, пообещать ему что-нибудь, но могу выговорить только: