Что увидела Кассандра

Я залезаю в шкаф, чтобы еще что-нибудь выкинуть. Аннет говорит, что каждый сам определяет, какая одежда ему необходима. Деловой женщине и медсестре нужна разная обувь. Моя обувь официантки – широкие черные кроссовки с толстой подошвой, и все равно к вечеру ноги устают и ноют. Я кладу кроссовки в угол вместе со своей формой: две пары черных шорт, две пары черных носков до колен и три обтягивающих белых топика с логотипом «Дворца Пана». Перед стиркой я втираю в ткань рядом с подмышками соду, надеясь, что это поможет избавиться от пятен.

В классификации Аннет следующие категории необходимых вещей – это пижамы и ночнушки, формальная одежда и одежда на каждый день. Рядом с формой я кладу спортивный лифчик, топ и набор мужских трусов – в них я сплю.

Я знаю, что делать дальше. Много раз видела, как это делает Аннет. Берешь вещи по одной, меряешь, решаешь, подходит или нет, честно признаёшься, если не носила ее больше года. Беру любимое платье, голубое с белыми цветочками, широким вырезом на шее и оборочками понизу, и понимаю, что еще не готова. Не хочу знать, подойдет оно или нет, даже точно знаю, что не подойдет. Меня снова охватывает это гложущее чувство, и я вешаю платье обратно: разберусь с этим потом. И вообще я не могу себе позволить взять и повыбрасывать все вещи. В отличие от ветеринарки, у меня денег не вагон.

Хотя комната явно не вычищена так, чтобы осталось только необходимое, я кладу еще три предмета на полку необязательных. Первый – голубая ваза, которую мой бойфренд времен колледжа сделал на занятиях керамикой: глазурь нанесена так, будто вазу разбили и заново склеили. Хизер, мой плюшевый нарвал, которая теперь, когда Джоша уже нет, снова будет спать у меня под мышкой. Тяжелая железная открывалка в виде русалки, которую я украла из винтажного магазина в центре. Джош однажды спросил, откуда она у меня, и я что-то соврала, а потом спрятала ее в своем ящике для трусов.

В гостиной есть большое зеркало. Оно принадлежало Джошу – странно, что он его не забрал. Ему нравилось смотреть на себя перед выходом на работу. Однажды мы накурились и он заставил меня сесть вместе с ним перед зеркалом, хотя знал, что я ненавижу смотреть на свое отражение.

– Иногда, – говорил он, – я даже не уверен, что существую. Вроде как надо посмотреться в зеркало, чтобы удостовериться, что я все еще здесь.

Я разворачиваю зеркало к стене. Вот как стану новым человеком, смотреть на себя в зеркало станет моим любимым занятием.

К полуночи я заполнила очень много мусорных пакетов, выдохлась, но и близко не подошла к заветной двадцатке. Как вообще можно с этим справиться, когда надо перелопатить весь дом? Я включаю еще одну серию. Конечно, я все их уже смотрела, но не в этом суть. К тому же я каждый раз замечаю что-то новое. Я же говорила, что люблю два момента в «20 или меньше»? Второй происходит в конце каждой серии после того, как ветеринарка – или шеф-повар, или учитель, или урбанист – обнаруживает, насколько счастливее она стала, превратившись в нового человека. В последние две минуты передачи либо Аннет, либо Стив демонстрируют одну вещь из своих двадцати. В этой серии очередь Аннет.

К выбору своей двадцатки Аннет подошла довольно прагматично. У нее есть набор для резьбы по дереву (это вообще-то много небольших вещей, но в одной коробке, так что считается). Пара нефритовых сережек, доставшихся от матери. Удочка. И моя пока что самая любимая вещь – пластиковый Микки-Маус, который умещается у нее в ладони. Его уши так обтерлись, что черная краска сошла, обнажив пластмассу телесного цвета. Аннет не из тех, кто трясется над вещами, но по ее лицу, когда она держит игрушку, видно, что она ее обожает, так что и я люблю этого Микки-Мауса.

У «20 или меньше» пока только три сезона, в каждом по шесть эпизодов, то есть ведущие показали восемнадцать из сорока необязательных вещей. Это очень волнительно. Я раньше много обсуждала это с Джошем, пытаясь угадать остальные двадцать две вещи: вдруг передачу прикроют до того, как мы увидим их все?

– Ты же понимаешь, что это, скорее всего, пиздеж? – сказал Джош. – Они же кучу бабок зашибают на этой передаче. Так я и поверил, что все, что у них есть, – два обогревателя и формочка для кексов.

Я сказала, что он ничего не понимает, и вышла из комнаты.

Есть много признаков того, что ничего хорошего из отношений не выйдет. Это был один из них.

Хоть я и планировала проснуться пораньше и продолжить работу, я проспала, и у меня еле хватает времени закинуть в машину все мусорные пакеты, прежде чем отправиться с мамой на обед. Мы встречаемся в кафе, где подают рыбные тако, а на стене картинка с улыбающейся рыбой, завернутой в тортилью.

– Как думаешь, эта рыба знает, что ее сейчас съедят живьем? – спрашиваю я у матери.

– Нам обязательно обсуждать это каждый раз, когда мы здесь едим? – говорит она. Мы откусываем от своих тако. Салат и белый соус вываливаются с краев.

Мама никогда не прерывает молчание первой. Это ее суперспособность, поэтому я выпаливаю: «Джош меня бросил», хотя и собиралась не говорить этого до самого конца обеда, чтобы у нее не было времени отвечать. Я всегда так делаю. Говорю раньше, чем хотела, признаю́сь во всем, когда не собиралась.

– Ох, Марси, – говорит она, и я сразу понимаю, что именно она имеет в виду.

– Он меня бил, – говорю я.

– Он тебя не бил.

– У нас ничего не вышло. Ему нравились кулинарные передачи, и он презирал людей, которые делают себе татуировки.

Мама качает головой и откусывает еще кусочек тако.

– Ему не нравилось, что я так много сплю. Но как иначе, если работаешь официанткой.

– Вообще-то сегодня я хотела с тобой кое-что обсудить, – говорит она, вытерев чистой салфеткой уголки рта. Моя салфетка разодрана и скомкана. – Мы с твоим папой продаем дом.

– Дом? – говорю я. – Мой дом?

– Наш дом. Дом, в котором ты уже много лет не живешь. Мы давно выставили его на продажу, и теперь у нас появился покупатель. Мы продаем его и переезжаем в Лас-Крусес. Твой отец хочет заняться живописью.

– Ты же любишь этот дом.

– Это всего лишь дом, – вздыхает мама. – Дорогая… – Она берет меня за руку. – Мы с твоим отцом готовы к переменам.

Я представляю Аннет и Стива, потирающих руки: целый дом исчезает, пока не останутся одни черные мусорные пакеты.

– Мы знали, что ты расстроишься, – говорит она.

– Я расстроена не из-за дома. Я расстроена из-за Джоша, – говорю я. Говорю, что ждала от нее поддержки, но не дождалась.

Мама говорит, что мы должны обсудить это снова и затягивать нельзя, потому что ей нужно, чтобы я вынесла свои коробки из гаража.

– Может, вы с братом снимете склад пополам.

– Я расхламляю свою жизнь! – Я произношу это слишком громко. Рыба на стене даже перед смертью проявляет гораздо больше достоинства, чем я сейчас. – И выбрасываю мультиварку.

– Тебе бы следовало сначала хотя бы предложить ее Джошу, – говорит мама.

Надеюсь, она в курсе, что иногда ведет себя просто как сука.

Я думала, что обрадуюсь, выгрузив мешки у благотворительного магазина, но обед испортил мне весь триумф. Я заношу один из пакетов внутрь, но пожилой сотрудник говорит мне, что вещи надо оставлять у черного хода. Припарковавшись, я вижу кучу вещей, наваленных перед закрытой железной дверью. Большинство благотворителей не отличаются такой организованностью, как я. Вот кукла в абажуре от лампы. Открытый пластиковый контейнер с кучей видеокассет. Тостер, откуда даже крошки не вытрясли. Я прислоняю пакеты к стене. Когда я заканчиваю разгружать машину, с меня льется пот. В сумке звякает телефон.

прости что все так закончил. надеюсь ты знаешь что ты мне не безразлична

Я не отвечаю.

моя мать продает дом чтобы переехать в лас крусес – пишу я Дженис.

лас крусес клевый – отвечает она.

Дженис не понимает. Я не знаю, понимаю ли сама, в чем тут дело. Дом был слишком маленьким для семьи с тремя детьми, а для одних родителей он слишком велик. Коридор на втором этаже был узким и темным, а лестница была покрыта красно-оранжевым ковром, который оставлял ворс на моих носках и обжигал колени, когда я падала. Мне нравился наш задний двор, только папа постоянно его перекапывал, чтобы засеять новый газон, а в итоге трава всегда вяла. В Лас-Крусесе у них будет сад камней, посадят пару кактусов. Когда я приеду в гости, может, мы сядем перекусить на воздухе. В пустыне быстро становится холодно после захода солнца. Папа точно именно так и скажет.

– Надо же, как холодно тут становится после заката!

Мы кивнем и скажем: да, надо же.

– Хорошо, что у тебя есть время нас навещать, – скажет мама.

И это правда будет хорошо, я ведь уже стану другим человеком.

Когда я возвращаюсь домой, уже два часа дня. На работе надо быть в пять. Я открываю бутылку пива и оставляю на столе. Я выливаю стакан воды на ковер, чтобы получилось мокрое пятно, и начинаю тереть его полотенцем, пока оно не впитается целиком. Нюхаю: пахнет влажным ковром. Ничего зловещего. Удивительно, но даже после всей проделанной работы квартира не выглядит опустевшей. Я собираюсь еще немного убраться, чтобы улучшить ситуацию, но вместо этого ложусь на диван, открываю ноут и все-таки делаю глоток пива. Я ищу «20 или меньше» на ютьюбе и нахожу новое интервью – или, по крайней мере, интервью, которого раньше не видела. Там только Стив, что довольно необычно. Доминирует в этой паре Аннет. Она доводит дело до конца, она становится героиней мемов. Аннет держит совок с кучей собачьих волос, ниже надпись: «ВОТ ОНА – ТВОЯ ЖИЗНЬ». Аннет открывает шкаф и получает по голове футбольным мячом. Иногда я думаю, что Стив нужен только потому, что Аннет не знает, что дальше делать с людьми, которых довела до слез.

В этом интервью на Стиве голубая рубашка в клетку и джинсы. Их наряды легко запомнить, потому что их немного, и это один из моих любимых: подчеркивает цвет его глаз. Какое-то канадское ток-шоу, интервьюерка выглядит школьницей. Она просит Стива что-нибудь посоветовать молодым людям, которые только начинают жить самостоятельно и впервые пытаются организовать «домашнее пространство».

– Отличный вопрос, – говорит Стив. Он в любом случае так бы сказал. – Когда мы становимся старше, предметы, которые мы покупаем, значат для нас все меньше. Функциональность становится гораздо важнее эмоций. Я бы посоветовал молодым людям покупать только то, что вы действительно собираетесь оставить навсегда. Заберешь ли ты этот предмет в следующую квартиру? Потому что тебе придется переезжать. И не раз. Но при этом, если у вас есть что-то, что вы любите, и у этого предмета есть история, не дайте никому себя убедить от него избавиться или говорить вам, что это мусор. Храните его.

Девушка кивает с серьезным лицом и не задает очевидного вопроса: «А что такого Аннет заставила тебя отдать, о чем ты теперь жалеешь?»

Уже полпятого, то есть я опаздываю. Голова тяжелая, как иногда со мной бывает. Было бы так легко лечь и сказаться больной. Или лечь и вообще не звонить на работу. Мне было бы стыдно остаться дома, если бы я знала, что Джош вернется домой через час. Я бы знала, что, если я заберусь под одеяло, Джош придет и сядет рядом на кровать, погладит по голове и спросит, как я себя чувствую.