Плахта

Эпилог

Мы надеялись, что война окажется короткой, как шестидневная арабо-израильская или конфликт Англии и Занзибара, длившийся сорок минут. Мы рассчитывали, что не прозвучит ни единого выстрела, как во время столкновения между Нидерландами и архипелагом, который хочется обозвать женским именем Салли. Мне наивной казалось, что в ней никто не погибнет. Как можно стрелять в наше время? У нас что, нет языка, ума, дипломатического и ораторского таланта? Мы что в средневековье, когда все решают латники и лучники? Когда прав тот, кто сильнее? Тот, у кого больше танков, бронетранспортеров и ракетных систем залпового огня? Оказалось, в двадцать первом веке, как и в ушедших в небытие, все решает физическая сила. Люди живут больше сорока пяти тысяч лет, изобрели колесо, гвозди, искусственный интеллект и искусственное мясо, но в случае коллизии продолжают размахивать кулаками и безжалостно убивать.

За полгода войны украинцы пережили многое. В каждом доме вместо музыки зазвучали воздушные тревоги и ракетный свист. Вместо встреч зачастили прощания. Заместо радости — вселенская грусть.

В Броварском районе, вплотную прилегающем к Киеву, рашисты заняли села. Под удар попали Мокрец, Бервица, Семиполки, Гоголев, Великая Дымерка, Красилов, Требухов, Богдановка и многие другие. Русские расхаживали в украденных женских (красных, белых, желтых) кроссовках, пили, как безбожные и учиняли террор. Размахивали автоматами, будто не смертельным оружием, а безобидным прогулочным зонтом-тростью. Убивали с легкостью, с которой хулиганы пуляют по воробьиным стаям.

В один из весенних понедельников в местном чате объявили, что дети возобновляют учебу в школе. Все начали возмущаться. Как учиться, когда во многих домах нет света? Когда не залатаны крыши, не вставлены окна и чересчур медленный интернет? Заминированы дороги и поля? Одна из мам написала: «У меня вчера убили мужа и племянника. О какой школе вы говорите? Где мне найти безопасное место, чтобы усадить ребенка для занятий? Как мне ему втемяшить, что сейчас нужно сосредоточиться на способах размножения грибов и структуре гробницы, когда у нас две смерти в один день?»

Село, издавна занимающееся производством березового дегтя, а также прядением ниток из шерсти, льна и конопли, рашисты окружили своим диким стадом. Будучи наслышанными об их кровожадности, местные жители приняли решение: всех женщин, девушек и девочек спрятать в большом погребе. У старой учительницы, живущей на пригорке, он оказался самым удобным и вместительным. Да и вход был из дома, а не из огорода. Женщины провели в нем четыре недели. Под конец закончились продукты и пришлось есть сырую картошку и сырую свеклу. Но ничего, выдюжили. Главное, ни одна врагу не досталась. Спустя время односельчане спрашивали:

— Чем вы днями занимались?

Отвечали с улыбкой:

— Читали по очереди Библию.

— Сколько раз удалось прочесть?

— Дважды.

В селе Летки жила большая семья. Старший Алексей работал проводником (вывозил из горячих точек женщин с детьми), средний ушел в тероборону и защищал городские границы. Двадцатого мая Леша погиб. Его убило на вокзале города Малина циничной русской ракетой. Одна секунда — и нет головы. Андрей (средний) с трудом пережил утрату, отправился в военкомат и попросился на передовую, чтобы за брата отомстить. Его отправили на Донбасс, и вскоре воин получил позывной Пастор. Звонил матери и кричал в трубку: «Плохого даже не думай! Я за Леху буду стоять горой!» Ровно через месяц жители Леток встречали своего героя на коленях. На губах: «Помяни, Господи…», в руках — желто-голубой астровый букет.

Русских солдат в селе Перемога (Барышевский район) называли варварами. Они забегали в хаты и отбирали все: макароны, тощие мешочки с гречкой, сахар и соль. Выгребали скудные запасы из холодильников, картошку и консервацию — из погребов. Позже отправились на свиноферму, чтобы устроить резню. За какой-то час сотворили месиво из крови, щек, кишок, задних частей и закрученных спиралью хвостов. У некоторых животных просто обрезали бока в поисках генеральского сала. Фермер, вернувшийся с мешками ячменной дерти, не мог пошевелиться несколько часов. Его большое хозяйство превратилось в винегрет. В тот же день на выходе из села расстреляли мирную колонну. Среди погибших — семь женщин и ребенок.

Знакомая по имени Галина волонтерила в Броварах, принимая беженцев. Автобусы приходили вперевалку забитые битком. Волонтеры, собирающие пострадавших, громко объявляли:

— Шевченково. Пуховка. Погребы. Рожны. Крехаев.

Селяне эвакуировались неохотно, держались за свои хаты до последнего. Они снабжали рынки творогом и овощами, имели коз, коров, большие птичьи дворы. Как все это оставишь? Кто будет доить скотину? Вот и надеялись. Впоследствии мужчины выходили из автобусов в тонких спортивных штанах и сланцах на босу ногу. Дети с травмированной психикой. Женщины молча. В дальнейшем возбудили шестнадцать дел об изнасиловании. Шестнадцать жертв насилия сумели признаться в постигшей их беде, остальные предпочли помалкивать.

Галина с болью вспоминала пять недель ночных обстрелов. В Бровары русских не пускали, те упорно стучались лбами о городские валы и стены, и от этого грохота на балконах дрожала стирка. В последние дни для оккупантов устроили котел и уничтожали их десятками. Мужчины, прошедшие войну в Афганистане, вооружались мясными ножами и выходили на ночную охоту. Партизанили.

Женщина возвращалась домой поздно. В коридоре ее встречала собака и требовала обязательную прогулку. На улице, как назло, включалась сирена, и ноги от страха становились пластилиновыми. Приступ панической атаки заглушала пением. Звонко выводила «Ой, у лузі червона калина», и тревога рассеивалась, сходя на нет. С соседями организовала производство тушенки. В день получалось до сорока полулитровых баночек. Их передавали в волонтерские центры. Сама есть не хотела, разве что кисломолочку. В магазинах от нее и след простыл, поэтому вскоре готова была выложить за стакан кефира любые деньги.

Самым невыносимым оказалось появление девочки, на вид лет одиннадцати. Ее занесли на руках, так как малышка ходила с такими усилиями, будто ее ножки заржавели. Обнаружили несчастную в одном из сел. Она сидела в траншее, оставленной танком, и упорно отказывалась называть свое имя. Никого к себе не подпускала, даже на пушечный выстрел. Галина, чтобы приблизиться, сняла с головы шапку, распустила волосы и сквозь слезы пропела:

— Смотри, я тоже девочка. Не бойся. Я такая же, как и ты.

Она внимательно осмотрела копну волос и протянула «лапку», готовую в любой момент царапнуть. Во время купания выяснилось страшное. Девочка была изнасилована и избита. Как потом сказал доктор — не единожды. Били правильно, чтобы не убить, но причинить по максимуму страданий. У нее еще не наблюдалось никаких признаков взросления, ни намечающейся груди, ни лобковых волос. Абсолютный ребенок, но русского солдата подобное не остановило. У него не наблюдалось ни сердца, ни разума, ни ума.

Соседка Галины — молодая женщина, похожая на Мерлин Монро, в первый день войны увезла семью в Броварской район и вскоре оказались в оккупации. Когда над головой зарядили «Грады», у дедушки случился инфаркт. Умирал на руках у детей и внуков. А как выйти? К кому обратиться за помощью? На улице не протолкнуться от летящих снарядов и пуль.

Коллега отвезла десятилетнего сына к бабушке. Сама вернулась в Киев, радуясь, что ребенка спрятала в надежном месте. Просчиталась. Киев держался, а села оседлал враг. Спустя пятнадцать дней вражеской агрессии и погребной жизни, мальчика удалось вывезти. Когда он согрелся и заговорил, первым его желанием было снять две пары теплых спортивных штанов из четырех и две спортивные кофты. Дальше пить…пить… пить… Плакать не мог. Признался, что выплакал все слезы после того, как в погреб ворвались орки и перестреляли все банки. Он тогда испугался, что больше никогда не увидит свою маму.

Таких историй — в каждом дворе. В каждой новой и старой хате. Просто один несчастный возомнил себя Богом. Достал из-за пазухи неуправляемые крылатые ракеты, выстроил километровые колонны танков, посадил на них отморозков и принялся стирать неугодную землю. Ее сосны, дубы, кусты калины. Еще не посеянную пшеницу, крынки молока и чугуны уваренного в печи борща. Песни, ленты, защипанные струны бандуры. Вышитые крестиком рубашки, колядки, рецепты пасхальных хлебов. Улицу Дарвина и Гоголя в Харькове, гостиницу «Украина» в Чернигове, мариупольскую мечеть в честь султана Сулеймана. Беззубых Варю и Леночку. Пенсионерку Марину Петровну, всю жизнь проработавшую в детской библиотеке, Ирку, собирающуюся замуж в первых числах апреля, и ее жениха, сражающегося под Ворзелем. Кого не смог убить — заморил голодом, холодом и не дал похоронить.

Развязать войну — легко. Не нужно обладать математическим или философским умом, чтобы разрушать, убивать, громить. Складывать гармошкой когда-то высотные и веселые дома, оставлять воронки на детских площадках, минировать игрушки. А попробуй разбить черешневый сад или парк с рододендронами. Выстроить сруб и наполнить его каминным теплом. Целую деревню или город с детскими центрами и парками развлечений. Обустроить школу и заполнить уютными кроватками детский сад…

Убить — секунда. Одна неказистая, неучтенная, невзрачная секунда. Замахнулся, взвел курок, прицелился. Пульнул в живот девушке, бегущей к своим родителям, и оставил умирать на тротуаре. А что? Разве жалко? Ведь это не сестра, не жена и не любимая, а какая-то безымянная с улицы Ботанической. Вот только у этой «безымянной» было имя и фамилия. Кот по кличке Зорро, мечта увидеть Неаполь, и привычка есть леденцы в моменты жизненных трудностей.

Дух украинцев непобедимый. Ты его хоть ракетами, хоть саблями, хоть расстреливай из миномета, а он живее всех живых.

Актриса из Мариуполя читала детям в подвале украинские народные сказки. Чем сердитее звучали минометы с «Градами», тем веселее танцевали Круть и Верть. Одна из читательниц рассказала о своей маме, живущей в оккупированном Херсоне. В один из дней появилась возможность через волонтеров передать посылку, и мама заказала средства гигиены, лекарства, черный шоколад. Под конец замялась.

— Мамочка, говори, что еще?

Женщина сделала длинный вдох и совсем короткий выдох:

— Передайте мне флаг Украины. Хотя бы самый маленький…

В селе Великая Дымерка на огороде остался выгоревший танк. Хозяйка к кому только не обращалась с просьбой убрать вражескую ржавую махину. И к местным властям, и к районным. Объясняла, что уродище занимает место, предназначенное для выращивания подсолнухов и других важных культур. Танк обещали вывезти осенью, и она посадила в нем пекинскую капусту, а вокруг гусениц посеяла бархатцы. Пусть знает рашистская морда, что на этой земле всегда растут цветы. Ты в нас бронебойными снарядами, а мы на этом же месте — мальвы, маки и чабрец. Ты на нас с огнем, а мы израненными руками сеем анютины глазки.

Поселок городского типа Калиновка (Броварской район) — славится овощными и рассадными теплицами. В них выращивают ранние огурцы, укроп, петрушку, перец, баклажаны и редис. У одного бизнесмена — настоящая Голландия: плантация раннецветущих тюльпанов. К восьмому марта он срезал все до одного и раздал женщинам. Девочкам, девушкам, матерям. На улице орки с автоматами калашникова, а он — с букетищами.