Плахта

Глава 4. Чернигов и его купола

О, преподобная мати наша Алипие!

Излей на нас бедных, немощных и уничиженных по неизменному состраданию и милосердию твоему хоть малую каплю щедрот от Владыки Господа, прими ны в свое ходатайство и заступление… Молитва к Матушке Алипии Голосеевской

На севере Украины, в отдалении менее ста километров от границ Гомельской и Брянской областей, расположился древний Чернигов. Этакий город-былина, видевший и князей, и богатырей. Могущественная крепость и стольный град Древней Руси — сокровищница святых и намоленных до фундамента церквей.

Говорят, когда-то город окружал непроглядный лес. Абсолютно черный. Стоял полярной ночью, и в эту агатовую гущу не могли пролезть ни солнце, ни луна. Вот и получился Чернигов. Княжество тянулось от пригорода Киева и до самой Москвы. Владимир Мономах сидел на троне два десятилетия. Наведывались половцы, гарцевала монголо-татарская орда. Проходила транзитная дорога, и тряслись на возах соль, смола и поташ. Сквозь нее шли шелковые ткани, парча, ковры, фрукты и специи. Захаживали самозванцы и московские цари. Властвовали Речь Посполитая, Российская империя и Совнаркомы. По окраинам почивали курганы с могилами черниговских князей.

Вторая мировая война превратила Чернигов в сплошные руины. Горожане похоронили погибших, а потом замесили новый цементный раствор и соорудили послойную кирпичную кладку. Со временем вырос вокзал, напоминающий терем. Изначально — зеленый, но с возрастом оттенился розово-красным. В Чернигов стали прибывать многочисленные гости и командировочные. В центре расположилась Красная площадь. Не от слова «красный», а от слова «красивый». Для старшего поколения это место парадов и новогодних праздников, а для молодых черниговцев — площадь фестивалей, выборов и творчества.

В начале марта 2022 года в Чернигов с «гастролями» нагрянул русский мир: запел хор «Градов» и «Ураганов», отбивала сильные доли тяжелая артиллерия и сыпались бомбы в ритме военных маршей. Местные жители несколько дней пребывали в полной прострации, не понимая за что. В городе испокон веков жили этнические русские и белорусы. Военные, ушедшие в отставку еще при СССР. На улицах звучал особый черниговский говор и народные песни. Особенно полюбились «Ой, рэчанька, рэчанька», «Їхали козаки» и звенящий от неуемного восторга «Сад, виноград». Напевшись до хрипа, артисты прогуливались аллеями, обсаженными березами, елками и тополями.

Черниговцы город боготворили и подсвечивали дизайнерскими фонарями. Убирали так тщательно, как не каждая хозяйка гостиную перед приходом гостей. Молились в церквях, слушали Болдины горы, водили детей на экскурсии в коллегиум и Антониевы пещеры. Учили детей в университетах и милями высаживали цветы.

Первые снаряды прилетели в город на рассвете. Не замешкались, заглядевшись на монастыри и курганы, не впечатлились аутентичной брусчаткой, не пленились легендами и завитками рек. Бронированные колонны с российской свастикой на бортах мигом добрались до окраин и начали свои издевательства. Над головой вместо птиц взлетели ракеты. Этакие тубусы, начиненные мучительной смертью. Люди от страха сжались и превратились в точки. У детей побелели лица и ладошки. Воздух колотился рваным льняным холстом.

С первой секунды вступила тяжелая артиллерия. За ней размялись самолеты. Военные летчики, выбритые и надушенные чем-то шершавым, парили над многочисленными куполами и сбрасывали бомбы на жилые дома. Небрежно, как бросают регби-мячи. С высоты двести метров с разбойничьим свистом летели «дыни», каждая весом в пятьсот килограмм, и останавливали жизни. Оккупанты на людях не экономили. Посыпали головы щедро. Села утюжили «тонниками». После их приземлений оставались ямы, в которых при желании мог бы уместиться семиэтажный дом. Площадь в радиусе пятидесяти метров выгорала до «земного ядра». Человек, минуту назад хрустящий сдобным сухарем или меняющий пеленки ребенку, превращался в пепел. «Забегали» в гости и крылатые ракеты. Летели низко, прекрасно маневрировали в полете и, впиваясь в квартиру, выносили из нее все. Даже обои с проводкой. После такого гостя не оставалось ни плафона, ни карниза, ни войлочного лоскутка.

Враг не брезговал ничем: ни заводами, ни школами, ни музеями. Прошелся по историческому музею, уничтожив личные вещи князей. Мечи, сабли, копья, кольчуги, рога тура, украшенные серебром, а еще боевой топор Ильи Муромца. Обложил снарядами Центральный рынок и стадион имени Гагарина вместе с трибунами, новым газоном и системой искусственного подогрева поля. Летное училище и библиотеку, оставив на месте книгохранилища осиротевшие стеллажи. Яблоневый сад, богатый на тонкокожие плоды сорта «Радогость». «Детский мир». Некоторые дома убивали трижды. Сначала бомбой, потом артиллерийским снарядом и под конец — огнем. Когда дым оседал, на развалинах можно было обнаружить погремушку, пяльца с натянутой канвой и пожелтевшее свадебное фото. На нем напряженная невеста в парадном штапельном платье и жених в туго затянутой гимнастерке и оливковых галифе.

Смерть следовала за мирным населением по пятам. Обстреливались очереди за хлебом и за водой. Уничтожали сдающих кровь и длинные аптечные цепочки. Черниговцы пугались, но не уходили. Сбивались в кучу и раскачивались на манер одинокой рыбацкой лодки на штормовых волнах, так как по зарез нуждались в антибиотиках, жаропонижающих, инсулине. Враг осознанно уничтожал инфраструктуру, и городу пришлось жить без света, воды, тепла. Случались дни, когда ТЭЦ за день ремонтировали тринадцать раз. Стоило рабочим подойти на несколько метров, как русский снайпер, не в силах справиться с собственным азартным пальцем, открывал прицельный огонь. Так бывает, когда в швейной машинке выходит из строя электрический привод (вроде и не жмешь на педаль, а машинка гонит строчку).

28 февраля в жилой дом по улице Ремесленная на полном ходу врезалась вражеская ракета. 3 марта под удар попали жилые дома в центре и все те, кто в собственных квартирах лечил простуду, готовил к завтраку французские гренки и готовился к поступлению в Нежинский университет. 11 марта позарились на гостиницу «Украина» и все ее девяносто номеров.

Привычная жизнь изменилась вмиг. Чтобы сходить в туалет, приходилось рыть в палисадниках ямки. Чтобы согреться — натягивать все куртки и пальто, найденные в шкафу. За хлебом занимали очереди с шести утра и радовались, если удавалось купить буханку или батон к полудню. Техническую воду носили из рек. Питьевую сам начальник водоканала развозил на тракторе.

В один из дней в ленте появилось сообщение от местного доктора Ивана Тельнова, заведующего ковидным отделением. Он обращался к тем, у кого обострилась бронхиальная астма, наблюдается затяжной кашель и затрудненное дыхание. Приглашал с 11:00 до 13:00 на прием, обещал бесплатные медикаменты и напоминал, что Украина крепка, как скала.

Чернигов провел в окружении больше месяца. Его накрывали со всех сторон и пытались штурмовать трижды, начиная с 26 февраля. Люди умирали от нехватки лекарств, еды, воды. Их хоронили в братских могилах. Свежеприбывших подселяли к старожилам. Те не противились — вместе веселее.

У стариков лопались от взрывов перепонки. Жаждущих уехать расстреливали. Обкладывали минами церкви и кладбища, убивая мертвых по нескольку раз. Метили детсады и многоэтажные дома. 23 марта уничтожили автомобильный мост через Десну. Через пять дней — пивзавод. Прорывались в город изо всех сил, но тщетно. В итоге «съели» все на окраинах и убрались восвояси.

31 марта русские колонны с награбленным добром потянулись в сторону Беларуси. Военные везли посуду, мануфактуру, кухонную технику. «Картины, корзины, картонки…» На одном из танков горделиво ехал «купейный» шкаф, привязанный халатными поясами.

Этот участок ее семья купила десять лет назад. Вместе зашли во двор и мигом влюбились в сохраняющий тепло порог, кирпичный слог и в острую вопрошающую крышу. В щедрый кусок земли, дающий к осени корнеплоды и листовые овощи. Елена мысленно обняла двумя руками землю и запела: «Мое, мое, самое родное». Взглянула на мужа, и хором произнесли: «Берем!»

Дом находился в Новоселовке, на окраине Чернигова в святом месте. До города — десять шагов. Зайти можно было и с улицы историка Бжеского, и с бывшей Солнечной, и с широченной Шевченко. Рядом храм святителя Феодосия. Одичавший луг, басистый лес и небо, удобное для вышивки гладью.

С новосельем их жизнь изменилась. После загадочного, полного легенд центра Северской земли, появилось место, подходящее для хождения босиком. Простор, в котором сам Бог велел вставать рано и обниматься с молодыми сливами. Окучивать грядки, прореживать щавель, строить теплую мартовскую теплицу. Елена хозяйничала с большим азартом. Растила, обхаживала, консервировала. В литровых банках — остренькие баклажаны, в трехлитровых — малиновый компот. Выходила в поле, расставляла широко руки и ощущала, как мощное счастье окатывает с головы до пят. Да еще старшая дочь вскоре сделала бабушкой. Женщина едва не лишилась чувств, впервые взяв на руки сопящий пуговкой-носом сверток. В тот же день внесла изменения в планировку участка. Во дворе появилась горка, песочница и качеля-гнездо. Кусты красной смородины и витаминной ежевики. Приобрела в церковной лавке ладанку и все чаще просила заступничества у матушки Алипии.

Из всех святых доверяла только ей и каждый год 30 октября проведывала монашескую могилу. Знала о жизни святой все. Отец Алипии до последнего дня соблюдал пост, питаясь лишь сухарями и отваром соломы. Девочка в восемь лет осталась сиротой. Как-то раз вернулась домой, а в нем больше не пахнет ладаном и лампадным маслом. Ни тебе небесного свода, ни привычного умиления. Красноармейцы, сражающиеся с религиозными предрассудками, проткнули штыками двери, подушки и две спины. Сирота перекрестилась и до утра читала Псалтырь, тоненько выводя «Вечная память». Дальше потянулись мытарства, тюрьмы, немецкий плен. О себе только в мужском роде: «я был, я видел, я слышал». Вокруг головы корзинкой коса.

Целый год Алипия жила в липовом дупле. Ела и спала мало. Все болезни лечила одинаковой мазью. Всех, приходящих за утешением, утешала. Предупреждала о Чернобыльской аварии и о грядущей войне — казни народов. Говорила: «Брат на брата поднимет руку и станут делить купола».

Новость о войне Елена восприняла спокойно. Проснулась от хлопков и осознала: произошло то, что должно было произойти. В ту же секунду над головой пронеслась по своим смертельным делам крылатая ракета. Елена перекрестилась, потеплее укрыла трехлетнюю внучку Яришу и включила в гостиной телевизор. Позвонила мужу и дочерям. Муж возвращался из командировки. Девочки горько плакали.

Семья собралась за одним столом ближе к обеду. Все растерянные, разбалансированные, вынужденные передвигаться на дрожащих ногах. Озирались по сторонам, выискивая не то минометчика, прячущегося в кустах, не то ящики со снарядами. Воздух непрерывно сжимался и пульсировал. В нем рвалась на части прежняя мирная жизнь.