Ты здесь живёшь?

VI

Прибыл херес из Рейкьявика.

Его налили в хрустальные рюмки, изготовленные, проданные и купленные исключительно для того, чтобы из них пился херес.

— Хорошо. Не провозгласить ли нам тост за юбилей клуба?

Семь хрустальных рюмок поднимаются, звенят. Их пригубляют, снова ставят на стол. Слышится причмокивание. Вздохи.

Семь женщин.

Они тесно сидят вокруг стола. Белая мраморная столешница, темная каменная нога. На столе две посеребренные пепельницы, настольная зажигалка в виде мраморного Аполлона, бутылка хереса с белым бумажным жабо на горлышке и другая наготове в плетеной корзинке, подставки для рюмок из китовой кости и семь хрустальных рюмок. Четыре женщины сидят на слегка изогнутом угловом диване, обтянутом желтым плюшем. Напротив них, на стульях, — три другие.

Люстра, висящая примерно в метре над столом, отбрасывает неверный свет на убранство и на присутствующих, на желто-зеленые стены под зеленым потолком, который от этого кажется еще более зеленым — можно сказать, бесконечно зеленым и далеким.

Картины в больших резных золоченых рамах, проданные как творения старых мастеров, продуманно развешаны на стенах. На окнах плюшевые шторы. У фасадной стены, почти возле окна, стоит рояль. Между окном и роялем торшер с выпуклым стеклянным абажуром. На фасадной стене ковер, подсвеченный с двух сторон. В углу белая статуя Афродиты. Ничего лишнего. Никаких пустот. Научно рассчитанная гостиная.

— А какого, собственно говоря, цвета ковер, милая Уна? — спрашивает женщина № 2.— Когда зажжена эта великолепная, так и хочется сказать, божественная люстра, цвет ковра не разглядишь. Откуда она у тебя?

— Ковер некрашеный, он только протравлен, милая моя номер два. Мне не нравятся ковры с узорами, — произносит Уна и для вящей убедительности вздергивает свой курносый нос. — А у тебя, кажется, ковер с узором, милая моя номер пять?

— Муж во что бы то ни стало хотел именно тот, что у нас, и никакой другой, — отвечает № 5.— Черт, пришлось уступить. А мне он не нравится. Ни капельки.

— Ни капельки не нравится, — говорит женщина № 1.

— Понимаю, — кивает № 2.— Однако, милая Уна, откуда у тебя эта люстра? Тебе задают сразу столько вопросов, что ты не успеваешь отвечать, а? Ха-ха-ха.

— Спроси Эрдлу, — отвечает Уна. — Это она мне купила.

— Надо же, — произносит № 2.— У тебя такой хороший вкус, Эрдла? Да? Ха-ха-ха.

— Конечно, хороший. Вот взгляни. — Эрдла показывает кружево на груди.

— Боже, какая красота! — восклицает № 2. — Поразительно красиво. Неужели сама сплела?

— Честно скажу, — отвечает Эрдла, — целый вечер на это ушел.

— Один вечер! Немного, — говорит женщина № 1.

— Девочки, ваше здоровье, — произносит Уна.

Еще шесть раз звучит «ваше здоровье».

— К нам в Город вроде бы приезжает новый библиотекарь, — сообщает женщина № 3.— Писатель.

— Вот как, номер три? — замечает Уна.

— Номер три, не хочешь закурить? — спрашивает Эрдла из магазина «Цветы и ювелирные изделия» и делает гримасу. — Курение продлевает жизнь.

— Эрдла, у тебя новое кольцо? Позволь-ка взглянуть. Потрясающе красивое, — говорит № 2.

— Скорее, оригинальное, — выражает свое мнение № 5.

— Пожалуй, — соглашается № 2. — Я вот только не припомню, чтобы мне встречалось такое оригинальное кольцо. Оно, верно, немало стоило, а? Или, может, ты кольца напрокат из магазина берешь? Ха-ха-ха.

— Да, оно мне дорого встало, — подтверждает Эрдла.

— Сколько же? — спрашивает женщина № 5.

— Отгадай-ка, милая номер пять, — отвечает обладательница кольца.

— Десять тысяч?

— Десять тысяч! Слыхали? Десять тысяч!

— Ну, вот это стоило десять тысяч, и муж счел, что это совсем немало. — Женщина № 5 демонстрирует гладкое золотое кольцо с красным камнем. — Он, по правде говоря, был в бешенстве.

— Сто тысяч? — высказывает предположение № 2.

— Сто восемьдесят три тысячи, — сообщает владелица, наклоняет голову набок, выставляет кольцо на свет, крутит его на пальце.

— Сто восемьдесят три тысячи, вот это да, — произносит № 1. — Не скажешь, что у нее денег нет.

— У меня всегда есть деньги, — заявляет Эрдла, краснея от радости и счастья. — И всегда будут. Выпьем за это.

Пьют за это.

— Говорят, его жена — дочь той четы, что несколько лет назад погибла такой ужасной смертью, — говорит № 3.— Отец ведь был братом Йоуи На Деревяшках? Так мне смутно помнится.

— Совершенно верно, — подтверждает Уна. — А что ты все молчишь, милая моя номер четыре? Что-нибудь не так?

— Жутко голова болит. У меня вечно так при этих делах, — невесело отвечает № 4.

— Выпей еще хереса, — советует Уна. — Вино снимает головную боль.

— Именно, снимает головную боль. Наверняка, — соглашается № 1 и спешит воспользоваться приобретенным знанием.

— Да я вижу, у тебя новый настенный ковер, — с интересом замечает женщина № 2. — Аусгердюр ткала? Великолепный. Настоящие, естественные цвета овечьей шерсти. А узор! Магические знаки, не так ли? Уж не увлеклась ли ты магией? Ха-ха-ха.

— Он из южноамериканской шерсти. Купила несколько лет назад в Каструпе[19]. Просто раньше не вешала. А называется он «Морозные узоры», — отвечает хозяйка. — Под стать времени года, вам не кажется?

— Вполне, — поддакивает № 2.

— Занятно, — произносит № 5.

— Да, под стать времени года, — поддерживает № 1. — Да, точно. Мне тоже так представляется.

— Вы что-нибудь об этом новом библиотекаре знаете? — спрашивает № 3.

— Еще хереса, милая номер четыре? — задает вопрос Уна.

— Пожалуй. Только капельку.

— Херес капельками не пьют, — говорит Уна, наполняя рюмку № 4. — Кому еще? Кто еще хочет хереса? Я потом найду еще кое-что для вас.

Пять женщин хотят еще столичного хереса.

— Пойду поставлю кофейник, — говорит Уна. — Я быстро. Пейте пока херес, не стесняйтесь.

И хозяйка дома встает — высокая, стройная, статная — и покидает комнату походкой, обладать которой хотели бы все женщины, но обучиться ей невозможно.

И словно прорвало шлюз.

Шесть голов вытягиваются над мраморным столом под хрустальной люстрой. Слышится шесть вариантов шепота.

— Как ты могла? Зачем ты все время заговаривала об этом новом библиотекаре? Здесь это абсолютно неуместно. Я просто не понимаю тебя.

— А что тут плохого? Разве к нам не приезжает новый библиотекарь? Я так слышала. А еще слышала, что жена его — племянница Йоуи На Деревяшках. И что новый библиотекарь написал книгу. Что же тут такого?

— Как, ты ничего не слыхала? Не знаешь, что он написал книжку кое о ком из нашего Города? Между прочим, и про Уну тоже. Говорят, написал, будто она «такая» — ну, ты понимаешь, о чем я, — и будто она встречается с одной из здешних дам каждый божий день, а порой и несколько раз на дню. Кое-кто утверждает, что с женой Сигги Страуса.

— Да что вы такое говорите? Этого я не слыхала. Надо же! Просто поразительно! Но какое бесстыдство! И ничего-то я не знала. Почему же вы мне не рассказали? Могли подать знак.

— Я думала, это любому известно. Все говорят. Я пыталась дать тебе знак. Потом решила, что вы как-то не поладили. Да, не поладили, раз ты все возвращалась к этой теме. И ты не заметила ее реакции? Она же, бедняжечка, все время переводила разговор на другое. Еще бы. Не дай бог влипнуть в такую историю.

— Что мне делать? Боже милостивый, что же мне делать? Она, наверное, считает, что я это неспроста. Попросить у нее прощения? Поговорить с ней наедине?

— Да что ты, милая, ни в коем случае. Только хуже сделаешь. Держись как ни в чем не бывало. Уладится. Не девочка она, Уна наша. Не девочка. Да и незлопамятна.

— Да, незлопамятна, ты права. Ой, как нехорошо.

— Не убивайся. Уладится. Нельзя ведь все знать. Я, к примеру, узнала про это только сегодня. А? Ха-ха-ха. Там много всего. Другой вопрос — правда ли это? Например, что наш скопец божий, когда уезжает куда, водит к себе шлюх. Не зря говорят в народе: коли скверно, значит, верно. А по вечерам он будто бы читает порнографические журналы и водку хлещет. А что девица, если разобраться, и не девица вовсе. Известно, что она не только со Страусом одним спала. Фантастика, не правда ли?

— А вот это, насчет Уны? Неужели правда? Взгляд у нее какой-то странный! А походка! Ни у кого такой нет. Нет, не может быть. Нет, нет, не говори!

— Как по-вашему, верно это? Вот бы выяснить! Ненароком. Или хоть увидеть.

— Да ну тебя. Совсем спятила. Да-да, спятила.

— Правда ли это? Не знаю, так говорят. Муж утверждает, что быть этого не может. Будь это правда, Сигюрдюр позаботился бы, чтоб книжка не вышла. А как бы он смог помешать? Он ведь не господь бог, наш Страус. А? Ха-ха-ха. По-моему, Сигюрдюр выпутается, он привычный. Да, он к такому привычный, наш Сигюрдюр.

— А вам действительно не хотелось бы взглянуть хотя бы разок…

— Прошу, девочки, кофе подан.

Шесть женщин гуськом переходят из гостиной в столовую. Раскрасневшиеся — разумеется, от хереса, — улыбающиеся, они ободряюще кивают хозяйке.

— Садитесь, пожалуйста. Ты не сядешь здесь, с этого конца, милая моя номер четыре? Мне будет тогда лучше видно, как ты себя чувствуешь.

— И проследи, чтобы она фигуру сохранила, — говорит № 2. — То, что еще сохранилось. А? Ха-ха-ха.

— Ой! — вскрикивает Эрдла, оглядывая накрытый стол. — Скажу, как та баба из сказки: хотелось бы проснуться, снова уснуть и наесться[20].

— Да тут только меренги! — отвечает женщина № 5.

— Именно, меренги, — вступает в разговор № 1. — Они самые и ничто другое.

— В жизни не видала такого красивого кофейного стола, — говорит № 3. — Уна, дорогая, ты просто гений.

— Спасибо тебе, милая моя номер три. Прошу вас, угощайтесь. Пожалуйста, отведай вот этого, милая номер три. Древнеримский рецепт. Привезла его с Крита в позапрошлом году. Ну, пожалуйста. Не отрежешь ли себе кусок меренгового торта, милая моя номер один? Ты ведь так любишь меренги.