Глас бесптичья

Пьер раскрыл рот, чтобы возразить, но Адел перебил его и махнул рукой.

— Ты мне надоел, — сказал он. — Замолчи и больше не лезь. Ничего не хочу слышать. Ты же должен понимать хоть что-то…

***

На этом попытки юноши наладить контакт прекратились. Тому способствовал гневливый нрав Фриншлайта, ненависть, звучавшая в каждом слове, и тот факт, что Пьеру вскоре стало не до скуки и не до соседа. Каждый день он виделся с Алисией и постепенно, сам того не осознавая, позволял чувствам точить своё молодое сердце. Её взгляд, улыбка, движения, голос — всё это, словно стрелы, казалось, были направлены в одну цель и успешно её достигали. Молодой человек влюбился, и осознание этого стало для него одновременно и счастьем, и проклятьем, ведь до нынешнего момента юноша никого по-настоящему не любил. Теперь же он отчётливо понял, игры кончились, и в случае чего, потеря Алисии станет для него нестерпимой.

«Неужели нужно было мотаться так долго, чтобы однажды встретить её и захотеть остановиться? — думал парень. — А как же моя перелётная натура? Она успокоится или даст о себе знать позже? Что если она явится, и всё пойдёт прахом… Нет, от Алисии я не отступлюсь. Сломаю себя, но не отступлюсь!»

Но признаться в своих чувствах он не торопился. Юноша выяснил у одного из пациентов, пожилого мужчины со сломанной ногой, что Алисия не замужем, не обручена и вообще не имеет никого на примете. Это придало парню уверенности, и он решил молчать, до тех пор пока не удостоверится наверняка, что сиюминутный порыв не заставит его сбежать, как то было с Миленой. Потому он терпел, но не лишал себя возможности показывать свою преданность избранной девушке. Юноша улыбался ей, говорил вежливо, тщательнейшим образом подбирая слова, придерживал двери, пропускал вперёд и не слишком успешно в силу своей травмы помогал ей. Он гадал, видит ли и понимает ли она его поступки, догадывается ли, какая цель скрыта за ними.

«Она умна, так что, скорее всего, она всё поняла, — убеждал себя парень, лёжа по ночам без сна. — Как только придёт время, я всё скажу ей, но пока я не могу быть в себе уверен».

Через пару дней заговорил Фриншлайт. Вечером, когда Пьер вернулся из столовой и собирался перед сном пролистать журнал, один из многих, которыми снабжали войска, Адел встал с кровати и подошёл к парню. Юноша пристально посмотрел на него, припоминая, не потревожил ли он чем-то соседа. Но тот хоть и был собран, но далеко не разгневан. Сев на стул, стоявший у окна, Фриншлайт взглянул на улицу за стеклом и сказал:

— Послушай, я бы хотел попросить у тебя прощение. Я не должен был так вести себя. Был не прав, признаю.

Пьер встал. Он не знал, что ответить.

— Ну, так что? Ты до сих пор злишься? — с едва различимым напряжением, видимо, из последних сил сдерживаемым, проговорил Адел. Он по-прежнему смотрел в окно, желая казаться спокойным и незаинтересованным, но скулы, сведённые напряжением, выдавали его истинное настроение. Пьер вздохнул и покачал головой.

— Нет. Ничего страшного. Я не держу на вас зла.

— Это радует.

Голос Фриншлайта был холоден, будто мужчину совершенно не волновал нынешний разговор, будто он затеял его лишь ради развлечения.

«Но почему, он так напряжён? — про себя подумал Пьер. — Ему что-то нужно…»

— Ладно, хорошо, что всё так закончилось, — весело сказал юноша и собирался снова погрузиться в журнал, как вдруг Адел, оглядевшись, спросил:

— Скажи, ты знаешь, где здесь запасной выход?

«Вон оно», — сам себе сказал юноша и недоуменно пожал плечами, рассудив, что в таком деле он не помощник. Фриншлайт нахмурился, одна из его бровей была скрыта повязкой, но и она сдвинулась вниз; взгляд единственного глаза наполнился холодной строгостью.

— Не лги, — грозно проговорил Адел и шагнул к Пьеру. Тот отшатнулся и поднял здоровую руку, готовясь защищаться. Но мужчина не думал нападать. Он понимал, что своего он может добиться лишь уговорами или угрозами, но не физическим насилием.

— Зачем вам… Тебе? — жалким голосом спросил юноша. — Ты хочешь сбежать? Если так, то проблемы будут и у меня.

— А, так ты боишься! — едва удержавшись от крика, воскликнул мужчина. — Трус и ничего больше! Неужели так?

«Как же тебе объяснить, что не в моих интересах бросать тень на и без того неидеальную репутацию. Если Алисия узнает об этом, она никогда не станет моей», — ощутив холод, скользнувший где-то в груди, подумал парень.

— Да, я боюсь, — ответил он, надеясь, что это признание успокоит соседа, но тот разошёлся ещё больше.

— А я не боюсь! Видишь это? — он пальцем указал на повязку. — Это сделали со мной несколько дней назад. Думаешь, мне легко? Так вот, если не хочешь, чтобы я сделал с тобой то же самое, говори!

Пьер побелел.

— Ты хочешь отомстить?

— В том-то и дело! — сквозь зубы процедил Адел. — Им показалось, что это забавно. Им показалось, что они имеют право калечить меня!

В его единственном глазу сверкнул гневный огонёк, и парень понял, что терять этому человеку нечего. Слишком горд он был, слишком высоко себя чтил, а потому не мог стерпеть обиды, нанесённой ему.

— В конце коридора есть дверь, — нехотя ответил юноша. — Подожди, пока смотрящая за этажом уснёт и иди. Ключ возьмёшь у неё. Проверишь каждый в связке, я не знаю, какой именно нужен. Ночью в палаты не заглядывают, поэтому до утра тебя не хватятся. Кстати…

— Что? — Адел скрестил руки на груди. — Чего замолчал?

— Почему ты не можешь вылезти через окно? Здесь невысоко, — сказал Пьер и тотчас пожалел об этом. Лицо Фриншлайта и без того бледное, стало совсем меловым. Он покачал головой и злобно усмехнулся.

— Попробуй с моей раной.

— Прости… И, пожалуйста, если тебя увидят, не говори, что я помог. Очень прошу…

— Буду молчать. Можешь не сомневаться. Ну, всё, я пошёл, — Адел махнул рукой, наскоро оделся и вышел из комнаты. Дверь за ним бесшумно закрылась, и Пьер остался один. Сон как рукой сняло.

***

На следующее утро Адел вернулся в палату слабый и уставший. Едва держась на ногах, офицер подошёл к своей кровати и рухнул на неё, не раздеваясь. Халат, ещё вчера бывший белым, теперь стал серым от налипших на него земли, песка и травы. Пьер, только задремавший и теперь разбуженный появлением Фриншлайта, поднялся с постели и подошёл к соседу. Тот выглядел неважно, но отчего-то на его бледном лице играла улыбка.

— Что случилось? Тебя заметили? — взволнованно спросил юноша, но Адел не ответил и закрыл глаза. Сон одолевал его после трудной ночи, и противиться ему было бессмысленно.

«Если сюда войдут, мы пропали», — мелькнуло в сознании парня, и он торопливо накинул на Адела белое покрывало.

— Ключи где? — склонившись над полусонным мужчиной, спросил юноша. Адел что-то неразборчиво пробормотал, и Пьеру пришлось толкнуть его.

— Ну чего тебе?! — раздался возмущённый голос.

— Ключи, — как можно спокойнее повторил парень, и Адел, едва ворочая языком, сказал:

— Да там они, у старушки. Я вчера сразу их на место положил.

— То есть, дверь открыта?

— Да…

Пьер побледнел, огляделся, будто испугавшись, что их подслушивают, но от Фриншлайта отстал.

«Ладно, — подумал он, — раз здесь его никто не заметил, значит, пока что я в безопасности. Мало ли отчего дверь открылась, может, замок сломался… Интересно, что с ним случилось, что он такой довольный явился. Да ещё с синяками… Не иначе, отомстил, как и задумывал».

Но спросить об этом парень смог только вечером. До этого момента в палату пару раз заходил врач, осматривал Пьера, но к Аделу не подходил.

— Хорошо, что он спит так долго. Он пострадал, и ему нужен отдых. Постарайтесь его не беспокоить. Я ещё раз зайду и сделаю ему перевязку. Надеюсь, к тому моменту он проснётся, — усмехнувшись, сказал мужчина в белом халате и вышел. Русоволосый юноша с облегчением выдохнул. Ему стоило большого труда не показывать страх, кроме того, он боялся, что врач заметит грязные следы на полу, оставленные Аделом, но тому, кажется, было всё равно.

— Остаётся только ждать, — прошептал Пьер. Он посмотрел на Фриншлайта и в злобе прикусил губу.

«Если бы не ты…» — мелькнуло в сознании юноши, но мысль оборвалась, и порыв ненависти прошёл. Парень в задумчивости заходил по палате и, сам того не заметив, растащил пыль по разным концам комнаты.

«Раз так, остаётся действовать на опережение. Судя по всему, он убегал в поселение, где квартируются части нашего полка. Если ему удалось сделать задуманное, значит, скоро жди беды. Пока этого не случилось, нужно поговорить с Алисией. Да!» — решив так, юноша подошёл к умывальнику, сполоснул лицо холодной водой и, сделав глубокий вдох, кивнул своему отражению в настенном зеркале. Покинув палату, парень пошёл по направлению к северному крылу, рассчитывая по дороге встретить девушку и объясниться с ней. Однако, миновав коридор, Пьер никого не увидел, а потому, оказавшись перед лестницей, решил подняться на третий этаж. Он зашагал по серым ступеням и вдруг на лестничной площадке, залитой светом, проникающим сквозь широкое окно, он столкнулся с Винтехальт. Девушка хотела идти дальше, но парень загородил проход. Врач удивлённо посмотрела на Пьера.

— Пропустите, — попросила она, и сердце юноши оборвалось.

«Она говорит со мной, словно с посторонним…»

— Извините, — сказал он, и краска залила его лицо и уши, — я хотел поговорить с вами. Это очень важно…

Голос Пьера был жалок и столь трогателен, что врач была вынуждена кивнуть в знак согласия.

— Вы себя хорошо чувствуете? — по привычке спросила она.

— Нет… Или да, — неуверенно отозвался парень. — По правде говоря, я сам не знаю, хорошо мне или плохо. Явно непривычно.

— Рука? — поинтересовалась Винтехальт, и Пьер покраснел ещё больше.

«Да она смеётся надо мной! — подумал он, не спуская глаз с Алисии. — Или, может быть, мне кажется…»

— Н-нет, скорее, сердце…

— Это серьёзно. Вам помочь вернуться в палату? — ласково предложила девушка, и парень, и без того настропаленный, не выдержал. Он посмотрел на собеседницу с такой болью, что Винтехальт отступила, и улыбка исчезла с её лица. Пьер, заметив, что выманил на разговор настоящую Алисию, проговорил:

— Вы ведь всё понимаете.

— Нет, не понимаю.

— Я люблю вас! — выпалил юноша и покраснел ещё сильнее. — Разве это так сложно, разве я не достаточно хорошо намекал? Ведь вы… Ты умна и, конечно же, всё видела. Ну же, ответь. Я влюбился в тебя сразу, как только встретил, и…

— Хватит, — перебила Винтехальт, злобно блеснув глазами. — Теперь всё ясно. Я до последнего убеждала себя, что мне кажется, но, как видно, зря. Мне абсолютно всё равно, любите вы меня или нет. Одно знаю точно, вы мне безразличны. Конечно, я прощаю вас, ведь вы солдат и наверняка считаете, что жизнь — это приключение, в котором обязательно должны быть любовь, риск, чувства и прочее. Однако, это не так. Насколько мне известно, не один из полков нашей армии пока что не участвовал в настоящем бою, и это значит, что вы ещё ничего не знаете о войне.

— Причём здесь это? Я говорю не о войне, а о чувствах.

— А я говорю о вашей наивности. Я видела людей, прошедших сквозь жернова войны. И от одного вида этих искалеченных тел, мне хочется умереть. Я ухаживала за ветеранами авеклитской войны пять лет, и после этого во мне не осталось сил любить. Я могу улыбаться, я могу быть милой и нежной, но это не значит, что я люблю своих пациентов. Носить маску искренности и быть искренней — не одно и то же. Всё это я сказала к тому, что вы ещё ребёнок, склонный к фантазиям. У нас не может быть будущего. Более того, у меня ни с кем не может его быть, а потому забудьте о своей глупой привязанности и идите, куда шли.