Глас бесптичья

ⅩⅥ

Грузовик, чей кузов был скрыт грязным тёмно-зелёным тентом, в сопровождении десяти подобных машин ехал, подпрыгивая на кривой выщербленной дороге. Шёл слабый дождь, и редкие мёртвые деревья, чернели там и тут. Серые безжизненные холмы вздымались у горизонта, и Максим Раапхорст, глядя на это, испытывал чувство, отдалённо напоминающее грусть. Он сидел рядом с солдатами сопротивления, но не слышал, о чём они говорили. Мужчина не мог выкинуть из головы случившееся не так давно.

«Кто же этот осведомитель, о котором говорил связной? Они доверяют неизвестно кому, и считают мою осторожность странной. Неужели, по их мнению, я должен верить тому, кого даже не видел?» — размышлял Максим и отвлекался от своих мыслей, лишь когда грузовик подпрыгивал на колдобинах слишком сильно. Мужчина тотчас брался рукой за металлический каркас кузова, боясь рухнуть на пол, где сидели те, для кого не нашлось места на лавках.

— Вот оно, — неожиданно сказал кто-то и ткнул пальцем в пространство. Максим посмотрел в указанном направлении и похолодел. Подойдя к краю кузова, он высунул наружу голову и так остался стоять, не в силах оторваться от зрелища, открывшегося ему. Во взгляде мужчины мелькнула тревога, причиной которой стало громадное здание, расположившееся в нескольких километрах от дороги, по которой ехал грузовик. До строения оставалось ещё так много, но оно уже было хорошо видно, и эовин понял: оно невероятно большое. Его фасад имел грязный тёмно-оранжевый оттенок, и центральная башня, обшитая ржавым железом, возвышалась на многие метры над основным заводским ангаром. Он был гораздо ниже, но составлял большую часть здания, по сути, являясь его основой.

— Мы туда едем? — спросил Максим. В ответ раздался смех, и мужчина понял, что был прав.

«Даже подумать страшно, что там кроется», — подумал Раапхорст и сел на место. Он надеялся, что до страшного здания они доберутся ещё не скоро.

***

В палате было светло и тепло. Белые занавески свисали по обе стороны чистого окна, и солнечный свет ярким параллелограммом падал на гладкий, выкрашенный оранжевой краской, пол. Пахло спиртом и чем-то сладким, приятным. На тумбочках у каждой из четырёх кроватей лежало свежевыстиранное бельё; в коридоре, за белой дверью, слышались шаги и чьи-то голоса, впрочем, ничуть не нарушавшие приятную обстановку этого места. Пьер лежал в постели с загипсованной рукой и поглядывал по сторонам, ни о чём не заботясь. Иногда он что-то насвистывал, и даже ранение в руку, полученное на одном из плановых занятий по стрельбе, не мешало ему радоваться жизни. Юноша не унывал и был в прекрасном расположении духа. Того же нельзя было сказать о его соседе с перебинтованным лицом. Обычно он лежал, отвернувшись к стене, и не произносил ни слова, словно забыл, как говорить.

«Надо же, — думал Пьер, глядя на могучую спину, иногда вздрагивающую под одеялом, — тогда перед полковником он был живее. Что же с ним случилось?»

Но спросить об этом не представлялось возможности. Сосед почти не вставал, а если ему приходилось подняться с постели, он тотчас спешил покинуть палату, боясь даже взглянуть на Пьера. Такое поведение, конечно, показалось юноше странным, но после коротких раздумий, он решил не вмешиваться, а потому сейчас, дожидаясь обеда, ни о чём не волновался. Лишь единожды юноша задумался и даже помрачнел, вспомнив, как их заставили смотреть на падение Этрина.

«Город сгорел за секунды», — мелькнуло в сознании Пьера, и он поспешил отогнать эти мысли. Он заставил себя улыбнуться и постепенно вернул то состояние, в котором пребывал последние несколько часов.

— В конце концов, я должен был знать, что на войне без гибели никуда. Такое уж это дело, — шёпотом произнёс парень. — Всё могло сложиться гораздо хуже. Без монстров, которыми руководил Граус, я и многие солдаты могли и вовсе умереть…»

Сказав последние слова, парень усмехнулся и вновь посмотрел на спину молчаливого соседа. Тот по-прежнему лежал лицом к стене и, кажется, спал. Тут в коридоре зазвенел колокольчик, и Пьер радостно хлопнул здоровой рукой по бедру. Он понял: всех созывали на обед. Парень встал, и собирался было выйти из палаты, как вдруг остановился, отчего-то вспомнив о соседе. Немного покашляв, Пьер сказал:

— Вы идёте? Обед.

Ответа не последовало. Юноша пожал плечами и вышел в коридор.

«Какое мне дело…» — решил Пьер и торопливо зашагал по направлению к столовой вместе с остальными немногими пациентами.

Несмотря на то, что война уже началась, раненых было крайне мало. Основные боевые действия планировались на более поздний срок, а потому сейчас в госпитале, расположенном в одном из захваченных поселений, находились в большинстве своём такие же неудачники, как Пьер, получившие ранения в ходе обучения стрельбе или споткнувшиеся на ровном месте и заработавшие перелом.

Юноша бодро ступал по гладкому полу и оглядывался по сторонам, словно рассчитывая, увидеть нечто, что точно ему понравится и упрочит и без того прекрасное настроение. Впереди мелькнул светлый прямоугольник окна, и юноша решил подойти и посмотреть на внешний мир. Приблизившись к подоконнику, парень опёрся на него здоровой рукой и слегка наклонился, желая разглядеть, сквозь стекло, нечто у горизонта. Желтели берёзы, листья покрывали землю, и сквозь них кое-где до сих пор проступала зелёная трава, казавшаяся, живой и свежей. Погода выдалась на редкость ясная, а потому Пьер жадно всматривался в каждую деталь, открывшегося перед ним пейзажа. Солнце ярко освещало землю, истосковавшуюся по эфемерному теплу, в небе неспешно плыли облака, и иногда где-то кричали птицы.

Насмотревшись, юноша собирался было пойти дальше, как вдруг к нему подошла девушка в белом халате и красным крестом, повязанным на левую руку.

— Вам плохо? Почему на обед не идёте? — строго спросила она, взглянув на парня. Тот, облачённый в больничный халат, пожал плечами и совершенно растерялся.

«Какая бойкая, — подумал он и мысленно сравнил её с Миленой. — Нет, та была овечка, а эта — львица!»

— Молчите? — продолжала врач. — Ну же, скажите хоть что-то! Я ведь не ругаю вас. Как вы себя сейчас чувствуете?

— Прекрасно, — сдуру ответил Пьер, во все глаза глядя на собеседницу. Девушка, действительно была красива, впрочем, не более того: стройная фигура, светлые волосы, невысокая, чистая и строгая. Что-то в этом сочетании зацепило юношу, и потому сейчас он вёл себя, словно лишился ума.

— Правда? — девушка улыбнулась. — Так пойдёмте в столовую. Вы же не хотите, чтобы вас ждали?

Юноша помотал головой и, будто в полусне, пошёл за врачом. Она двигалась быстро, и парню показалось, что в ней чертовски много силы, несмотря на довольно хрупкую фигуру.

— Как ваше имя? — обернувшись, спросила девушка.

— Пьер. Пьер Врей, — ответил юноша, отчего-то подумав, что он похож в этот момент на ребёнка, стеснительного и слабого. — Я рядовой… — поспешно добавил он, решив, что это важно. — Здесь с простреленной рукой.

Врач кивнула. Через минуту она оставила Пьера у столовой и пошла прочь, на прощание сказав:

— Приятно было познакомиться. Будьте осторожны, огнестрельное ранение — вещь неприятная. Выздоравливайте.

— Подождите, — набравшись смелости, неожиданно выпалил парень. — Как ваше имя?

— Алисия Винтехальт, — девушка не обернулась, даже не остановилась, лишь слегка замедлилась.

Юноша кивнул. Он стоял у дверного проёма, перед ним проходили какие-то люди, но Пьер не видел их, погружённый в прелестные фантазии, где он и Алисия шли, держась за руки. Девушка очаровала солдата, и через пару минут он понял, что чувствует себя ещё лучше, чем пару часов назад. Теперь приятное томление и прекрасное настроение переросли в некое чувство, тем не менее, назвать которое любовью, юноша пока не дерзнул.

«Нужно встретиться с ней вновь, и тогда всё станет понятно», — подумал он и на негнущихся ногах вошёл в столовую.

***

Вернувшись в палату, Пьер застал соседа в точно таком же положении, в каком оставил его перед обедом. Мужчина с перевязанным лицом, лежал на правом боку, укрытый одеялом, и мерно дышал.

— Эй, — набравшись решимости, позвал парень, — вы в порядке? Обед уже прошёл, но если пойдёте сейчас, может быть, ещё успеете что-нибудь съесть.

Голос юноши был чист и притворно весел, однако Пьер испытывал нечто вроде волнения. Он помнил своего соседа, помнил, как он не побоялся заговорить с полковником, как один посмел подать голос, не взирая ни на разницу в званиях, ни на присутствие Инстерниса. Сейчас же тот смельчак превратился в безмолвного пациента, не желающего ни говорить, ни есть.

Слова Пьера остались без ответа, но парень был почти уверен, что его слышат. Дело в том, что после сказанного, дыхание мужчины с перевязанным лицом стало тише, и Пьер догадался, что тот хочет выглядеть спящим.

«Это не моё дело, но…» — юноша переступил с ноги на ногу и вздохнул, ощутив прилив любопытства.

«Здесь будет слишком скучно, если я всё так оставлю. Стоит наладить отношения с этим молчуном. Может быть, он разговорится, и мы хоть в карты сыграем», — решил Пьер. Он сжал кулаки, сделал два шага по направлению к занятой кровати, дыхание лежавшего мужчины стало совсем тихим, и, достигнув цели, парень дотронулся рукой до его плеча.

— С вами всё в по…

— Пошёл вон! — подскочив так, что ножки кровати страшно грохнули по полу, взревел сосед.

Пьер в ужасе отшатнулся, едва не упав на больную руку. Сердце его бешено заколотилось, и юноша не смог ничего сказать. Он безотрывно смотрел на лицо мужчины, повернувшегося к нему. Бинты скрывали правый глаз, и в центре повязки краснела алая капля — сгусток крови.

«Он лишился глаза», — догадался юноша и, придя в себя, встал и отошёл к своей кровати. Его сосед по-прежнему смотрел на него единственным глазом, и в этом взгляде читались презрение и ненависть.

— Извините, — прошептал Пьер.

— Что мне твои извинения? — твёрдым голосом отозвался мужчина. — Вот всегда так! Хочешь побыть один, подумать… Но нет! Подселят такого, как ты! Любопытное ничтожество! Лучше бы меня тогда насмерть избили…

Пьер молча слушал. От этих слов в его душе всколыхнулись гордость и обида, однако, юноша понял, что действительно виноват.

— Я не хотел, — после минуты молчания сказал он.

— Нет, хотел! — ответил мужчина. — Видишь же, что ни говорить, ни есть не хочу. Думаешь, это от вредности?

Пьер покраснел.

— Нет, что вы, просто….

— Что? Ну же, говори, и смотри мне в глаза… Иначе, это неприлично!

Юноша удивлённо воззрился на перебинтованное лицо Адела Фриншлайта, и понял, что даже с одним глазом, этот мужчина вызывает в нём неподдельное восхищение.

— Я сказал «смотри», а не «пялься». Есть разница, не находишь? Ну же, что тебе надо? Только не говори, что волнуешься о ком-то, кроме себя. Не поверю.

Парень замешкался. Он захотел было признаться и сказать, что ему всего лишь стало скучно, но догадался, что эти слова вызовут неминуемый гнев.

— Отчего же, не поверите? — как можно спокойнее спросил он. Его сосед покачал головой.

— Никого не волнует чужая судьба. Ни тебя, ни меня, ни кого бы то ни было вообще.