Эмили. Отчаянная

Глава 29

«…но морозы грядут недобрые, всё вокруг — темнота и мгла. ты сама у себя под ребрами поместила кусок стекла. вот ходи теперь и выклянчивай у небес хоть чуть-чуть огня, чтоб любовь не была обманчивой, а была тебе как броня». Вербицкая Евгения

Сессия была успешно сдана, обыденный ритм жизни восстановлен. Эмили вздохнула с облегчением и занялась прежними мелочами вне рабочих дней. А вечером и ночью ее почти бессменно ждала близость с Марселем. И по-прежнему он будто закрывался от нее, когда девушка пыталась заговорить о том, что ее интересовало — то есть, о нем. Этот мужчина был нежен, учтив, заботился о ее удовольствии, но не позволял заглянуть в душу. Иногда она отчетливо ощущала холод, сквозивший между ними. Когда они соприкасались, разгоралось неистовое пламя, но в остальное время Марсель сохранял какую-то дистанцию.

О, как же ее это задевало! Да, сама напросилась на такой формат, но все же рассчитывала на толику откровенности и доверия. А вместо этого ее никак не отпускало чувство безысходности и некого тупика. Потому что никто не собирался с ней сюсюкаться и потакать «капризам». Возможно, в его глазах это было излишним любопытством, но для Эмили — жизненной необходимостью. Она была безмерно жадной до всего, что касается любимого. Наслаждалась проведенными вместе минутами, короткими разговорами, непринужденными шутками. Ровно до той секунды, как пыталась ступить на скользкие темы из прошлого. Марсель не любил говорить о себе. А ей это так нужно…чтобы сохранить эмоции, информацию, впитать всё в себя и превратить в воспоминания, когда настанет момент расставания. Но об этом лучше не думать. Слишком больно.

Естественно, девушка отдавала отчет тому, какой хаос творится в ее жизни. И тот факт, что является его дирижером, тоже признавала. Опять же, в теории легко рассуждать обо всем — утверждать, что всё в голове, надо работать над собой и так далее. На практике же — ты беспомощный зверек. Именно таковой она себя и ощущала при встрече с отцом. Ненавидела за поступок, совершенный десятки лет назад, не могла до конца поверить, что он на такое способен. Постоянно думала об этом. Может, лучше бы её и не было? Зачем это существование, если разрушено столько судеб? Мама, которой пришлось переступить через себя, свою гордость, и принять чужого ребенка. Биологическая мать, которая, оказывается, страдала из-за отнятого дитя, придя в конце к неизлечимой болезни. Сергей, оставшийся без единственного родителя, без крова, средств. А ведь он так молод!

Так вот, зачем это все?! Ради минутных удовольствий? От этой мысли Эмили стабильно тошнило. И порочный круг вопросов без ответов замыкался, стоило только буйной фантазии представить, как…это происходило.

Куда податься? К какому причалу? Где поймут ее печаль? Оценят масштаб трагедии, который произошел внутри? Не махнут рукой и не заявят, что она утрирует, потому что в итоге-то выросла в благополучной семье и в любви. А как быть со жгучей пропастью разочарования и стойкого чувства, что ее идеалы и веру в порядочность бессовестно предали? Предал человек, являвшийся эталоном. И как после такого опираться на прежние ориентиры? Получается, он вкладывал в дочерей «непоколебимые» понятия, а сам нарушал их. И грош цена такой нравственности.

Эмили выбрала другой путь. Быть честной с самой собой и жить по совести. Даже если это в глазах общественности приведет к осуждению. Ее тайная связь с Марселем вызвала бы тихий ужас у всех родных, и она прекрасно знала, что это удар по репутации семьи. Каково же лицемерие, правда? Несмотря на тайну, что они столько лет хранят, ее тягу к любимому человеку заклеймят без малейшей запинки. И вот это-то и отрезвляло.

Но дело было не только в этом.

Делиться своим миром, где их только двое, ни с кем не хотелось.

Абсолютно.

Тина, знавшая все вплоть до прошедшего Рождества, постоянно задавала вопросы, говорила, что Эмили расцвела, выглядит чуть иначе. Но девушка отмахивалась. Стойкая потребность сохранить этот хрупкий момент своей жизни не давала ей свободы действии в общении на эту тему. Одна часть — пела и желала крикнуть всему земному шару «Смотри, он — мой!», другая — требовала тишины, в которой разбавляла это счастье нотками горечи. Вот уже месяц… Противоположные по спектру чувства сплетались в ней замысловатыми узорами, и это было естественно и неизбежно. Говорят, если любишь, всегда немного больно. Но ей было очень даже не «немного»…