Эмили. Отчаянная

Глава 35

«Человеческий ум подвержен одному глубинному изъяну: чтобы он осознал ценность чего-либо, его надо этого лишить». Амели Нотомб

Эмили была раздражена церемонным прерыванием сна. Марселю пришлось теребить ее плечо очень долго. Сквозь туман в сознании, она все же подумала, почему не поцелуем-то?.. И недовольно промычала:

— М-м?..

— Эмили, просыпайся. Ваграм звонил.

Отчего у него такой странный голос?

— И что ему от тебя надо в такую рань? Мы же только легли! — смогла сделать над собой усилие и выдать целое предложение.

— Не от меня. От тебя.

Девушка ничего не понимала. Зять, конечно, близкий ей человек, но утренние звонки по этикету — не формат их отношений.

Похоже, придется всерьез включить мыслительную деятельность.

Эмили приподнялась и несколько раз прошлась ладонями по лицу. Тело ныло, ему требовался отдых после такого марафона. Но раз на то пошло…

— Я сейчас позвоню…

— Не надо.

Она замерла, холодок прошелся по позвоночнику вниз, затем обратно к самому основанию шеи. Что-то не так. Напряжение слишком явное.

Осторожно повернув к нему голову, девушка окинула Марселя настороженным взглядом. Заметила свой телефон на его коленях и задохнулась от очевидной догадки:

— Ты…ответил…с моего?..

Мужчина молчал. Все и так предельно ясно. Застонать в голос ей не дало стойкое чувство, что плохие новости не закончились.

— Это сейчас не так важно. Твоя сестра… Эмили… Сын Иветы скончался.

Первая дурацкая мысль — теперь понятно, зачем она понадобилась Ваграму, тот не стал бы тревожить по пустякам. Вторая — закон подлости великолепен в своем постоянстве, ведь Марсель абсолютно точно принял вызов ненамеренно. И только третья — Господи, Артемки больше нет…

Через час они уже подъезжали к жилому комплексу, в котором находилась квартира Давида и Иветы. Всю дорогу девушка не проронила ни слова. Марсель тоже не спешил нарушать тишину.

Всё запуталось. Одно событие наложилось на другое, будто ты упал, и острые осколки одновременно впились в несколько мест, и не знаешь, какой извлечь первым…

Когда машина остановилась во дворе, и Эмили заметила мужские фигуры у подъезда, в числе которых стоял и Ваграм, неосознанно выдала:

— Не говори с ним о нас, пожалуйста. Я сама объясню. Не хватало еще, чтобы из-за меня вы поссорились…

Он посмотрел на нее так выразительно… Девушка съежилась. Ну, конечно, дурочка, куда ты лезешь в их отношения…

— Иди, Эмили. Ты сейчас сестре нужнее.

Ой, ли? Разве ей что-либо нужно? Разве в такой ситуации есть внешние факторы, способные утешить?

— Я просто хочу донести до тебя, что не позволю взять на себя всю ответственность. И за свои поступки буду отвечать сама.

— Как и я, Эмили. Иди.

Реакции были притуплены ввиду пережитого эмоционального апокалипсиса. Снег превращал всё в фантасмагорию. Белый фон и темные силуэты. Она шла медленно, не зная, как поведет себя, когда взглянет в глаза зятя. Это катастрофически абсурдно. Иметь тайные отношения два месяца и уже перед расставанием быть пойманными…

Ваграм, заметив ее, отделяется от небольшой толпы и направляется навстречу. Это вдруг приносит облегчение. Боже, это же Ваграм! Ее любимый, порядочный, понимающий старший брат!

Он распахивает объятия. Эмили тут же ныряет в них. И вот это соприкосновение с кем-то из семьи внезапно парализует, окончательно расставив приоритеты. Произошла трагедия! Ребенка нет. Пусть и больного ребенка. Но это живое существо… Ее кровь, часть ее жизни. Первый младенец, которого она обожала, брала на руки, умилялась… Артем умер.

Девушка сотряслась всем телом. Истерика, сдерживаемая больше часа, достигла своей точки кипения и вылилась наружу потоком соленой жидкости. Она знала, здесь поймут. Мужчина гладил ее по голове и прижимал к себе крепче. Эмили была ему благодарна за возможность выплеснуть эту боль. Потому что, когда поднимется наверх, будет обязана держаться и быть опорой сестре. У нее просто нет права проявлять слабость при ней.

Когда дрожь немного утихла, она подняла заплаканные глаза и скорбно вымолвила:

— Пожалуйста, не надо. Не сейчас. И это мой выбор.

Ваграм ее понял. В принципе, двойных смыслов у этой фразы быть не могло. Мужественное лицо выдавало напряжение, взгляд — цепкий, пристальный, анализирующий. Он наклонился и поцеловал девушку в лоб.

— Ты повзрослела, Эмили. Признаю. Но не настолько…

Хотела сначала возразить, но вовремя прикусила язык. Всё потом.

Артема нет.

Закрепляя стремление закончить разговор, Ваграм протянул ей бумажные салфетки. Механически взяв одну, она вернула пачку и вытерла лицо. И не понимала, что испытывает по поводу явного намерения зятя по-мужски разобраться с Марселем…

И страх, расползающийся по венам, совсем не о нем. Скорее, о себе. Потому что младший Бавеянц справится, в этом нет сомнений. А вот младшая Тер-Грикурова — нет. И если станет камнем преткновения в этой крепкой дружбе, ну никак себе не простит. Кажется, приблизившаяся вплотную лавина обещает нехило потрепать и свалить с ног…

Боже.

Эмили разрывалась.

И нетвердым шагом двинулась ко входу. В квартире было достаточно людей: мама, папа, Лали, Давид, его родители, еще пара человек, коих она смутно помнила. Буквально сразу мужская половина собрания покинула женщин, отправившись на регулирование всех вопросов и процессов.

Девушка примостилась на краю дивана, словно беспризорный котенок, не зная, что еще можно сделать. К ее удивлению, Ивета была относительно спокойна. Сидела в кресле, вперив бессодержательный взгляд в стену, пока мама тихонько плакала рядом, а старшая сестра держала среднюю за руку, сосредоточенно вглядываясь в ту, будто готовая мгновенно отреагировать на любое изменение в самочувствии.

И вот эти стеклянные глаза… Жуткие, пугающие… Матери, у которой отняли единственное дитя…

Эмили впала в какую-то прострацию. Вот сейчас, именно в данную секунду, исчезло всё. Только самая суть бытия незримым лучом рассекала пространство на две составляющие. Жизнь и смерть. Неразлучная крепкая пара.

Перед лицом вечного забвения как-то моментально становишься немощным. И нереально остро осознаешь простую истину — времени безбожно мало, а ты сошка, мелкая песчинка. Сумеешь — свети ярко, а нет — тогда не жалуйся зря. Всё происходящее в основе своей — результат твоих действий. Неоспоримо.

У Артема был редкий диагноз. Один на тысячу или на несколько тысяч — по разным статистикам. В свое время Эмили начиталась статей об этом отклонении. Микроцефалия, как и ряд других заболеваний, имеет свои степени поражения. И у всех членов семьи была надежда, что соответствующие поддерживающие процедуры помогут ребенку. Многие дети в таком состоянии произносят слова, пусть и в ограниченном количестве, а их малыш молчал. Бывало, мычал бессознательно. И почти не двигался. Да что там…не двигался — и всё тут. Вертеть руками изредка — это не движение. Для него даже еда — не имеющая вкуса пища.

Стоит представить, что в практически парализованном теле заточена душа…ангельская, ни в чем не повинная, которой бы жить и жить…горло сдавливает спазмом. Эмили весьма реалистично задыхалась от одной мысли, что сама может быть закована невидимыми цепями, удерживающими её в бесконечной замкнутости… И у тебя нет шанса вырваться. Позвать на помощь…

Что же творится внутри этих малюток?..

А, может, смерть — его спасение? И не только его?

Боже, прости…

И почему у Иветы больше нет детей? Это страх?

А что, если бы и её, Эмили, не было? Если бы отец настоял на аборте, дабы скрыть свою измену?

А если бы мама не приняла чужую дочь?

Вмиг озябнув, будто девушку с головой окатили ледяной водой, она обняла себя за плечи, разом скукожившись, отчего и уменьшилась ещё больше. И ощутимо закусила губу, чтобы вновь не разреветься. Мама, заметив этот жест, тут же прижала её к груди, что чуть не стало фатальной ошибкой. Эмили с такой силой вцепилась в неё, пытаясь собрать крохи самообладания, что женщина удивленно ойкнула.

Дышать. Глубоко. Размеренно. Как учили.

Нельзя. Быть. Слабой.