Что за девушка

Папа кивнул:

— Мы все хотим сделать больше того, на что мы, по нашему мнению, способны.

Я буквально видела, как он прикусил язык. Обычно после такой фразы последовали бы слова о том, что все равно нужно пытаться, как бы тяжело это ни было.

Наконец я глубоко вздохнула и спросила:

— Ты придешь сегодня вечером к доктору Крейтер?

— Что?

— Мама придет, — объяснила я. — Она хочет лично поговорить с ней. Ты тоже мог бы прийти. У нас назначено на три тридцать.

Папа заколебался.

— У меня будет встреча, — начал он. — Но я посмотрю, может, удастся ее перенести, хорошо?

Я кивнула. Мне хотелось спросить, гордится ли он мной все еще. Хотелось спросить, не подвела ли я его, когда признала, что, возможно, нуждаюсь в лечении и лекарствах, что, наверное, не смогу со всем справиться одна. Точнее, мне не хотелось этого спрашивать, но вопросы все равно крутились в голове. Я знала, что папа скажет: конечно, он гордится, конечно, я его не подвела, — гордится тем, какой он отец. Но еще я знала: что бы он ни говорил, в глубине души все равно может быть разочарован. И я боялась, что если спрошу вслух, то увижу, как он лжет в ответ. Но этим утром Тесс не была похожа на лгунью, когда пригласила меня на свидание, хотя я дважды за последние два дня упала перед ней в грязь лицом.

А что, если я не отдавала ей должное? А что, если я могу доверять не только Майе?

А что, если я себе тоже не отдавала должное? А что, если я могу быть активисткой и при этом бороться с тревожностью, даже если это значит, что, как бы мне ни хотелось организовывать акции протеста, иногда придется от этого отказываться из-за нервов? И иногда я и правда ощущаю себя крутой и спокойной, но мне случается бывать ранимой и уязвимой.

Может, мне стоит перестать пытаться быть кем-то одним или кем-то другим. Может, мне нужно принять тот факт, что иногда я сама себе противоречу. Может, это и значит быть человеком.

Я вынимаю руки из карманов. Они все еще немного трясутся. Но я больше не буду их прятать.

Я больше не буду прятаться.