Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 7. Я тоже разочарован

Я прошу Адама не быть эгоистом и притормозить. Давлю на то, что мы сейчас оба не с холодным разумом подходим к сложному вопросу о нашем сыне, который не заслуживает неоправданных потрясений в его хрупком возрасте. Он, как отец, должен подумать о последствиях для психики маленького человека.

Я задвигаю ему такую речь, которая бы впечатлила даже самое холодное сердце, но Адам лишь лениво вскидывает бровь. С таким же успехом я могла бы разбить голову о стену.

Забирает фотографию Вани и прячет ее в нагрудный карман пиджака.

— Не убедила, — неожиданно резко хватает меня за предплечье, мягко дергает на себя, вынуждая встать, и вглядывается в глаза.

— Я не хочу, чтобы делал ему больно.

— Я впервые чувствую к тебе дикое раздражение, — тащит меня мимо столов. — И это уже не упрямство, а тупость.

— Я буду кричать, — цежу сквозь зубы.

— Кричи.

И я кричу кода он решительно перекидывает меня через плечо. Гости оглядываются на нас, перешептываются, и одна пожилая дама за столиком у окна встает и подает голос:

— Охрана!

— Прошу прощения, — выбегает бледный менеджер зала, — это милая девушка перепила. Все в порядке.

— Да я даже капли не выпила! — взвизгиваю я. — Он лжет!

— Во-первых, я однажды прикрыл задницу владельца этого заведения, — шипит Адам. — Я тут для всего персонала всегда особенный гость. Во-вторых, я предупредил менеджера о возможности скандала с моим участием.

— Ненавижу тебя! — я брыкаюсь. — Ты не имеешь права так себя вести.

— А я считаю иначе.

На улице он спускает на ноги, и замахиваюсь, что дать ему пощечину, но он перехватывает мою руку и сжимает запястье. Приближает лицо и рычит.

— Не смей.

Охранники на крыльце молча наблюдают за происходящим и не вмешиваются. И мне становится страшно от своей слабости и никчемности перед Адамом.

— Вдох и выдох, Мила, — чеканит каждое слово. — Иначе я найду способ успокоить твою истерику.

— Кем ты стал… — сипло отзываюсь я.

— Возможно, я всегда таким был, Мила, — вглядывается в глаза. — И я скрывал не только жену, но и себя самого. Да и не было у нас времени, чтобы узнать друг друга. Я лжец, ты истеричка.

Я задыхаюсь в возмущениях. Обидно до слез слышать подобное оскорбление, против которого у меня нет аргументов. Я действительно не могу успокоить в себе истерику, дрожь и страх.

— Вдох и выдох, — повторяет Адам и тянет меня на парковку.

— Я с тобой никуда не поеду!

— Я тебя, в багажник, стерва, упакую.

— Ты пил!

— Пару глотков, Мила, — рычит в ответ.

— Не поеду! — толкаю его в спину, и он резко разворачивается ко мне.

Медведь. Разъяренный медведь, который может порвать меня на клочки.

— Ты не в себе, Адам, — медленно выдыхаю я. — Тебе нельзя за руль. Или ты решил лишить сына матери, врезавшись в столб?

Щурится, сжимает челюсти и молчит. Наверное, он хочет меня ударить. Взгляд у него очень говорящий. Минута, две, и Адам выхватывает телефон, презрительно хмыкнув:

— Никто не отменял такси. Верно?

— Пообещай мне, что не ворвешься к Ване с криками, что папуля вернулся.

Сейчас я в западне. И я понимаю, что не стоит злить Адама, который может на волне ярости разнести мою жизнь в щепки. Я не вижу в его глазах влюбленности, теплоты или хотя бы симпатии. Сейчас я для него враг. Маленький, тупой и истеричный гном, который думает что может прыгать на злого великана с крошечными кулачками.

— Я понимаю, что сон очень важен для растущего организма, — на его лице опять маска надменной веселости, а глаза — черные угли. — И так бы сделала ты, будь ты на моем месте.

— Истеричка я только с тобой.

— Адрес, Сила.

Я мнусь. Прикидываю варианты развития событий. Есть ли у меня шанс сейчас сбежать? Нет, и это будет глупо. Назвать липовый адрес, потянуть время и точно вывести Адама из себя своими идиотскими выходками? И ведь я даже не знаю, чего конкретно от него ждать.

— Адрес, — касается моего подбородка и поднимает лицо на себя.

Тихо отвечаю ему и отступаю на шаг. Вновь накидываю капюшон на голову и отворачиваюсь.

Я так боялась роли матери-одиночки, а теперь понимаю, что мои страхи были необоснованные. Хочу обратно в ту жизнь, де в воспитании Вани есть только два важных человека — мама и бабушка. Эгоистично? Возможно, однако я сомневаюсь в том, что Адам может быть тем отцом, который нужен для Вани.

Сейчас он действует на эмоциях, обиде, что глупая девка из его прошлого посмела скрыть от него ребенка. А я хотела тогда ему позвонить и сказать, что беременна, но не смогла. Это было бы унижением, и он вполне мог отправить меня на аборт. Или еще хуже: предложил бы нам с Ваней быть для него “второй семьей".

Когда на парковку заезжает желтая машина с черными шашечками, я бросаю на Адама умоляющий и отчаянный взгляд.

— Очаровательная моська, не спорю, — шагает к машине и распахивает заднюю дверцу. — Прошу.

— Я любила другого мужчину, — плетусь к такси, останавливаюсь и смотрю в холодные глаза. — Тот, в кого я влюбилась, не поступал бы так.

— Взаимно, Мила. Ты меня тоже разочаровала.

Ныряю в салон и вздрагиваю, когда Адам захлопывает дверцу. Сам же он садится рядом с водителем, разминает с хрустом шею и пристегивается.

— Все, едем? — спрашивает таксист. — Или еще кого-нибудь ждем?