Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 55. Неправильная жизнь

— У мамы кто-то есть? — спрашивает папа, который решил, что раз мы типа помирились, то мне можно звонить вечером с неудобными вопросами.

— Почему ты спрашиваешь? — прижимаю ухом телефон к плечу и отрезаю от корня имбиря тонкий слайс.

Это точно история о моей маме, ее муже-придурке и Алексее.

— Значит, есть, — папа вздыхает.

— Прости? — откладываю нож и опираюсь рукой о стол.

— Я ей звонил полчаса назад, а на фоне мужской голос. Говорил, что в воду с геранью надо добавить какой-то циркон. Что это?

— Без понятия. Может, удобрение какое? Мама сегодня у соседки урвала росток герани.

— Но ведь цветы у нее всегда вянут.

— Теперь будут цвести, — я почему-то тепло улыбаюсь.

Папа улавливает в моем голосе ласковую радость за маму, и замолкает на несколько секунд.

— Ты, что, решил сейчас очнуться и приревновать бывшую жену? — смеюсь я. — Серьезно? Пап, ты сам женат. Иди и обними свою жену, к которой однажды ушел. Поцелуй ее и успокойся.

— Мила, я… растерян. Я совершил огромную ошибку…

— Не смей совершать вторую, — голос мой становится тверже. — В тебе сейчас самцовость включилась. Твое эго очень тешило то, что у мамы не было серьезных отношений, а теперь ты потерял эксклюзивность. Бесит, да?

Усмехаюсь, но без зла или вредности. На той стороне — мужик, который до сих пор не повзрослел, и его опять ведет на кривую дорожку.

— Кто он?

— Пап, — смеюсь. — Мама сама тебя с ним познакомит, если решит это сделать.

— Я был таким дураком, Мила.

— Вот и не будь им сейчас, — я вздыхаю. — Слушай. Ты ведь стал для чужих детей отцом. Они тебя папой называют… Если ты сейчас взбрыкнешь, то… Давай в твоей истории будет только одна обиженная девочка?

— Прости меня.

— Я тебе высказала все, что во мне накопилось за эти годы, и я тебя простила. Теперь сделай выводы из своей жизни, папа, и не смей портить все во второй семье, в которой ты получил то, чего не нашел у нас с мамой. А то будешь просто эгоистичным паразитом.

— Понимаю, да…

— Меня сейчас устраивает, что ты стал для кого-то хорошим отцом. Как говорится, если где-то убыло, то где-то прибыло, — ковыряю кончиком ножа край деревянной доски. — Порадуйся за маму. Засунь поглубже свое эго, и будь человеком. Я тебя, как дочь, прошу. Она заслуживает счастья и цветущей герани на подоконнике.

— Мама воспитала из тебя умную девочку.

— И скольких нервов ей стоило, — закрываю глаза, — и к тому же уже пришло время становиться умной девочкой, чтобы шагнуть вперед.

— Спокойной ночи, Мила.

— Спокойной.

Откладываю телефон, и меня со спины обнимает Адам, который зарывается носом в волосы.

И обнимает без цели соблазнить, а чтобы поделиться теплом и участием.

— Плакать будешь? — шепчет на ухо.

— Нет, — прижимаюсь к нему. — Я выплакала тебе все свои детские слезы.

— О чем говорили?

— Папа распереживался, что у мамы кто-то появился.

— Поздновато.

— Вот и я о том же.

Разворачиваюсь к нему и касаюсь его щеки.

— Но я бы, наверное, и дряхлым стариком тебе бы житья не дал, — шепчет Адам.

— Да в старости бы ты меня не узнал.

— Узнал бы, — безапелляционно заявляет он. — И ведь я тогда решил поехать по другому маршруту просто так. Без надобности.

— Опять поговорим о судьбе и вселенной?

— Я об этом уже с Ваней поговорил, — Адам тихо смеется. — Он тоже маленький философ. Рассуждал, может ли Конфетка подружиться с белками, а если нет, то почему?

— И почему?

— Он на разгадке этой великой тайны он заснул, — Адам зевает. — И я чуть сам там не заснул, но, — медленно моргает, прогоняя сонливость, — я тебе чай должен.

— Да. Я его уже начала готовить.

— Так не пойдет, — мягко убирает меня в сторону и подхватывает с доски нож. — Только оставишь тебя без присмотра, так ты самодеятельность тут устраиваешь. Отшлепаю.

Косит на меня взгляд и ждет моей реакции.

— Притормози, — шепчу я, а сама чувствую, как краснею от его взгляда. — Что это еще за фантазии.

— Я для порядка и ласково. Тебе понравится.

— Чай, Адам, — с угрозой поднимаю указательный палец к его лицу. — Сейчас мне должен понравиться твой чай.

— Бессердечная.

Лихо подкидывает нож в воздухе и ловко его ловит, чтобы потом крутануть его в пальцах.

— Давай, восхищайся мной.

— Вау, — шепчу я. — Только Ване этот фокус не показывай.

— Мы начнем с палочек, — уверенно перехватывает рукоять ножа и гипнотизирует меня быстрыми и плавными движениями лезвия, которое срезает с имбиря тонкие слайсы.

Медленно отступаю, незаметно умыкнув смартфон со столешницы, и Адам замирает, настороженно глядя на меня:

— Что?

— Продолжай.

Когда Адам возвращается к имбирю, я фотографирую его, чтобы оставить в истории тот момент, как возится на кухне.

— Это точно новый уровень наших отношений, раз ты меня сфотографировать, — закидывает имбирь в стеклянный чайник. — Но ты в следующий раз предупреди, чтобы я попозировал.

Убираю телефон в карман, приваливаюсь к холодильнику, наблюдая за Адамом.

— Что ты притихла?

— Я думаю, что белки с пони не могут дружить, потому что они отгрызают копыта, — серьезно отвечаю я.

— Что? — Адам удивленно смотрит на меня.

— Я про крыс такое слышала. Белки те же крысы, — пожимаю плечами. — Только древесные.

— Давай мы не будем об этом говорить Ване, а то мне самому не по себе.

В кармане коротко вибрирует телефон. Сообщение от незнакомого номера.

Мила, я рада, что вы с папой помирились. И прости меня. Я его любила и люблю. Жизнь такая неправильная. И я в ней тоже была неправильная.