Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 46. Я позвоню?

— Да кто ты такой, черт возьми? — отец нервничает под прямым и тяжелым взглядом Адама.

— Второй мужчина, который разбил ее сердце.

Материться охота. Громко и зычно. Замираю, когда Адам неожиданно накрывает мою ладонь и мягко ее сжимает.

Снаружи я будто камень, а внутри что-то настороженно и недоверчиво вздрагивает.

Желание спрятаться за широкую спину Адама и позволить ему меня сейчас защитить перед жестокой реальностью, в которой у меня не было отца, но может быть другой мужчина.

Мужчина, которому можно довериться.

— Так это ты отец Вани? — удивленно приподнимает бровь.

— О котором ты, вероятно, ничего не знаешь, — с насмешкой отвечает Адам. Отец опускает взгляд, молчит долгую минуту и вновь смотрит на меня:

— Я ожидал от отцовства совсем другого, Мила. Я ждал милого розового пупса, а ты была маленьким чудовищем с самого рождения. Я тебя даже на руки взять не мог, потому что ты сразу в крики и визги, будто ты меня возненавидела с первого, своего вздоха.

Я не буду плакать. Не буду.

— И чем старше ты становилась, мне, как отцу, легче не становилось. Ты обижалась, кидалась кашей, кусалась… И лишь иногда у нас выходило поиграть, подурачиться. Я себя с тобой чувствовал, как на минном поле, и любой неверный шаг мог окончиться истерикой.

— Только не говори, что ты ушел из семьи из-за дочери-истерички, — сипло шепчу я.

— Нет… но… когда ко мне подошел Коля и вежливо попросил поиграть с ним в мяч. И за всю игру ни разу не упал на спину с криками и визгами, я был удивлен.

Коля — это сын его любовницы. Он моего возраста. А еще он мерзкий и хитрый говнюк, которому я бы и сейчас с удовольствием откусила нос.

— А я не зря пришел, — Адам откидывается на спинку стула, зло буравя взглядом моего отца, — вы отличный пример, кем не надо быть со своим ребенком.

— Да, я был плохим отцом для тебя, — тоскливо смотрит на меня. — И это чувство несостоятельности и вины всегда со мной. Каждая наша с тобой встреча заканчивается моим поражением.

— Так ты каждую нашу встречу воспринимал, как войну с маленькой девочкой?

— Я рядом с тобой был беспомощным, Мила.

И тут мое внимание переключается на водителя Алексея, который шагает мимо окна, у которого мы сидим. Он косит заинтересованный взгляд на моего отца, а затем, заметив, что я на него смотрю, делает вид, что он тут просто прогуливается.

— Я не был и не смогу стать для тебя героем.

— Ты меня не любил, — тихо отзываюсь я.

— Не говори так.

— Не любил, — повторяю я.

Вот оно логичное объяснение, которое я пыталась найти все эти годы. Мой отец меня не любил.

Поэтому я была слишком громкой, слишком капризной, слишком злой.

— Вот ты опять начинаешь, — отец хмурится.

— Возможно, в тебе было зачатки чувства долга передо мной, — слабо улыбаюсь я. — Но той безусловной любви, в которой нуждается ребенок, в тебе не было. Я должна была правильно играть в мячик, чтобы ты меня полюбил.

Сердце и легкие распирает колючая боль, но я впервые не хочу бежать и прятаться от нее.

Потому что мне есть с кем ее сейчас прожить. С Адамом, который сжимает мою ладонь.

— А за тех, кого не любят, не борются, — шепчу я.

— Мила…

— Я ведь и на руках мамы кричала, и с ней на прогулках падала на спину, и в нее кашей плевалась, — тихо продолжаю я. — И в наших с ней играх я тоже фигней страдала. И она тоже чувствовала себя слабой и беспомощной с маленьким чудовищем, которого родила, но… любила меня. Любила меня неправильной, громкой, капризной. Любой. Для того, чтобы она была рядом, мне не надо было соответствовать рамкам и условиям и что-то ей доказывать.

Мимо опять шагает Алексей и вновь косится на моего отца. Адам медленно выдыхает.

— Что происходит? — едва слышно спрашиваю я у него.

— Не обращай внимания.

— Не надо меня обвинять в том, что я тебя не люблю, — отец сжимает кулаки. — Да, мне с тобой сложно. Ты непростой человек.

— Мне теперь нет смысла обижаться на тебя, — с тихой печалью вглядываюсь в его глаза. — Ты был не в силах дать мне то, что я от тебя ждала. И без разницы, сошелся бы ты вновь с мамой или нет, — закрываю глаза, — я тебя прощаю, — опять всматриваюсь в его лицо, — и я теперь не буду требовать от тебя борьбы за меня, за маму. И не буду прятаться от тебя, пап. Я стану отвечать на твои звонки, как на любые другие. Мне не вычеркнуть тебя из своей жизни, и я… принимаю твою нелюбовь. И такое бывает.

А Алексей тем временем притаился у фонарного столба. Поглядывает в нашу сторону, притворившись, что очень увлеченно копается в смартфоне.

— Я… не этого ждал…

— Я опять не оправдала твоих ожиданий? — горько усмехаюсь я. — Наша встреча должна была закончиться объятиями, улыбками и правильным чаепитием с уютной болтовней? Так?

Он встает, и Адам хмыкает:

— Тактическое отступление?

Отец в ответ лишь едва заметно хмурится.

— Понимаю, — Адам медленно кивает, — у вашей дочери очень завышенные требования к окружающим. Это же возмутительно! Требовать от отца любви.

— Я был рад встретиться, — отец неловко касается моего плеча.

Я знаю, чего он ждет. Что я встану, обниму его и сыграю в то, чего между нами нет. Доверия и тепла между папой и дочкой.

И встаю, потому что мне больше нечего ему доказывать, и принимаю его объятия, в которых много вины, но нет любви.

— Я позвоню?

— Звони.

— А если попрошу еще о встрече?

— Я приду, — киваю я, и папа шагает прочь.

Я оглядываюсь. У двери он оборачивается и выходит.

Я сажусь, и Адам рывком привлекает меня к себе:

— А ну, иди сюда.