Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Мила

Ваня хохочет под моими щекотками. Я замираю и теряю контроль над своим дурачеством, когда в гостиную входит, как обычно, недовольный Адам, и Ваня, поглощенный смехом и визгами вырывается и дает мне пяткой в левый глаз.

От неожиданного удара я отшатываюсь, откидываюсь на спинку и прижимаю ладонь к лицу.

— Мама!

— Мила?

Немного голова кружится, и под ладонью растекается тупая боль.

— Мама, мамочка, — Ваня лезет ко мне испуганным котенком, пытается убрать, мою руку, — мама… — всхлипывает, — мама, прости…

— Все в порядке, — приобнимаю его свободной рукой.

— Мама… — со слезами утыкается мне в подмышку, — я не хотел…

— Я знаю…

На лице Адама полная растерянность. Прячет телефон в карман брюк, и молча скрывается в столовой. Да, самое время пообедать, козлина равнодушная.

— Мам, прости… Прости… — заглядывает в лицо. — Болит? Дай подую.

Будет синяк. Боль нарастает, пульсирует и по щеке под ладонью скатывается слеза.

— Мам…

— Все хорошо, зайчик.

Возвращается Адам и протягивает пакет со льдом.

— Папа, я не хотел, — жалобно оправдывается Ваня.

— Я знаю.

Выхватываю пакет со льдом, и Адам сердито констатирует факт:

— Будет синяк.

— Да ты что? — прикладываю пакет со льдом к глазу и стискиваю зубы.

— Мам…

Я хочу накричать на Ваню и на него слить свое напряжение и негатив, но я понимаю, что он не виноват в происходящем. Я хочу домой, хочу обратно в свою унылую, но привычную жизнь, ведь в ней нет мужика, который от меня все о себе скрывает.

— Больно? — спрашивает Адам, нависая надо мной хмурой тучей.

— А ты как думаешь?

— Думаю, что больно.

— Ты прав.

— Не ссорьтесь, — поскуливает Ваня. — Это я виноват…

— Это твой папа виноват, — рычу я.

— Неожиданно, — Адам вскидывает бровь.

Закрываю здоровый глаз и медленно выдыхаю. Холод доходит до скуловой кости, и я скрежещу зубами.

— Раз я виноват, то я прошу прощения, — Адам падает в кресло и закидывает ноги на столик. — Только я не понял в чем именно, но это и неважно. Я буду всегда виноват.

— Очень удобно устроился, — открываю уцелевший взгляд и щурюсь сквозь боль.

— Мам… пап…

— Да, кресло очень удобное, — закидывает руки на подлокотники кресла. — не спорю.

Ваня переводит испуганный взгляд с Адама на меня, и я слабо улыбаюсь:

— Мама просто устала.

— Мама может пойти и поспать, если устала, — Адам пожимает плечами и смотрит на Ваню. — Мы же отпустим маму поспать?

— Мама не хочет спать, — прижимаю к себе Ваню, который бледнеет с каждой секундой.

— Мама хочет к бабушке? — тихо спрашивает он.

Я киваю. Да, поехали, сынок к бабушке обратно, и к черту твоего папу с его секретами, о которых он мне ничего не расскажет, потому что мы очень гордые и не признаемся, что катались в инвалидном кресле.

— Мы отпустим тебя к бабушке, — шепчет Ваня.

Внутри все обрывается. и я уже не чувствую ни боли, ни холода ото льда. Мой сын, мой милый зайчик, мое сокровище, мой птенчик выбирает остаться с папой. Я готова кричать, и к горлу подкатывает ком слез. Слишком рано от меня отказывается Ваня. Я к этому не готова.

Пусть Адам и не скалится в улыбке, но я замечаю в его глазах ликующее самодовольство. Это нечестно. Он меньше суток побыл папашей! Меньше суток, урод ты эгоистичный!

— Отпустим же, пап?

А, может, мне действительно вернуться к маме, если я тут никому не нужна? Глупо обижаться на Ваню и ревновать его. Я все это понимаю, но как же сложно быть осознанным взрослым родителем, который с пониманием относится к любви ребенка к его отцу.

— Боюсь, что сегодня мы маму не отпустим к бабушке, — наконец, говорит Адам, сполна насладившись минутой своей победы.

— Почему? — Ваня хмурится. — Если маме тут плохо…

— Сегодня к нам приедут мои мама и папа, — Адам разминает шею. — Твои бабушка и дедушка… Они должны познакомиться не только с тобой, но с твоей мамой.

Ваня округляет глаза. Минута молчания, и шепчу:

— Да ты издеваешься…

— Нет, — меланхолично смотрит на меня. — И я думаю, что они уже едут. Мама у меня очень шебутная.

— Адам… — убираю пакет со льдом с оплывшего глаза, намекая, что я не готова к встрече с его родителями.

— Да, синяк будет на пол-лица, Мила, — смеется он. — Но что поделать? И рано ты лед убрала.

Прижимаю пакет к онемевшей от холода половине лица, и в панике соображаю, как быть.

— У меня есть еще одна бабушка… — удивленно тянет Ваня, — и дедушка?

— И я отправил водителя за твоей мамой, — продолжает Адам.

— Зачем? — сглатываю кислую слюну.

— Я посчитал, что это будет правильно. Ты так не думаешь?

— А можно без всего этого цирка обойтись?

— Нет, нельзя, — Адам холодно улыбается, — я все планировал иначе, но кое-кто вмешался и наябедничал.

Ясно. Это постаралась Диана. Даже думать не хочу, как она преподнесла родителям Адама новость о том, что у них есть внук. Вряд ли с восторгом, поздравлениями и хорошими пожеланиями.

— А почему… — Ваня хмурится, задумчиво замолкает на мгновение и продолжает, — бабушка и дедушка не приходили к нам в гости?

Очень логичный вопрос от четырехлетки, в жизни которого была только одна бабушка.

— Я не успел им сказать перед полетом в космос, — невозмутимо отвечает Адам.

Ваня жует губы, встает на колени и шепчет мне на ухо, прикрыв рот ладошкой:

— Папа врет, что был в космосе.