Бывший. Ворвусь в твою жизнь

Глава 20. Жуткая жуть

— Тогда самое время собрать вещи, — придвигает ко мне тарелку с оладушками, щедро политыми вареньем.

— Уже? — удивляется Ваня.

Давай, сынок, устрой истерику, заяви, что никуда не поедешь и что не хочешь в большой красивый дом. Адам прет танком по нашей жизни, и не в его арсенале никаких полумер.

— А чего время тянуть?

Ваня косит на меня подозрительный взгляд. Ворвался весь такой самодовольный, эгоистичный и решительный в наш быт. Он папа. И это ведь так удобно стать папой, когда сын твой уже подрос.

— Очень злится, — шепчет Ваня.

— Да, вижу.

А, может, мне не бороться против Адама и его желания быть папулей? Ну, не соперник я ему сейчас, а своей бессильной злостью могу отвернуть от себя сына. У него такая радость в жизни приключилась, а мама сидит и пыхтит, как бобр, которому один козел решил разрушить плотину.

— И у тебя есть и свой чемоданчик, да? — улыбаюсь Ване, который от моей неожиданной улыбки и воркующего голоска удивленно вскидывает бровь, прям как его отец. — Вот и посмотрим, сколько в него игрушек вместится.

А пусть везет нас в большой и красивый дом. Хоть посмотрю, как живут другие люди, у которых нет нужды расписывать зарплату до каждой копеечки.

— Тогда я пойду? — тихо уточняет Ваня, недоверчиво щурясь на меня.

Киваю, провожу ладонью по его мягким волосами и шепчу:

— Да.

Ваня сползает со стула, не спуская с меня глаз, шмыгает, трет нос и пятится к двери. Не верит моей приветливой и дружелюбной улыбке. И не зря. У меня в голове созрел хитрый план.

Я знаю, что в детский чемоданчик влезут не все игрушки, и Ваня может разозлиться. Это он сейчас милый пупсик, но умеет быть и драконенком, который громко кричит, гневно плачет и в ярости катается по полу. Вот наш папа готов к такому?

Ваня прикрывает за собой дверь, и Адам выжидает минуту, прежде чем заявить:

— У тебя сейчас улыбка, как у жуткого клоуна, Мила. У тебя лицо, что ли, свело?

— Я тебя ненавижу, — едва слышно отвечаю я и продолжаю улыбаться еще несколько секунд.

После открываю рот, чтобы прогнать жуткий оскал с лица, массирую пальцами область вокруг губ.

— Все-таки свело, — хмыкает Адам.

— Заткнись, — цежу я сквозь зубы и хватаю вилку. — Утопить тебя в каком-нибудь болоте.

Замолкаю, когда слышу, как по линолеуму шаркают колесики. Дверь распахивается, и Ваня деловито вкатывает свой детский синий чемоданчик со щенками в центр, кухни. Кладет его, открывает, сидя на корточках, и выходит, чтобы через минуту вернуться с охапкой игрушек.

Бросает их на пол и опять исчезает.

— Не понял.

Адам переводит на меня взгляд, ожидая, что я все объясню, но я молча поедаю оладушки, которые вполне себе съедобные и даже вкусные. Воздушные такие, сладкие и ванили в меру.

Ваня упрямо несет на кухню все свои игрушки. На третий заход он психует и затаскивает к нам корзину, в которой хранится его богатство. Наконец, он понял смысл этой корзины, которую он игнорировал все это время. Надо же, я его воспитываю даже сейчас.

— А у тебя много игрушек, — удивленно тянет Адам.

— Ага, — Ваня неуклюже переворачивает корзину с игрушками. — И все любимые.

У меня, кажется, глаз дергается, когда я вижу облепленный пластилином и разрисованный фломастерами камень среди детского барахла. Только не его. Только не его. Я готова душу дьяволу продать, чтобы избавиться от Фёдора. И я понятия не имею, почему этот камень стал Фёдором.

Замираю затаив дыхание, когда Ваня задумчиво берет Федора в руки. Разглядывает его, поправляет пластилин и отправляет в чемоданчик.

— Что? — шепчет Адам. — Ты чего так глаза округлила? Мила, дыши.

— Милый, может, Фёдора тут оставим? — ласково воркую я.

— Нет, он с нами, — Ваня располагает жуткий камень в углу чемоданчика.

— Фёдор? — Адам медленно вскидывает бровь.

— Я уже думаю, что в этот камень вселился демон, — неторопливо жую сладкий оладушек, — и теперь у него планы на Ваню.

— Почему Фёдор? — Адам обращается к Ване, который откладывает в сторону голубого зайчика.

— Потому что Фёдор, — он поднимает взгляд.

— Я сейчас чувствую себя будто в ужастике.

— Фёдор хороший, — Ваня улыбается.

— Предлагаю не развивать эту тему, — шепчу я. — Так Фёдор обычно лежит под кроватью и никто о нем не вспоминает.

Какое обескураженное лицо у Адама. Я хочу хохотнуть, но я сдерживаю себя, потому что не хочу довести папу-космонавта до сердечного приступа зловещим смехом.

— Под кроватью? — переспрашивает Адам.

— Я пыталась от него избавиться, — пожимаю плечами. — Но увы. Может, у тебя получится? — поддаюсь в его сторону и хитро улыбаюсь. — Давай, по-мужски.

Адам переводит взгляд на Фёдора, затем на Ваню, который кладет к камню маленький желтый грузовичок, и вновь смотрит на меня:

— Я пока пребываю в растерянности. В мужской растерянности.

— Я так и думала, — отправляю последний кусок оладушка в рот. Жую, глотаю и зловеще шепчу.

— Фёдор теперь захватит твой большой и красивый дом.

— Жуть.

— Еще какая, — медленно киваю я. — Не хочешь обратно в космос?

— Папа сказал, что в космос больше не полетит, — Ваня вертит в руках робота без головы, а затем серьезно смотрит на меня. — Он дал мне обещание.

— Иди собирайся, — Адам вздыхает и перемещается на пол к игрушкам. — Мы тут уже сами разберемся.