Дар времени

**********

Спустя неделю Гризз спросил, когда у меня выдастся свободный вечер и могу ли я провести его с ним. Сперва я колебалась, вспоминая наш с ним поцелуй. Но дети были заняты большую часть вечера, так что я оказалась на пути в Лорел Фоллс.

Я подъехала к дому Гризза, наслаждаясь через открытые окна машины прохладным бризом и знакомым ароматом цветов апельсина. Солнце почти полностью зашло, и на улице похолодало. Гризз велел мне не ужинать, так что я решила, что он приготовит что-то, закажет еду на дом или отвезет меня в укромный ресторанчик.

Выйдя из машины и подойдя к его входной двери, я задалась вопросом, помнит ли он о своем приглашении. Стемнело, а на его крыльце не горел свет. Гараж закрыт, так что я не знала, стоит ли там его машина.

Я тихонько постучала и услышала, как залаял Рокки, а вслед голос Гризза, отдающего команду. Лай прекратился, открылась дверь, и от этого движения поток воздуха ударил мне в ноздри. Он. Его запах. Его чистый, терпкий аромат. Тот же одеколон. Тот же дезодорант, которым он пользовался всегда. Я не помню, чтобы он так благоухал на День Благодарения. У меня скрутило внутренности.

Он не произнес ни слова. Лишь шагнул в сторону, жестом приглашая меня войти.

Я вошла и вдруг остановилась, от осознания того, что увидела и услышала. Солнце село, оставив только теплый отсвет на западном горизонте, поэтому свет от потолочных окон был минимален, но при этом гостиная, кухня и столовая светились. Я окинула взглядом горящие свечи, небольшой столик, накрытый к ужину, соблазнительный аромат того, что готовилось у Гризза в духовке.

Я услышала, как он закрыл за мной дверь. Это был не ужин. Это была ловушка для соблазнения, каких я ещё не видывала. Из колонок лилась «Ночь вместе» автора Dr. Hook.

Как удобно.

Ну что ж, я собиралась внести ясность. Так же, как и больше двадцати пяти лет назад, в мою первую ночь в мотеле, сейчас я заранее дала ему знать, выпалив:

— Не знаю, как надолго я смогу остаться. У меня месячные и сильные спазмы.

Это было ложью. Фактически, после смерти Томми я отказалась от таблеток, и мой цикл стал настолько нерегулярен, что я была уверена, у меня предменопауза. Но Гриззу об этом знать необязательно. Почувствовав, что он подошел ко мне сзади, я повернулась к нему лицом, не скрывая своего отношения.

— Мне жаль, что ты неважно себя чувствуешь, милая. Хочешь заехать в другой раз или принести тебе что-нибудь из аптечки, чтобы снять спазмы? — И вид у него при этом был совершенно искренним.

Я фыркнула.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась в другой раз, когда у меня не будет месячных? — Я прищурилась. — Сожалею, что ты приложил столько усилий, чтобы затащить меня в постель, а твой план не сработал.

Я махнула рукой на свечи.

Он выгнул бровь.

— Так ты считаешь, что я пригласил тебя для того, чтобы затащить в постель, а так как у тебя месячные, не хочу, чтобы ты оставалась здесь?

— Разве не за этим ты меня пригласил? Свечи, моя музыка, ненавязчиво играющая — с чего бы мне думать иначе?

Он усмехнулся.

— Твоя музыка играет, потому что в доме есть встроенная акустическая система, и я еще не разобрался, как переключить эту дурацкую станцию, на которую она настроена. По правде говоря, я даже не знаю, как выключить эту чертову хреновину.

Я скрестила руки на груди.

— Ладно. Допустим. А свечи?

— Электричество отключилось два часа назад. Я просто так зажег их. Думал, ты заметила, когда подъехала, что у меня не горел свет. И как я уже говорил, единственная причина, почему играет музыка — в доме есть небольшая резервная установка для системы сигнализации, и акустическая система каким-то образом к ней подключена. Музыка включилась сама по себе, когда батарея перезагрузила сигнализацию. Хорошо, что в доме есть газовая плита, иначе мне пришлось бы везти тебя куда-нибудь на ужин.

Я молча уставилась на Гризза, чувствуя, как вверх по лицу ползет жар. Мне что, снова шестнадцать? Я чувствовала себя инфантильной и глупой из-за этих обвинений и обсуждения месячных. Он не пытался соблазнить меня. Мне необходимо найти нору, чтобы в ней спрятаться, и это срочно.

— Как насчет того, чтобы я пригласил тебя куда-нибудь? Ничего роскошного. Какое-нибудь тихое и уединенное местечко.

Я сглотнула и отвела взгляд от него.

— Я подумала… я подумала…

— Я знаю, что ты подумала, детка. Все нормально. Я не виню тебя. Это и в самом деле выглядит как подстава, но это не так. Я говорил серьезно в День благодарения. Думаю, для тебя еще слишком рано. Я не хотел сегодня вечером от тебя ничего, кроме как насладиться трапезой и твоей компанией.

Я заверила его, что ему не обязательно вести меня в ресторан. Где-то на середине нашей трапезы свет включился. Мы вместе прибрались на кухне, задули свечи и расположились на диване. Рокки удобно устроился между нами. Я смотрела на мужчину, которого любила так много лет и спрашивала себя, не влюбляюсь ли я в него снова.

Внезапно горечь, которую я пыталась проглотить со дня смерти Томми, наконец-то показала свой отвратительный лик

Прежде чем смогла остановить себя, я выкрикнула:

— Я ненавижу это. Я просто ненавижу это!

Гризз недоуменно уставился на меня. Я встала и скрестила руки на груди. Затем принялась расхаживать туда и обратно, в то время как он просто наблюдал за мной и ждал объяснений.

— Со времени твоей казни… — я сделала паузу, чтобы одарить его полным сарказма взглядом, — моя жизнь перевернулась с ног на голову. Столько потрясений и ненужной нервотрёпки из-за этого дурацкого интервью. Новость о том, что Томми твой сын чуть не разрушила мой брак. Ты ведь знаешь об этом, да?

Гризз кивнул, неотрывно глядя на меня. Я отвернулась и вновь принялась вышагивать по комнате.

— Благодарение Господу, это оказалось неправдой, так что хорошо, что мы так и не рассказали обо всем Мими. Но дело не в этом. Я совсем не то пытаюсь сейчас сказать.

— Что ты пытаешься сказать?

— Я пытаюсь сказать, что еще никогда в жизни мне не приходилось находиться в таком состоянии, когда я не могу контролировать свои чувства, — замолчав, я сделала судорожный вздох. — Оглядываюсь на прошедший год — в одну минуту я тебя ненавидела, в следующую скучала по тебе, а потом обижалась на тебя. Я испытала весь спектр эмоций, и это так не похоже на меня, и совсем непривычно. Прибавь сюда скорбь после смерти Томми, и я… я просто ненавижу это чувство — неуверенности в том, кто я и чего на самом деле хочу.

Гризз кивнул, глядя мне в глаза.

— И ещё… дело не только во мне. Мне ещё нужно думать о детях. С одной стороны, кажется, ты им нравишься и они тебя приняли. С другой, если из наших отношений что-то получится, я пойду против того, что хотел бы Томми для наших детей, и мне тяжело доказать себе, что это будущее включает тебя. — Я осторожно посмотрела на него.

— Ясно.

Я сглотнула.

— Я не сомневаюсь, что ты никогда не причинишь вреда ни мне, ни моим детям. Но я не знаю, достаточно ли этого. Должно быть нечто большее. Я хочу, чтобы мои дети любили и уважали тебя, но даже больше, чем это, мне нужно, чтобы ты их полюбил. А я честно не знаю, Гризз, способен ли ты на это. В то утро, когда ты возил нас на рыбалку, я следила за выражением твоего лица, когда Джейсон обнял тебя. И заметила кое-что в твоих глазах. Что-то, чего никогда раньше не видела. Что это было?

Гризз отвел взгляд и вздохнул. Он рассеянно поглаживал Рокки, глядя мимо меня. Я не думала, что он станет мне отвечать.

Наконец, дрогнувшим голосом он произнес:

— Страх. — Затес посмотрел мне прямо в глаза. — Ты видела страх, Кит.

Я никогда не думала, что услышу из уст Гризза такое признание. Никогда.

— Чего ты боишься?

— Того, что отдам твоим детям любовь, которую должен был подарить Томми. Я на самом деле верил в то, что он мой сын, и должен был любить его как сына, но не мог. Я не позволял себе этого сделать. До твоего прихода у меня был только один любимый человек. Я никогда не хотел больше испытывать такую боль, что довелось пережить от потери моей младшей сестры. И сейчас не хочу. Когда любим, мы становимся уязвимыми. Если я позволю себе любить, то перестану себя контролировать. Так случилось с Рути и с тобой. Я боюсь, что это произойдет опять, но все равно уже слишком поздно.

— Слишком поздно? Для чего слишком поздно? — Сердце бешено застучало, когда я поняла, что он собирается сказать мне, что для нас уже поздно. Что он передумал и жизнь со мной для него невозможна. Разве не это я хотела услышать — чтобы он уехал и мы могли просто жить дальше?

Меня начало трясти.

Он встал и, шагнув ко мне, сграбастал меня, крепко сжав в объятиях.

— Я уже люблю твоих детей. Люблю свою дочь. Люблю твоего сына. Я бы все отдал ради мира, где мы могли бы быть семьей, Джинни. Все.

Признание Гризза меня растрогало, и я испытала облегчение. Он отпустил меня и шагнул назад, глядя сверху вниз жаждущим взглядом, который я не поняла. Я чувствовала неловкость и не была уверена, как отреагирую, если он решит поцеловать меня. Он тоже это почувствовал и спросил:

— Поцелуй? — Прежде чем я успела ему ответить, он потянулся в задний карман джинсов и протянул мне то, что достал: — «Поцелуй Херши»?

Я поняла, что он пытается разрядить обстановку, и улыбнулась ему. Мой взгляд упал на кофейный столик, и я обнаружила там крошечные серебряные шарики. Я не раз задавалась вопросом, что это такое, но никогда не спрашивала. Это были следы его, по-видимому, нового шоколадного фетиша. У меня сжалось сердце, когда я вспомнила, как находила пустые обертки Jolly Rancher по всему дому и даже в стиральной машине. Томми обожал карамельки и, развернув их, засовывал целлофановые обертки в карманы. Я проглотила непроходящую печаль и взяла «Поцелуй».

Возвращаясь тем вечером домой, я вспоминала о признании Гризза и приступе паники, захлестнувшем меня в тот момент, когда показалось, будто его слова означают, что уже слишком поздно для нас с ним.

Вместо того, чтобы ехать домой, я направила машину в наш старый район, к Тенистому Ранчо. Когда улица, где жили Картер и Билл, осталась позади, я принялась колесить по другим еще проселочным дорогам. Хотелось подумать, так, чтобы ничего не отвлекало — ни яркие огни, ни оживленное движение города. Я вспоминала все телефонные разговоры и электронные письма, которыми мы обменивались с сестрой Мэри Кэтрин после смерти Томми. В памяти всплыл один из множества наших разговоров, самый последний.

«Чего именно ты боишься, дитя? — спросила она меня, когда я прижала телефон к уху.

— Не знаю, сестра. Думаю, я боюсь того, что могу начать к нему чувствовать. — Или того, что чувствовала всегда и сейчас не хочу признавать.

— И почему же ты этого боишься?

— Наверное, причин несколько. Я думаю, Томми не одобрил бы этого из-за того, кем был Гризз. Гризз практически всю свою жизнь делал противоположное всему тому, во что я верила, и последние пятнадцать лет провел в тюрьме строгого режима. И это мужчина, в которого я хочу снова влюбиться? Чтобы подвергнуть риску собственных детей?

С того конца телефона послышался короткий смешок.

— Я никогда не рассказывала о том, что по долгу служения в свое время часто посещала множество тюрем. На самом деле один из самых замечательных дней в моей жизни был проведен в самой знаменитой тюрьме нашей страны.