Не святой

Глава 14

Амелия

Я упрямо скрещиваю руки, стоя посреди тротуара перед торговым центром. Близнецы стоят по обе стороны, Кольт впереди.

— Миссис Сэйнт, — пытается он.

— Еще раз назовешь меня так, Кольт, и я дам тебе по горлу.

Он закатывает глаза.

— Мистер Сэйнт не пустит вас обратно домой, пока вы не сделаете покупки, так что пойдемте.

— Тогда я не вернусь.

Кольт покраснел.

— А твой сын? — Атлас ворчит. — Ты просто бросишь его?

Мои зубы болезненно скрежещут.

— Я ненавижу вас всех.

Я врываюсь в огромное здание и захожу в первый попавшийся магазин. Даже не утруждая себя поиском, я хватаю платья, джинсы и юбки своего размера, запихивая их в руки троих мужчин, вынужденных следовать за мной. Детской одежды в этом магазине не было, поэтому после того, как они расплатились, я направилась к одному их них.

Проще было купить одежду Линкольна, но еще проще было тратить чужие деньги, покупая сыну новые вещи. У него давно не было ничего нового, а вся одежда, которая ему принадлежала, была куплена в магазинах благотворительности.

Для него я выбираю более тщательно, чтобы все идеально сидело, покупаю ему новые ботинки и кардиганы на лето, вся одежда мягкая под моими пальцами и разных ярких цветов. Я слышу, как мужчины что-то тихо обсуждают, но стоит мне повернуться, как один из них, если не все, наблюдает за мной.

Близнецы нервировали. Атлас навис надо мной, его трудно было не заметить, и в его глазах было много злости, много ненависти. Это было видно по выражению его лица, по тому, как нахмурились брови и потухли глаза. Он не сказал мне больше нескольких слов, и в каждом из них не было ни тепла, ни даже элементарной человечности.

Однако у его брата, Ашера, было больше харизмы, больше обаяния, как я полагала. Он заводил разговоры, даже если они были неловкими.

А Кольт, он был просто щенком. Он был из тех, с кем легко вступить в дружбу, с кем можно было свободно общаться, к тому же он шутил. Если бы я встретила его где-нибудь еще, он бы мне понравился.

Но он работал на Габриэля Сэйнта, поэтому автоматически стал моим врагом.

Они все стали такими.

Я передаю вещи Ашеру, который идет их оплачивать.

— Ладно, теперь мы закончили, — говорю я. — Отвезите меня к моему сыну.

Кольт смотрит на сумки.

— Этого недостаточно, миссис Сэйнт.

— Недостаточно!? — визжу я.

Он качает головой.

Когда Ашер расплатился и вернулся с пакетами для Линкольна, он и Атлас понесли их в машину, а мы ждали внутри торгового центра.

Здесь было жарко. Слишком жарко, к тому же я была голодна. Я не хотела здесь находиться.

— Вы очень бедны — замечает Кольт.

Я отмахиваюсь от него и начинаю идти, но обнаруживаю, что шатаюсь на ногах. Я берусь за край скамейки, чтобы не упасть.

— Миссис Сэйнт, — хватает меня Кольт.

— Прекрати… — прохрипела я. — Перестань называть меня так.

Почему я запыхалась? Я положила руку на голову, глаза затуманились.

— Амелия, — он прижимает меня к себе. — Когда ты ела в последний раз? — я качаю головой, поскольку не могла вспомнить. — Черт.

Его рука обхватывает меня, чтобы удержать в вертикальном положении, и я не сопротивляюсь, пока он ведет меня в сторону зала с едой, усаживая нас обоих за стол у выхода. Он зовет близнецов, прежде чем сделать заказ по меню. Я не слушаю, что он заказывает, так как закрываю глаза и опускаю лицо в ладони, пытаясь прогнать головокружение.

— Вот, — он обхватывает рукой мое запястье, заставляя меня посмотреть на него, и протягивает мне бутылку воды. Я без вопросов беру ее и делаю глоток.

— Я в порядке.

Кольт хмурится на меня.

— Ты будешь есть.

— Просто отвезите меня домой, я поем там.

— Ты поешь здесь.

Проходит двадцать минут, прежде чем головокружение проходит.

— Я в порядке, Кольт, мы можем просто уйти?

Я встаю, так как теперь у меня есть немного больше сил, но рука шлепает по спинке стула, новое тело заполняет пространство, блокируя мне выход.

— Сядь, Амелия, — рычит Габриэль.

У меня открывается рот.

— Что ты здесь делаешь?

— Ты думаешь, они не сказали бы мне, что моя жена больна?

— Я не больна.

— Ты почти потеряла сознание, — возражает он.

Я закатываю глаза и бросаю взгляд на Кольта. Это был либо он, либо один из близнецов, который доложил ему. Я скрещиваю руки и сажусь обратно. У меня не было другого выхода. Он опускается на свободное место рядом со мной, не сводя глаз с моего лица.

Официантка ставит на стол тарелки с едой.

— Ешь.

— Пошел ты.

— Может быть, позже, — низко пробормотал Габриэль. — Ешь.

— Ты отвратителен.

— Мне нужно отойти… — Кольт быстро уходит, оставляя нас наедине.

— Амелия, ты не выйдешь отсюда, пока не доешь.

— Какое тебе дело!?

— Я не позволю своей жене умереть с голоду!

— О, тебе это очень нравится, не так ли, — огрызаюсь я, хватая тарелку с макаронами. — Жена это, жена то, как насчет того, чтобы взять эти слова и засунуть их себе в задницу!

Я запихиваю в рот макароны — слишком много, чтобы удобно было жевать, но мне все равно. Пусть я стану для него отвратительной настолько, что он будет держаться от меня подальше.

Он ухмыляется, наблюдая за мной, и продолжает смотреть, пока я съедаю всю миску, мой желудок болезненно сжимается, когда в нем появляется слишком много пищи.

Он поднимает руку и смахивает немного соуса с моего рта, облизывая палец дочиста, прежде чем пододвинуть ко мне тарелку с картофелем фри.

— Ни в коем случае, — он сверкает глазами. — С меня хватит!

— Еще.

Я успеваю съесть половину картошки, прежде чем чувствую, что вот-вот лопну.

— Я больше не могу.

Он смотрит вниз на еду. Там оставалось еще две полные тарелки еды, от одного взгляда на которую мне становилось плохо. Кольт заказал слишком много.

— Отныне ты будешь есть со мной каждый день, Амелия. Без вопросов. А если это буду не я, то один из моих людей, и будь уверена, они не отпустят тебя, пока ты не съешь достаточное количество еды. Ты моя жена, ты сама о себе позаботишься.

Я насмехаюсь.

— Как скажешь, Габриэль, мы можем идти?

Он вскидывает бровь.

— Без драки и споров?

— Я устала и хочу увидеть своего сына, — вздыхаю я. — Пожалуйста, мы можем просто уйти?

Он смотрит мне в лицо и, едва заметно кивнув, поднимается из-за стола, а затем предлагает руку, чтобы помочь мне выйти. Я не беру ее и вылезаю сама.

— Ты закончила с покупками? — спрашивает он.

— Да.

— Там много вещей?

Я пожимаю плечами.

— Достаточно.

***

Когда мы вернулись, в доме царил хаос: близнецы и Кольт покинули торговый центр задолго до нас, но людей с оружием здесь было больше, чем раньше. Я бросаю взгляд на окна, вижу двор, где накануне проходила церемония, и не замечаю ничего необычного. Ни пятен крови, ни стекол — как будто бойни и не было.

— Где Линкольн? — спрашиваю я.

— В игровой с матерью, — говорит мне Габриэль, подталкивая меня к двери. — Иди. Побудь там немного.

— Что? Сегодня нет клетки?

— Если ты предпочитаешь оставаться взаперти, то будь добра, Амелия.

— А откуда ты знаешь, что я не сбегу?

Он ухмыляется.

— Ты думаешь, что сможешь пройти мимо моих людей? — он оглядывается по сторонам. — Но если тебе это удастся, знай, что я буду преследовать тебя, от меня не уйти, и ты не сможешь спрятаться нигде, где бы я тебя не нашел.

— Спасибо за предупреждение, — усмехнулась я.

Я поворачиваюсь к нему спиной и направляюсь через фойе к двери, ведущей в игровую. За дверью я слышу знакомый смех моего сына, этот теплый, домашний звук, который мгновенно снимает боль в груди, о которой я и не подозревала. Я не привыкла проводить так много времени в разлуке с Линкольном.

Я осторожно и тихонько открываю дверь и заглядываю внутрь. Камилла сидит посреди пола в окружении мягких игрушек и строительных блоков, а Линкольн, счастливо хихикая, сидит перед ней. Странное зрелище: элегантная Камилла Сэйнт слегка растрепана, несомненно, от того, что она часами развлекает моего сына, своего внука.

Я немного растаяла, наблюдая за ними, за тем, как она заботится о нем, с каким терпением она сидит, пока он дергает ее за волосы и тычется в лицо пальцы.

Хочется сейчас обнять сына, и я даю знать о своем присутствии у двери, проскальзывая внутрь. Камилла оглядывается и мягко улыбается. Я предполагаю, что это выражения лица для маленького мальчика, который стоит перед ней и ничего не понимает.

— Как он? — спрашиваю я, присаживаясь на диван. Линкольн замечает меня и тут же улыбается, спотыкаясь о собственные ноги, когда спешит ко мне.

— Отлично, — улыбается она.

Я поднимаю его с пола и сажаю к себе на колени, где крепко обнимаю.

— Он очень похож на Лукаса, когда тот был в таком же возрасте, — вздыхает Камилла. — Авантюрный, игривый, всегда такой любопытный.

— Мне очень жаль вашего сына, — говорю я ей.

— Нет доказательств, что он умер, — шепчет она. — Еще есть надежда.

Я не могла даже представить себе ее боль. Ребенок, сколько бы ему ни было лет, никогда не должен умирать раньше родителей, но жизнь жестока, а эта жизнь была еще более жестокой, насильственной. Но это не значит, что она должна была ожидать этого или смириться с тем, что ее старший мальчик, скорее всего, мертв. Но я этого не говорю. Вместо этого я сочувственно улыбаюсь ей и отпускаю извивающегося Линкольна. Он тут же направляется к ней и усаживается на ее бедра.

Она улыбается сквозь слезящиеся глаза, проводя пальцами по темным волосам Линкольна.

Все оставшееся время мы сидим в тишине, наблюдая за моим сыном. Между нами не было слов, и она не останавливает меня, когда я забираю Линкольна, чтобы покормить и искупать.

Странно, никто не задавал мне вопросов, когда я шла по дому с сыном на бедре, не останавливал, когда я вошла на кухню и стала рыться в шкафах в поисках еды, которой можно было бы накормить Линкольна.

Я не была свободна в любом смысле этого слова, вооруженные люди стояли у каждой двери или бродили по дому, но, кроме их присутствия, они не разговаривали со мной.

Это все равно была тюрьма, даже если Габриэль считал иначе.