Не святой

Глава 39

Габриэль

— Вот так, — похвалил я, прижимаясь к ее тонкой плоти, позволяя пальцам почувствовать перекатывание мышц под моими руками. — Ты такая молодец, leonessa. Такая хорошая девочка.

Ее щеки розовеют, и она радуется тому, что мои слова отвлекают ее, пока я затаскиваю ее в бассейн, вода поднимается, пока я не останавливаю нас, когда она достигает ее подбородка. В ее глазах загорается страх, а ногти впиваются в кожу.

— Все в порядке, — подтверждаю я. — Все в порядке. Я никогда не позволю, чтобы с тобой что-то случилось.

Ее расширенные глаза задерживаются на мне, и я делаю шаг к ней. Я чувствую ее неровное сердцебиение на своей коже, чувствую, как она напугана. Но она была храбрее всех людей, которых я когда-либо встречал: она смотрела в лицо своему страху, доверяя его кому-то.

Я чертовски ненавидел то, что он заставил ее страдать, что он был причиной этого, но теперь этот ублюдок мертв, и ей больше не придется об этом беспокоится.

— Скажи мн-не еще раз, — дрожащим шепотом произносит она.

Я успокаиваю нас обоих и мои губы изгибаются в ухмылке. Я наклоняюсь к ее уху и зажимаю мочку между зубами. Она хнычет, пальцы впиваются в кожу сильнее.

— Хочешь, чтобы я сказал, какая ты хорошая? — шепчу я.

— Да, — она вздыхает.

— Ты такая хорошая девочка, — хвалю я. — Такая смелая. Moglie mia (прим. пер. — Моя жена), ты можешь выдержать все, — ее дыхание вырывается из груди. — Я хочу кое-что сделать, но ты должна мне доверять, хорошо?

Она кивает.

Медленно я скольжу руками вниз по ее телу, пока не обхватываю заднюю поверхность ее бедер, а затем поднимаюсь, заставляя ее ноги обхватить меня.

Она слегка визжит, руки обвиваются вокруг моей шеи и сжимаются так, что давят на дыхательное горло.

— Мне нужно дышать, — легкомысленно произношу я. Она мгновенно отпускает меня, на ее лице написано сожаление, но из-за резкого движения она слишком быстро отклоняется назад, чтобы я мог удержать ее. Ее лицо на секунду погружается под воду, но я поднимаю ее обратно, кладу руку ей на затылок и прижимаю к себе. Она не кричит и не паникует, просто сжимается, когда ее сердце бешено колотится.

— Все хорошо, — говорит она. — Я в порядке.

— Я не могу забрать у тебя воспоминания о бассейнах, Амелия, — говорю я ей, гладя мокрые волосы и нежно придвигаясь ближе, чтобы она почувствовала мой член. — Но я могу дать тебе новые. Новые воспоминания, о которых ты будешь думать всякий раз, когда окажешься у бассейна. Я могу дать тебе то, что заставит тебя страдать и жаждать меня. Что-то, что заставит эти красивые бедра прижаться друг к другу, чтобы снять напряжение.

Она застонала, покачиваясь на моей талии.

— Кто-нибудь может войти.

— Они войдут, только если ты будешь шуметь, — я облизываю ее подбородок, а затем нежно провожу зубами, прижимаясь сильнее. — Я собираюсь трахнуть тебя, Амелия, прямо здесь. Я собираюсь создать с тобой новые воспоминания. И только от тебя зависит, будут ли у нас зрители или нет.

— Пожалуйста, — умоляет она.

— Такие красивые манеры, — хвалю я, поворачивая нас и подходя к краю, прижимая ее спиной к нему. — Держи свои ноги вокруг меня, — говорю я ей, отпуская ее, балансируя на краю, пока берусь за бретельки ее купальника.

Я стягиваю их, освобождая грудь. Ее соски встали от возбуждения, и я наклоняю голову, беря в рот затвердевший бутон, пока спускаю купальник до конца. Она вытягивает руки, чтобы удержаться, и разводит ноги, когда я отпускаю ее сосок и спускаю купальник до конца. Обнаженная и жаждущая, она смотрит на меня потемневшими глазами и приоткрытыми губами.

Я просовываю руку между ее ног, чувствую, как ее скользкая киска прижимается к моей ладони, ласкаю кончиками пальцев ее клитор. Ее голова откидывается назад от удовольствия, которое я ей доставляю, и с ее губ срывается вздох. Я стягиваю шорты и начинаю накачивать свой твердый член, после чего развожу ее ноги в стороны и медленно вхожу, чувствуя, как спазмируются ее стенки, когда я наполняю и растягиваю ее.

— В тебе так хорошо, amore mia (прим. пер — моя любовь), — прошептал я, глядя под водой на движущиеся формы наших тел и на то, как мы прилегаем друг к другу, как мой член исчезает между ее бедер. — Так хорошо, — я выхожу и снова вхожу в нее, руки ложатся на край по обе стороны от нее. Из-за воды мне было трудно трахать ее так, как я хотел, — жестко, быстро и грубо, но удовольствие от того, что я вижу ее вот так, расслабленной в бассейне, ее тело мокрое и готовое для меня, заставляет меня замедляться, пока с ее губ не срывается стон.

— Еще.

— Поднимись из бассейна, — приказываю я, наблюдая за тем, как она это делает, как подпрыгивают ее груди и как напрягаются ее мышцы. Я следую за ней, хватаю ее за колено, чтобы приподнять его, и вхожу в нее.

— Блядь! — кричит она.

Твердая плитка царапает мои колени, когда я вонзаюсь в нее, и звук нашей мокрой кожи, шлепающейся друг о друга, эхом разносится по бассейну.

— Да, — повторяет она. — Да, да.

Я кладу ее лодыжку на свое плечо, а затем моя рука ложится на ее горло, сжимая его, и ее стоны становятся все громче, чем крепче я ее держу. Похвала, как я вижу, была не единственным ее пристрастием.

Я ухмыляюсь, представляя, сколько удовольствия я мог бы получить с моей красивой женой.

Я без устали вхожу ее тугую киску, с каждым толчком касаясь ее клитор.

— Моя, — рычу я. — Ты моя.

— Да, Габриэль, — задыхается она. — Я твоя.

Сбоку от себя я слышу какой-то звук, словно дверь захлопывается или в нее стучат, но я слишком далеко от реальности, наслаждение слишком велико, чтобы я обратил на это внимание, а не на то, как сжимаются мои яйца, моя кульминация вот-вот прорвется через меня, а она еще не кончила.

Этого, блядь, нельзя было допустить.

Она была вся мокрая, ее киска была такой влажной и теплой, что я знал, что это не займет много времени. Ее позвоночник выгибается, груди вздымаются, и я сжимаю ее горло сильнее, настолько, что становится больно. Ее руки впиваются в мои запястья, но не для того, чтобы оттолкнуть, а для того, чтобы притянуть сильнее.

Я резко отстраняюсь, становясь на колени между ее ног.

— Повернись, — говорю я. — И встань на колени.

Она подчиняется, поворачивается ко мне спиной, и вид ее задницы, кажется, заставляет меня напрячься еще сильнее. Черт, вот это задница… Я слегка подталкиваю ее вперед, а после моя рука шлепает ее по ягодице, на которой появляется покраснение. Она вскрикивает, когда я начинаю двигаться, насаживая ее на свой член.

И тут она кончает, сильно и яростно, ее киска беспорядочно спазмируются вокруг моего члена, а я продолжаю входить в нее.

— Cazzo (прим. пер. — Черт), — прорычал я, потянувшись, чтобы погладить ее клитор. — Я хочу еще, — рычу я.

— Господи, — кричит она. — Я не могу. Я не могу.

Но я не останавливаюсь, желая получить от нее больше, желая почувствовать, как ее сладкая киска еще крепче сжимает мой член.

— Черт возьми, — простонал я. — Ты, блядь, можешь, и ты, блядь, будешь. Ты дашь мне еще, как хорошая девочка, которой я тебя знаю.

Ее возбуждение покрывает меня, мои бедра, мои пальцы, пока я играю и трахаюсь, я собирался скоро кончить, и сильно. Мои зубы вонзаются в мягкое место между ее шеей и плечом, достаточно сильно, чтобы поставить синяк, причинить ей боль, и этот оргазм переходит в другой, когда я взрываюсь в ней, опустошая себя и наполняя ее. Она вскрикивает, а мой рев глушится о ее кожу.

Удовлетворившись, я облизываю синяк на плече, и снова притягиваю ее к себе. Она тяжело дышит, мы оба мокрые, задыхаемся…

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Она кивает, не находя слов. Я скольжу руками по ее обнаженному телу, тепло которого словно клеймо на моей коже.

Она была так совершенна.

Такая чертовски правильная.

Мне стало физически больно от мысли о том, какой будет моя мрачная жизнь без нее.

Mondo mia. Мой мир.

Moglie mia. Моя жена.

Amore mia. Моя любовь.