Не святой

Глава 26

Габриэль

Мой город рушился. Мои люди умирали. В моих стенах завелся предатель, но сейчас ничто не имело значения.

Ни кровь, ни смерть, ни угрозы, ни война. Только это. Только она.

Я скольжу по ее телу, не вытирая ее возбуждение с подбородка и губ, чтобы она могла почувствовать, как сильно она принадлежит мне. Черт.

Увидев ее в дверном проеме, с приоткрытыми губами, грудью, вздымающейся от тяжелого дыхания, я чуть не кончил на месте. А когда я увидел эти затвердевшие соски и дрожащие бедра, я понял, что она нужна мне немедленно.

Больше никаких игр. Никаких дразнилок.

Она отдавалась мне.

Ее “да” — это все, что мне было нужно.

Я хотел, чтобы ее киска была на моем языке с того самого момента, как мы сказали друг другу “да” на свадьбе.

Она целует меня так же жадно, как я целую ее, ее желание еще не удовлетворено. Хорошо.

Я буду продолжать ее мучатся, я буду заставлять ее умолять.

Я поднимаю ее с прилавка, обхватив руками ее попку, когда она обвила ногами мою талию. Мой член находится в опасной близости ее жара, но я не хочу брать ее здесь. В первую ночь я хотел, чтобы она лежала в моей постели, выгнувшись и выставив попку вверх, но после этого я буду брать ее везде, где только смогу.

Она неожиданно тянется назад, когда я собираюсь уходить, и хватает маленькую штучку, которую она ранее уронила. Быстрый взгляд говорит мне, что это радионяня для Линкольна.

Я знал, что мои люди покинут это место, как только увидят, что она идет ко мне, поэтому я не беспокоился о том, что ее стоны кто-нибудь услышит. Я распахиваю дверь, ее рот на моем, ее грудь, все еще прикрыта этим проклятым материалом, прижата к моей.

Голая. Она нужна была мне полностью обнаженной.

Я хотел видеть ее всю.

В комнате было темно, но когда я хотел включить свет, она оторвала свой рот от моего, говоря: —Никакого света.

Я замер.

— Что?

— Не надо света, пожалуйста.

— Амелия, я только что отлизал тебе, а ты что? Стесняешься?

— Пожалуйста, — она крутит бедрами и целует меня, но голос ее дрожит, мольба отчаянная, и я подчиняюсь, оставляя свет выключенным.

Комната была освещена лишь лунным светом, который проникал через окно слева от кровати, серебристо освещая простыни, но он никогда не был достаточно ярким, чтобы я мог видеть ее всю.

Разочарование сидело у меня на языке, пока ее сладкий вкус снова не ворвался в мой рот, а руки не запустились в мои волосы. Я несу ее к кровати, наклоняясь, чтобы она упала спиной на матрас.

— Ты нужен мне, — шепчет она, прижимаясь к моим плечам.

Я застонал от этих слов. Как долго я ждал, чтобы она их произнесла. Опираясь на локти, я целую ее, потом щеку, челюсть, провожу зубами по горлу, опускаясь вниз, пока она не поднимает руки, останавливая.

— Что случилось?

— Ничего, Габриэль, ничего, — тихо сказала она мне, но я знал, что что-то есть, и она это скрывает. — Пожалуйста.

— Ты умоляешь меня, — шепчу я, проводя руками вниз по ее животу, а затем обратно вверх, проводя пальцами под ее грудью. Я хотел видеть ее, видеть ее тело и ее лицо, видеть, как оно будет извиваться от удовольствия.

— Да, — шипит она сквозь зубы, когда я беру сосок между пальцами, перекатывая напрягшуюся вершину.

— Ты так долго боролась, leonessa, — я наклоняюсь и беру тот же сосок между зубами. — Но теперь ты моя.

— Габриэль, — задыхается она, раздвигая ноги, когда я устраиваюсь между ними, и головка моего ноющего члена проникает в нее. — Черт, какой же ты огромный.

— Ты возьмешь меня, leonessa, — я лизнул ее грудь. — Ты сможешь это выдержать.

— Блядь, — хрипит она.

— Ты уверена? — спрашиваю я, не в силах забыть о ее тайне. — Когда ты оконалельно станешь моей, я тебя не отдам. Одного раза будет недостаточно. Я буду трахать тебя, я буду требовать тебя, и ты будешь моей, хорошо?

Я должен был быть убедиться, что ее нежелание включать свет и ее скованность не связаны с тем, что она больше не хочет этого. Я бы ушел. Я бы чертовски ненавидел это, но я бы остановился.

— Я уверена, — хотя я не могу видеть ясно, я знаю, что она смотрит на меня сверху, распластанная и открытая для меня. — Я уверена, Габриэль.

— Я не отпущу тебя, — напоминаю я ей. — Ты моя.

— Хорошо, — вздохнула она. — Я твоя. Твоя жена.

— Cazzo (прим. пер. — Черт), — простонал я. Блядь. — Moglie mia (прим. пер. — Моя жена).

Я не знал, говорила она это потому, что думала, что я хочу это услышать, или потому, что она имела это ввиду. Блядь, я хотел ее всю, хотел поглотить ее.

Я вошел в нее, не торопясь, растягивая, ее влажность помогла мне легко войти в нее.

— Хорошо?

Она хватает меня за затылок и впивается в меня поцелуем, обхватывая меня ногами так, что пятки ее ног упираются мне в задницу.

Я пытаюсь запомнить ее вкус на своем языке, запомнить момент, когда она становится моей, блядь, полностью. Сначала я вхожу в нее медленно, осторожно, заполняя ее, используя свою тазовую кость, чтобы добавить немного трения к ее сверхчувствительному клитору. Она была такой мокрой для меня, что капала на мой член и яйца, намочив простыни под своей задницей.

— Ты ведь так хотела меня, да? — шепчу я ей в губы. — Ты такая охуенно мокрая, Амелия. Ты не можешь больше мне отказывать. Ты создана для меня.

— Пожалуйста, — умоляет она.

— Ммм, — я вгоняю в нее член все сильнее. — Слышать, как ты умоляешь меня, жена, — это самая приятная музыка.

— О Боже, — дышит она.

Остановившись, я опускаюсь ниже, пока мой рот не оказывается у ее уха.

— Marito (прим. пер. — муж), муж, Габриэль. Выбери что-то одно, Амелия. Здесь я, а не Бог. Твой муж.

И с этими словами я резко переворачиваю ее, хватаю за бедра и поднимаю ее задницу вверх и назад, прежде чем насадить ее на свой член. Она громко и протяжно кричит, но я не останавливаюсь, я вхожу в нее, трахая ее жестко, с громким шлепком нашей кожи. Мои руки охватывают ее талию, притягивая ее к себе, позволяя ее тугой киске двигаться вверх и вниз по моему стволу.

— Блядь, Габриэль, да!

— Вот так, leonessa, кричи для меня.

— Я сейчас кончу, — кричит она. — Черт, я не могу.

Она корчится подо мной, но я не позволяю ей вырваться, вместо этого я закрепляю одну ногу на кровати и сильно вхожу в нее, ударяя в это сладкое маленькое местечко внутри, и тянусь вокруг, чтобы обвести пальцами ее набухший клитор.

— Да, да, да, — повторяет она.

— Кончи на мой член, Амелия. Дай мне почувствовать, как эта тугая киска хочет меня.

Она громко стонет, царапая ногтями простыни, а затем она кончает, сильно и неистово, ее кульминация смачивает мой член и пах, капая на мои бедра, пока я пробиваюсь сквозь нее.

Я собирался кончить, и, хотя я знал, что она принимает противозачаточные средства, я не хотел делать это без ее разрешения.

Я накачивал себя, чувствуя, как после оргазма спазмируются ее внутренние стенки, и ждал до последней минуты, прежде чем резко вырваться и кончить ей на спину, горячие струи ударили по ее коже, когда я зарычал.

Она безвольно опускается на матрас, и я с трудом удерживаюсь на ногах, держась одной рукой за кровать, а другой — за член, выпуская последние капли оргазма.

Затаив дыхание, я выпрямляюсь и тянусь вперед, размазывая по ее коже свою кончу.

— Габриэль, — пытается она.

— Шшш, — приказываю я, втирая это в ее кожу, словно лосьон. Я чувствую бугорки, похожие на шрамы на ее плоти. Растяжки, я думаю, от беременности, и прилагаю больше усилий, массируя ее кожу и используя свой оргазм как масло.

— Габриэль, — снова говорит она.

Я опускаюсь на нее и обхватываю рукой ее горло, оттягивая ее голову назад. Она задыхается, и я кладу пальцы ей на язык.

— Оближи их, Амелия, попробуй, что ты делаешь со мной.

Она обхватывает их губами и сосет, а я опускаю голову и вздыхаю.

— Я еще не закончил с тобой, жена, — шепчу я обещание ей в волосы. — Отнюдь нет.