Мачеха мечты

Глава 11

Варенька получила от отца в подарок настоящий дворец для своих куколок. По спецзаказу Виктора дизайнеры игрушек воссоздали точную копию особняка Губановых, изменив лишь его размеры. Дверки комнат открывались и закрывались, а миниатюрная мебель была изготовлена так искусно, будто над ней трудилась тысяча трудолюбивых эльфов.

Не успел Виктор собрать воедино части этого замысловатого конструктора, как Варенька тут же пожелала разместить в нем своих любимец. В первую очередь она уложила в кроватку двух маленьких пупсов, а между ними — Барби, самую красивую из всех.

Намурлыкав незатейливый мотив колыбельной, девочка перенесла всех троих на кухню и занялась завтраком. Придирчиво осмотрела сложенные в кладовой продукты, выбрала несколько и с серьезным видом принялась «стряпать».

Наблюдавший за дочерью Виктор был растроган до глубины души. Потрепав маленькую «хозяюшку» по пушистой головке он ласково подметил:

— Тебе хочется иметь сестренку, ведь так?

Варенька оторвалась от дел и недоуменно вскинула русые бровки. Потом потянулась за одним из пупсов, прижала его к себе и неуверенно, но вполне отчетливо произнесла первое в своей жизни слово:

— Ма… са.

Виктор рассмеялся и смахнул с уголка глаза предательски выступившую влажную каплю.

— Наверное, ты хотела сказать: мама.

Но Варенька произнесла именно то, что хотела. А после слов отца в ее объятия перебралась и Барби, светловолосая и зеленоглазая. Девочка прижала к себе куколок и умильно агукнула, явно пытаясь поведать отцу о чем-то важном.

— Я все понял, — окончательно растаял Виктор. — Ты соскучилась по маме и хочешь поскорее оказаться в ее объятиях. Пойдем, разбудим ее.

Но исполнить задуманное ему помешала Вера. Она буквально ворвалась в детскую; лицо ее было непривычно хмурым и сосредоточенным. Сухо поприветствовав племянника, экономка тут же перешла к главному:

— Мне нужно срочно с тобой побеседовать.

Внезапное появление Веры насторожило Виктора.

— Что за спешка? Разве хозяйственные вопросы не могу подождать? Я только приехал и мне не терпится поздороваться с Елей. Мы можем обсудить дела потом, не забывай, сегодня ведь день рождения Вареньки.

Упрек племянника не лишил Веру мужества. Она тяжело вздохнула и задумчиво посмотрела на Вареньку.

— Речь пойдет не о хозяйственных делах, а о счастье твоей дочери. Мне нужно многое тебе рассказать.

Глядя на Веру, Виктор понял, что разговор предстоит долгий и не слишком приятный.

— Хорошо, сейчас я отнесу Вареньку к Еле и спущусь в кабинет. Жду тебя там через пятнадцать минут.

Вера нерешительно замерла в дверном проеме, устало прислонилась к косяку и отважилась возразить:

— Будет лучше, если мы обсудим этот вопрос прежде, чем ты встретишься с Гелей.

— Ты пугаешь меня, тетушка, — Виктор попытался перевести все в шутку: — можно мне вначале принять ванну, выпить чашечку кофе?

— Боюсь, мой рассказ отобьет у тебя аппетит, — Вера была непреклонна.

Виктору стало совсем не до шуток. Бросив тревожный взгляд в сторону ни о чем не подозревающей дочери, он согласился побеседовать немедленно.

— Нет, Вареньке не стоит слушать то, о чем пойдет речь, — вновь возразила Вера. — Лучше отнесу девочку на кухню: там ее покормят и отвлекут игрой. И не беспокойся, я передам нашу малышку в надежные руки: она даже соскучиться не успеет.

Терзаемый сомненьями, Виктор позволил Вере забрать Вареньку. Сам он не спеша добрел до кабинета, уселся в рабочее кресло и, закинув руки за голову, измученно прикрыл глаза. За вспышкой света, озарившей на мгновение его жизнь, последовал оглушительный раскат грома.

Вера, едва появившись в кабинете племянника, принялась пересказывать то, что поведала ей Дарья. Не дерзнув упомянуть о няне, экономка приняла удар на себя и призналась, что это она подслушала болтовню его жены с подругой. В честности Дарьи пожилая женщина нисколько не сомневалась.

Виктор задумался, размышляя над услышанным. Судя по выражению лица, он не до конца верил тетушке.

— Мало ли что могло взбрести в голову Елиным подругам? Они могут болтать все, что угодно. Но отчего ты решила, что Еля согласится?

Вера с трудом удержалась от искушения рассказать племяннику обо всех событиях, творящихся в доме в его отсутствие. Борясь между желанием сохранить за собой «теплое» место экономки и стремлением говорить правду, она замолчала, собираясь с мыслями.

Замешательство тетушки только убедило Виктора в подозрениях.

— Ты невзлюбила Елю с первого дня ее появления в этом доме, и я, отчасти, понимаю почему. Но не стоит впутывать в эту вражду Вареньку.

Заявление племянника больно ранило Веру. Как может он, знакомый с ней с детства, сомневаться в ее преданности? В ее искреннем стремлении помочь?

— Напрасно ты полагаешь, будто я стремлюсь внести в твою семью разлад. Я люблю Вареньку не меньше, чем тебя. И обоим вам желаю только счастья. Но я не могу молча смотреть на то, как Геля обходится с тобой и с дочерью. И если ты можешь сам за себя постоять, то малышка на это не способна. Прошу тебя, поговори с Гелей, потребуй, чтобы она больше внимания уделяла Вареньке.

— О чем ты говоришь? — взвился Виктор. — Елечка прекрасно справляется с ролью матери! Ты только посмотри на Вареньку: какая она крепкая и жизнерадостная. Нет, я отказываюсь верить в то, что моя жена способна на предательство.

«Что ж, — решила для себя Вера, — придется рассказать Виктору обо всем, что я хранила втайне. И если ради счастья и здоровья племянницы мне придется пожертвовать местом — пусть. Я к этому готова». Набрав полную грудь воздуха, Вера раскрыла рот, намереваясь выдать все, о чем знала.

В этот момент дверь кабинета разверзлась и внутрь, приторно и неестественно улыбаясь, впорхнула Ангелина. В кремовом пеньюаре, домашних туфельках на тонком каблучке и свежем макияже, она почти полностью соответствовала собственному имени. Если бы не одно но: мышиные ее глазки выдавали полыхающее внутри бешенство, пронзали насквозь ненавистных домочадцев.

Игриво виляя бедрами, «леди» подплыла к мужу, небрежно чмокнула его в щеку.

— Доброе утро, — как ни в чем не бывало, произнесла она. — Не знала, что ты вернулся.

Вера внутренне перекосилась от такого заявления. Во-первых, Ангелина редко поднималась с постели раньше полудня, а во-вторых, нескромный наряд и далеко не будничный макияж говорили сами за себя.

Виктор, напротив, был счастлив оттого, что Елечка сменила гнев на милость. Отпала необходимость в примирении, и он безоговорочно принял правила игры, навязанные супругой: стал вести себя как будто ссоры между ними и не бывало. Усадил Ангелину себе на колени, положил подбородок на ее заостренное лилейно-белое плечо.

— Представляешь, — обратился он к супруге, — сегодня я первый раз услышал, как наша девочка говорит. Варенька сказала «Мама»!

Ангелина похлопала накладными ресницами, точно припоминая, о ком идет речь.

Спустя минуту спохватилась, просияла от собственной значимости. Вздернула лошадиный подбородок и едва не заржала, упиваясь гордыней.

— Так и должно быть, разве нет?

Веру едва удар не хватил от заявления Гели. Экономка громко кашлянула, привлекая внимание племянника.

Виктор неохотно оторвался от обсуждения достижений дочери, возвращаясь к оставленной теме. Тщательно продумывая каждое слово, обратился к супруге:

— Скажи, Елечка, твои подруги когда-нибудь предлагали передать Вареньку на воспитание в закрытый частный пансион?

Лицо госпожи Губановой вытянулось сильнее обычного, гневные слова застряли в ее горле. Бросив уничижительный взгляд в сторону экономки, «леди» глубоко вздохнула, распрямила спину и нехотя процедила:

— Не припомню такого…

Виктора этот ответ не устроил.

— Вера утверждает, будто ты обсуждала этот вопрос совсем недавно.

Ангелина не сдержала гневного восклицания, резко вскочила с колен мужа. Она бы с удовольствием выцарапала глаза ненавистной экономке, и только присутствие Виктора удержало ее от этой выходки.

«Леди» напустила на лицо суровое выражение и возбужденно произнесла:

— Разве ты не знаешь, что твоя тетка меня ненавидит и всеми силами стремится очернить! Неужели ты и правда думаешь, что я на такое способна?

— Так ты обсуждала этот вопрос с подругами или нет? — настаивал Виктор?

Ангелина зашипела в сторону Веры и, как злобный шакал, скалясь и подрагивая, заметалась по кабинету.

Виктор наблюдал за ней молча, терпеливо дожидаясь ответа.

И вот Ангелина остановилась, резко обернулась к мужу. Красные пятна гнева проступили через толстый слой грима, сводя к нулю многочасовую работу над невзрачным лицом.

— Возможно, кто-то из моих подруг и предлагал нечто подобное.

— Что послужило причиной подобного разговора? — Виктор пошел ва-банк. Он мог стерпеть многое, но не обиду, нанесенную дочери.

Подбирая себе подходящее оправдание, Ангелина натолкнулась на одну интереснейшую мысль:

— Я неоднократно замечала, что твоя драгоценная тетушка обижает Вареньку, вымещая на ней ненависть ко мне.

Вера ахнула. Виктор повернул голову и многозначительно взглянул на пораженную экономку.

Понимая, что ее уловка возымела нужный эффект, Ангелина продолжила:

— К сожалению, я не всегда могу находиться возле Вареньки, а потому не в силах препятствовать рукоприкладству Веры. И только стремление защитить дочь заставило меня обсудить этот вопрос с подругами. И да, в ответ они предложили мне отослать девочку из дома. Но это вынужденная мера: ты запретил мне увольнять тетку, развязав тем самым ей руки.

Закончив свою пламенную речь, Ангелина застыла, молитвенно сложив руки на груди. В глазах ее читалась ангельская грусть и притворное смирение. Актрисой госпожа Губанова была непревзойденной.

Вера сжалась в комок, став похожей на бездомного котенка, забившегося в угол. Она переводила не верящий взгляд с племянника на Ангелину, не в силах выжать из себя ни звука. Осознание произошедшего накрыло ее, подобно могильной плите: ни вздохнуть, ни пошевелиться.

Виктор сомневался в правдивости рассказа супруги, а потому обратился к ней с вопросом:

— Кто-нибудь из слуг может подтвердить то, что Вера хоть раз била нашу дочь?

Ангелина склонила голову набок, тяжко вздохнула и потупилась.

— Прислуга подчиняется ей. Как видишь, кроме меня, заступиться за Вареньку некому.

— Ты веришь ей?! — Вера в конце концов обрела способность говорить. — Считаешь, я могла причинить вред любимой племяннице?

Виктор облокотился на край столешницы, спрятал лицо в ладонях. В воздухе повисло молчание — холодное липкое, всепроникающее, оно, казалось, мгновенно заполонило все пространство кабинета.

Униженная, оскорбленная, на подкашивающихся ногах, Вера доковыляла до двери, распахнула ее. Слезы затуманили ей глаза; обида залила легкие раскаленной смолой. Оправдываться и возражать она не стала: в этом не было нужды. Поведение племянника было красноречивее тысячи слов.

Двигаясь, как сомнамбула, Вера вышла в коридор. Добрела до своей спальни, собрала вещи. Не удержалась от соблазна: сняла со стены семейное фото Губановых, черным маркером закрасила образ Гели. Преобразившийся снимок она бережно завернула в простыню и положила на дно чемодана.